Старшего дознавателя Шарыгина было не узнать. Спокойный, вальяжный, добродушно-предупредительная улыбка. Мышкин глянул на руку: никакой дрожи, спокойно поигрывает карандашом. Глаза блестят, но блеск стеклянный. Ноздри покрасневшие, влажные. Чуть склонившись к Шарыгину, Мышкин незаметно понюхал воздух. Слабо пахло сгоревшим электропроводом. «Эге, дознаватель. Ты совсем бдительность потерял. Что ж не припудрил носик кокаином раньше?»
– Мне очень жаль, Дмитрий Евграфович, – сочувственно заговорил Шарыгин, – что заставил вас ждать. Дело не простое, понимаете ли. Я могу рассчитывать на ваше понимание и помощь? Поможете юстиции? Торжеству правосудия?
– Если смогу, – сдержанно пообещал Мышкин. – Из любви к юстиции. С детства ее люблю.
И протянул к дознавателю руки.
– Ну что же это такое? – возмутился Шарыгин. – Зачем? Бандера! – указал пальцем на наручники. – Что за безобразие? Пытки запрещенные применяешь к задержанному? Снять немедленно!
Бандера притащил из другой комнаты садовый резак, но освобождать Мышкина почему-то не спешил.
– Перестарались, извините, – улыбнулся Шарыгин. – В любой работе бывает. В вашей, наверное, тоже.
– Бывает, – согласился Мышкин.
– Итак, – Шарыгин открыл тонкую картонную папку. – С Шатровой Мариной Михайловной знакомы?
– Да, – еле слышно сказал Мышкин.
– При каких обстоятельствах вы с ней познакомились?
– Вы снимете наручники, наконец?
– Конечно, конечно! – поспешил еще раз заверить Шарыгин. – Так при каких обстоятельствах?
– У меня распухли суставы, – упрямо сказал Мышкин. – И аллергия на пластмассу.
– Я же сказал – сейчас! Сию минуту.
Его крошечные, словно булавочные головки, зрачки кольнули Мышкина.
– При каких обстоятельствах?
– Пытки законом запрещены, – веско заявил Мышкин. – Ваша Россия подписала на этот счет международную конвенцию.
– Вы о чем? – удивился дознаватель.
– Пластмассовые наручники.
Дознаватель огорчился.
– Не ожидал от вас, не ожидал, – покачал бритой головой. – Вам добра желают, а вы…
– Это я уже слышал. От ваших тонтон-макутов [52] .
– Нельзя так. Агрессивно ведете себя на допросе. Дознавателя перебиваете, слова не даете сказать. Нелепые обвинения предъявляете. Каких-то макутов называете и опять же с угрозой. А потом дознавателя душить начнете. Попытаетесь – уж это точно! Много таких я видел. Все они из этой комнаты отправились на магаданские курорты лес валить. Валить и сажать. И снова валить. И снова сажать. Есть, правда, и другие курорты – урановые шахты.
– Снимите наручники, – потребовал Мышкин. – О каком сотрудничестве вы говорите? Смешно. Сотрудничество подразумевает равенство возможностей и исключает насилие.
Такого аргумента Шарыгин явно не ожидал. Но кокаин держал его на подъеме, и он все сообразил за секунду.
– Сержант Бандера! Снять сейчас же! Сколько ждать?
Растирая онемевшие и распухшие кисти, Мышкин удовлетворенно отметил, что одержал хоть и крохотную, но победу.
– Примерно три недели назад, – заговорил Мышкин, – мы с Мариной Шатровой случайно оказались в одном вагоне пригородной электрички. Там на нее напала шайка насильников и убийц.
– Да что вы говорите! – воскликнул пораженный Шарыгин. – Не может быть!
– Почему не может? – возразил Мышкин. – Такое каждый день теперь – сплошь и рядом. Вы, как государственный служащий, должны знать лучше меня.
– И что было дальше? Все это так интересно! – доверительно признался Шарыгин.
– Меня сбили с ног и выбросили на ходу поезда, а Марину Шатрову попытались изнасиловать там же, в вагоне.
– Как это так? – не понял дознаватель. – Как вы узнали, что ее пытались изнасиловать, если вас выбросили?
– Сначала пытались изнасиловать, а когда я попробовал вмешаться, меня выбросили из вагона.
– И что Шатрова? Расслабилась и получила удовольствие? – с подкупающей простотой поинтересовался дознаватель.
– Пока они возились со мной, она убежала. Поезд остановился, она сошла, вернулась ко мне, оказала первую помощь.
– Так-так-так! – разочарованно произнес дознаватель. – Огорчаете, Дмитрий Евграфович. Не уважаете меня. Всех в этом помещении не уважаете. И в нашем лице – закон с правами человека. Не могли придумать что-нибудь поинтереснее?
– Мне не надо ничего придумывать, – возразил Мышкин. – Все так и было.
Шарыгин лег на стол объемным животом и заговорил, полный сострадания:
– Дмитрий Евграфович! Какое у вас интересное отчество. Культурное. Мы все здесь вас сильно уважаем и сочувствуем. Каждый может оказаться, от сумы да от тюрьмы… Только неувязочка выходит! – с отчетливой угрозой неожиданно рыкнул он. – Большая!
– В чем неувязка? – похолодел Мышкин.
– Именно в тот день 18 июня в двадцать часов тридцать две минуты в райотдел полиции поступило заявление от гражданки Шатровой Марины Михайловны, проживающей по проспекту Шверника, дом шесть, квартира восемнадцать… Она?
– Она.
– Не отрицаете? Хоть это радует… Итак, в тот же день в райотдел внутренних дел поступило заявление от гражданки Шатровой Марины Михайловны о том… – он достал из папки лист с отпечатанным текстом. – Цитирую из документа, чтобы вы меня потом не обвинили. «В пригородном электропоезде Сосново – Санкт-Петербург в пустом вагоне на меня напал пьяный мужчина, разорвал на мне всю одежду вплоть до нижнего белья и попытался изнасиловать в извращенной форме. За меня попытались затупиться вошедшие в вагон подростки, сколько их было – не помню, но потом слышала, что они состоят в местной антифашистской организации. Сначала они попытались пристыдить этого мужчину, но он был сильно пьян, избил мальчиков и повыбрасывал их из вагона на полном ходу. Я попыталась бежать, но мужчина преследовал меня все время до самого дома. Ворвался со мной в мою квартиру и угрожал расправой и даже убийством в случае моего обращения в правоохранительные органы. В нападавшем насильнике я с полной уверенностью опознала доктора Мышкина Дмитрия Евграфовича, которого очень часто встречала в своем доме, когда он еще студентом приходил к моему отцу сдавать зачеты»… Такие дела. Что скажете?
Но Мышкин ничего сказать не мог. Он попытался улыбнуться, но вместо улыбки у него получился злобный оскал.
– Так что скажете? – ласково повторил Шарыгин.
– Здесь говорить нечего. Спросите у того, кто сочинил этот бред.
– Но, но! – погрозил пальцем дознаватель. – Это документ, как-никак.
– Можно вопрос?
– Пожалуйста. У вас имеются все права человека, – разрешил дознаватель.
– Уголовное наказание за заведомую дачу ложных показаний в России отменено?
– Нет, вроде бы.
– «Вроде бы…», – повторил Мышкин. – А заведомый обман правоохранительных органов карается?
– Разумеется.
– Ну хоть за это спасибо. Тут еще одна, третья по счету, уголовная статья просматривается: клевета. Ну и нанесение ущерба – тут можно покопаться и еще что-нибудь выкопать. А ведь этот мерзавец еще и вас под удар подставил. И мне будет искренне жаль, если еще и вы пострадаете из-за гада, который сочинил эту пакость.
– Хм… Спасибо за заботу. Это весь ваш комментарий?
– Не весь. К нему имеется рекомендация. Желаете?
– Интересно.
– Арестуйте сочинителя – и в суд. Дело верное. Для вас дополнительное раскрытие преступления. Статистика улучшится. Хорошо ведь?
– Очень хорошо. Я только еще не все сказал про эту бумагу. Она, как вы правильно отметили, в вашем деле не имеет процессуального значения. К тому же не была, как следует, оформлена. Дежурный не зарегистрировал заявление. Уже наказан. Мне его не жалко. Одним оборотнем в погонах меньше. Кстати, откуда вы так хорошо разбираетесь в юриспруденции?
– Так ведь меня часто в эксперты приглашают. Прокуратура, следственный комитет. И спецслужбы бывало…
– И все же, Дмитрий Евграфович, мы с вами не продвинулись ни на шаг, увы! – озабоченно сказал Шарыгин. – Что же нам с вами делать? С вами – значит, нам с вами. Вдвоем. Сообща. Надо искать выход. Помогите мне! А я помогу вам.
– Что вы ждете от меня? – спросил Мышкин. – Если вы озабочены тем, чтобы найти убийцу Марны Шатровой, то обещаю: в лепешку разобьюсь, все сделаю, чтоб вам помочь.
– О! – воскликнул Шарыгин, подняв указательный палец. – Мне только что в голову пришла эврика. Есть отличная идея. Мы сэкономим друг другу массу времени и нервов.
Он извлек из ящика стола сверток и положил перед Мышкиным.
– Узнаете?
Мышкин увидел в прозрачном пакете четырехгранную бутылку из-под виски «Джонни Уокер» с отбитым горлышком. И горлышко тоже здесь, с острыми краями, а на них почерневшие следы крови. Его, Мышкина крови.
– Кажется, да, – произнес Мышкин. – Нет, я точно узнал эту бутылку. Я был в гостях у Шатровой и отбил, точнее, отломал горло с пробкой. И порезался – вот, – он показал свежий шрам на правой ладони.
– Замечательно! Просто замечательно! – обрадовался Шарыгин, даже не посмотрев на ладонь. – Кровь: группа вторая, резус-фактор положительный. Это кровь гражданки Шатровой.
Он перевернул пакет и показал Мышкину наклейку «Орудие убийства».
– Еще не факт! – возразил Мышкин. – У меня тоже вторая группа, резус положительный.
– Ну и что?
– Как «ну и что»?! Нужно сделать клинический анализ. И посмотреть ДНК. И не гадать на кок… на кофе! На кофейной гуще, – уточнил он.
Шарыгин поморщился и слабо отмахнулся от Мышкина.
– Зачем кричать? Не надо кричать. Не на базаре. А то подумают, что вы угрожаете правоохранительным органам.
– Я только предлагаю провести генетическую экспертизу, – твердо произнес Дмитрий Евграфович. – Анализ ДНК все поставит на место.
Неожиданно Шарыгин ударил кулаком по столу с такой силой, что Мышкин отшатнулся. На столе подпрыгнула и зазвенела бутылка из-под виски.
– На кой хрен мне нужна твоя ДНК! А ты подумал, козел очкастый, сколько стоит генетическая экспертиза?! – визгливо закричал Шарыгин. – И сколько времени? А у нас – сроки. На наши сроки тебе наплевать. Тогда о своем сроке подумай – сколько ты получишь! Не хочешь? ДНК ему!.. Может, тебе еще и пива холодного сюда подать? И бабу не потную? Ты только скажи. Все сделаем!