расположено?
– Во Франции. В аэропорту Орли. Там без наценки и пошлин купить можно.
– Когда же ты успела сгонять в аэропорт Орли и купить бутылку без наценки? В обеденный перерыв?
Тут Большая Берта улыбнулась – несмело, вымученно, но все-таки это была улыбка – первая человеческая улыбка, которую Мышкин увидел за последние дни.
– Подарили, – она отвела взгляд в сторону.
– Полный атас! Никогда бы не поверил, что таким девушкам, как ты, во французском аэропорту Орли ни с того, ни с сего дарят бутылками коньяк «мартель». Но если ты на этом настаиваешь… Лучший способ проверить – попробовать.
Она поставила перед ним богатую коробку – красную с золотом. Мышкин открыл, вытащил бутылку и опешил: бутылка была старого темно-зеленого стекла, тяжелая, грязная – в пыли и даже с паутиной.
– Фу, гадость! – поморщился он. – На какой помойке нашла? Это в Орли такие помойки? А коробка-то – коробка! Вот так нас, простых смертных, обманывают в аэропортах.
– На этикетку гляньте, – невозмутимо предложила Большая Берта.
– Да что твоя этикетка! При нынешнем развитии полиграфии…
На блеклой этикетке он нашел: «Répandre 1911».
– Сто лет! – поразился Мышкин. – Не может быть! И паутине сто лет?
– И паутине, – подтвердила Клементьева. – Ее специально не снимают. И пыль не вытирают. Ей тоже сто лет.
– Как интересно! Скажи честно, где спёрла? Или все-таки купила?
– Не по карману, – вздохнула Клементьева.
– Сколько же может стоить столетняя отрава?
– Восемь тысяч евро.
– Батюшки-светы! Машину можно купить! Лучше бы машину купила!
– Подарок.
– Тогда открываем!
Первую они выпили не чокаясь. Коньяк был густой, от него исходил богатый аромат винограда, и совсем не чувствовался алкоголь.
– Не распробовал! – заявил Мышкин.
Выпили еще по одной.
– А знаешь, вроде ничего! – признал Мышкин. – Может, в самом деле, не палёный. Я бы тоже не отказался от такого подарка.
– Вообще-то, это ваш коньяк.
– Ошибаешься. Я в аэропорту Орли ни разу в жизни не был, – возразил Мышкин.
– Не в том смысле. Это для вас подарок. Именно вам просили передать. Когда я сказала, что вы не возьмете, меня попросили просто выпить с вами и не говорить, откуда он взялся. Вот, выпила, язык развязался у бедной девушки, не удержалась – все разболтала.
– Взятка? – с тихой угрозой спросил Мышкин. – Взятка! – рявкнул он.
– Подарок! – крикнула Большая Берта.
– Зачем взяла? – сбавил тон Мышкин. – Кто позволил?
– Так ведь коньяк хороший. И кстати.
Простота аргумента сразила Мышкина.
– Ну, если так… – проворчал он. – Кто принес?
– Валерий Васильевич Туманов.
25. Еще погром. Пропажа в судмедэкспертизе
К двум часам ночи раритетный коньяк был выпит. Мышкин вызвал такси, отвез домой Клементьеву и назвал свой адрес.
Белая ночь заметно пошла на убыль, однако, в три ночи город все еще был залит молочно-серебристым светом. Мышкин расплатился, оставил на чай пятьдесят рублей и с трудом выбрался из машины. Но успел заметить, как перекосилась морда таксиста. Он брезгливо бросил синюю бумажку на пол. Мышкин остановился.
– Что такое? Пятьдесят рублей для тебя уже не деньги?
– Мусор, а не деньги, – с ненавистью подтвердил таксист.
– Это честные деньги! Я их не украл!
– Лучше бы украл, змей очковый! – посоветовал таксист.
Мышкин рванул дверь.
– Ах ты, демократ поганый!..
Тот не стал дожидаться.
– Совок недобитый! – крикнул таксёр, дал газ и умчался, толкнув своего пассажира боком автомобиля.
Мышкин медленно поднялся с асфальта, потирая ушибленный локоть.
– Демократ! Либераст! Чубайс хренов! – крикнул Мышкин вслед, но машина уже завернула на Большой проспект. – Дустом вас травить будем! Очень скоро! – пообещал он.
Бормоча под нос ругательства и угрозы в адрес водилы, Мышкин двинулся под арку в свой двор и вдруг остановился: где – то глубоко в его подсознании прозвучал отчетливый сигнал тревоги.
У его подъезда стоял сине-белый полицейский УАЗ-Хантер. По стенам тесного двора-колодца бегали красные и синие блики мигалки, придавая двору нелепый празднично-новогодний вид.
Не доходя двух шагов до автомобиля, Мышкин замедлил шаг и обреченно подумал: «Сейчас выскочит сержант Бандера и начнет отбирать часы…»
Бандера не выскакивал, и Мышкин увереннее двинулся дальше. Водитель в мундире бросил на него равнодушный взгляд и откусил половину от своего бутерброда с толстым фиолетовым кругом беспородной колбасы.
Нас площадке у его квартиры стоял полицейский с укороченным автоматом АКМ. «Понятно. Для верности засаду устроили. Но зачем, гады, дверь вышибли? В другой стране вас сразу бы посадили за незаконное вторжение…»
– Куда идете? – хмуро спросил автоматчик. – Что ищете?
– Я-то здесь живу. А что вы тут делаете? Зачем дверь ломать? Кто это сделал?
Автоматчик кивнул.
– Хозяин?
– Хозяин.
– Пока ничего не известно. Был вызов на взлом и ограбление.
– Что-то не пойму, – прищурился Мышкин. – В какой квартире ограбление?
– В вашей. Это ваша квартира?
– Я же сказал: моя.
– Документы есть?
– Документы в квартире. В столе. Но я вас, кажется, не вызывал.
Полицейский указал стволом автомата на соседнюю дверь.
– Соседка, – пояснил он. – Можете войти. Там и документы покажете и все узнаете.
Мышкин переступил порог и замер. Очевидно, в квартире побывало стадо бешеных слонов. Пол усыпан осколками посуды и беспощадно измятыми жестяными коробками для круп и чая. Мебель опрокинута, одежда на полу. Матрас и подушка вспороты и вывернуты наружу. В воздухе плавали редкие пушинки. Даже стиральная машина валялась на боку, дно было отвинчено и лежало рядом.
– Капитально поработали, ничего не скажешь, – оценил Мышкин.
Со стен клочьями свисали обои. «Сейф искали, – понял Мышкин. – Надо завести сейф».
Стараясь не хрустеть осколками, он осторожно прошел на кухню. За столом сидели двое – лейтенант полиции и штатский, который рылся в небольшом черном чемоданчике. Стало быть, следователь. «Удивительно: то их не докричишься – на труп только к вечеру приезжают. А тут, видно, сразу примчались…»
Он глянул на дверные ручки. На всех были полосы черного угольного порошка. «Наверняка, только мои отпечатки нашли. Громили капитально… Кто ж оставит свои пальцы после такого?»
– Дмитрий Евграфович? – поднял голову лейтенант.
– Я самый. Паспорт в столе.
– Лейтенант Осипов. Сочувствую. Мы пытались вас разыскать, однако, ваш мобильный не ответил.
– Не может такого быть! – заявил Мышкин. Достал трубку. – Так и есть, извините.
На дисплее было сообщение: «Батарея села, соединение невозможно».
– Пожалуйста, – сказал следователь. – Подключайтесь к нашей работе. Что у вас пропало?
Через полчала добросовестного осмотра Мышкин сказал:
– Нет заграничного паспорта. И нескольких дисков со служебной информацией.
Паспорт лежал у него в кейсе, прощаясь с Большой Бертой, он специально пощупал – все было на месте. Там же лежали и диски. На всякий случай он снова открыл кейс. Снова пощупал: все было на месте.
– Точно, – подтвердил Мышкин. – Нет паспорта и дисков.
– А ценные вещи?
– У меня, кроме свидетельства о браке, сроду не было ценных вещей. Разве что пара гранатометов.
Полицейский и следователь переглянулись.
– Извините, – сказал Мышкин. – Не научился шутить. Учусь.
С него сняли отпечатки – второй раз за сутки, дали подписать протокол осмотра. Следователь оставил свою визитку.
– Если что станет известно.
– А вам станет что-нибудь известно?
– Ну, это только Путин знает, – развел руками следователь. – Таких событий в Питере несколько сотен в день. Регистрировать не успеваем.
– Да, – согласился Мышкин. – Когда уж тут воров ловить?
Когда полицейские, наконец, ушли, Дмитрий Евграфович притащил в прихожую стиральную машину, приставил дверь к проему и забаррикадировался. Лег и подумал: «А ведь я должен вас благодарить, господа воры. Похоже. Вы меня здорово выручили».
Он ворочался с боку набок, смял в гармошку простыню и через два часа понял, что не уснет. «Жара проклятая». Открыл окно – в комнату ворвался горячий воздух с дымом и тонким пеплом далеких торфяных пожарищ. Мышкин тут же захлопнул окно и беспомощно сел на стул. «Не квартира, а газенваген для евреев в Освенциме», – мрачно подумал он.
Холодильник на кухне был пуст, но работал. Мышкин открыл морозильную камеру и пощупал стенки. Рука прилипала к замороженному металлу и даже суставы заныли, как в детстве, когда он обморозился на катке. «Неужели на свете бывает мороз?» – удивился Мышкин.
Он намочил под душем простыню и засунул в морозильник. Достал через полчаса и с удовольствием почувствовал под ладонями в простыне хруст льдинок. Завернулся в нее и лег в постель, ощущая, как с тела стекают легкие струйки, унося избыток мучительного тепла. Подумал, что несмотря ни на что, должен уснуть, иначе просто сдохнет от слабости, и тут же провалился в темноту.В восемь утра он позвонил в мастерскую, а в десять ему уже ставили железную дверь – дорогую, со встроенным датчиком наблюдения и удивительным замком без скважины.
Он позвонил в ФСБ.
– Андрей Александрович, кажется, у меня уже есть то, чем вы вчера интересовались.
– Неужели? Отлично! – отозвался Костоусов. – Ты гений, Дима. Даже я так быстро не сработал бы. Когда ждать? И, кстати, ты всё обдумал?
– Обдумал. Завтра, наверное. У меня тут взлом в квартире, ограбление, следователь был, дверь вышибли. Вот сейчас ставлю, а потом еще сигнализацию.
– Сигнализация – это правильно, – одобрил Костоусов. – Но поторопись. И будь в пределах доступности.
Потом Мышкин набрал номер главврача.
– Плохие новости, – сообщил он. – Очень плохие.
– Что такое? Когда, наконец, услышу от тебя хорошие? – недовольно сказал Демидов. Выслушав, спросил: – И как ты оцениваешь новую ситуацию?