Фрезе встал и подошел к зеркалу, висящему над прикроватной тумбочкой. Он усмехнулся, невольно вспомнив нос своего друга Рейнбольда, но быстро стал серьезным. Ему в самом деле повезло родиться таким симпатичным и хорошо сложенным! Молодой человек был уверен, что производит недурное впечатление. Длинные волосы нужно подстричь, а пушок на подбородке и щеках сбрить: он как раз собирался к парикмахеру. Франц повернулся к зеркалу правым боком: в остальном – ни отнять ни прибавить. Одежда тоже была ничего. Две пуговичные петли слегка подвытерлись, но это легко было исправить с помощью чернил. Шляпа почти новая. Фрезе быстро нацепил ее.
Внезапно его охватил приступ смелости. Молодой человек кивнул своему отражению и сделал решительное лицо.
– Как бы то ни было, – сказал он себе, – я попробую! Конечно же попробую! Терять мне нечего.
Решительное лицо тут же вытянулось. Полет мысли оборвался. Фрезе совершенно забыл о больном финансовом вопросе. На что ему ехать в Верхний Краатц? В кошельке оставалось две марки и шестьдесят пфеннигов. Это он мог сказать, не открывая его. На них даже до Франкфурта-на-Одере не добраться, не говоря уж о Пленингене. Или местечко называется Плейнинген? Рейнбольд вроде бы говорил о Плейнингене, ну да неважно – туда ему не доехать!
С мрачным выражением лица Франц улегся на узкий диван. Диван должен был непременно ему помочь. Стоит ли довериться фрау Мёринг? – Нет, эта Мёринг, несмотря на доброту, была ему не симпатична. Она снова станет рассказывать свои бесконечные истории, которые невозможно слушать. Женщина и без того заставила молодого человека нервничать. Оставался только Рейнбольд. Знакомству, правда, было всего несколько часов, но коллега явно был к нему расположен и к тому же ожидал получения большого наследства, что невольно способствует щедрости.
Фрезе схватился за шляпу и второй раз за день отправился в каморку Рейнбольда. Он торопился так, что сердце заходилось, но это не помогло. Все без толку – как же иначе! Молодой человек постучал в дверь Рейнбольда. Никто не ответил. Он постучал громче. Безрезультатно. Тогда он позвонил в дверь хозяйки, которая была замужем за полицейским.
– Прошу прощения, – сказал он и вежливо приподнял шляпу, – не могли бы вы сказать мне, дома ли герр Рейнбольд?
– Так постучите, – парировала грубоватая женщина.
– Стучал, – ответил Ферезе, – никто не отвечает.
– Ну так нет его! – сказала донельзя любезная жена полицейского. – Хватит к людям приставать! Делать мне больше нечего – каждому встречному-поперечному двери открывать!
Дверь захлопнулась у студента перед носом.
– Боже ж ты мой, – подумал Фрезе, – ну и баба! Лучше уж Мёринг, чем она!
Качая головой, он вернулся в свою квартиру, чтобы привести в порядок бумаги и собрать скромные пожитки.
За этим занятием его и застала фрау Мёринг, пришедшая застелить кровать. Она ничего не сказала. Продолжала играть роль обиженной. Жилец собирался уезжать, значит, нашел-таки место. Но за жилье-то он пока не заплатил…
Спал Франц плохо: ворочался с боку на бок и видел кошмары. Ему снилось, что он летит в Верхний Краатц на воздушном шаре и герр фон Тюбинген собственноручно выбрасывает его из корзины на собственный порог. Проснувшись, молодой человек обнаружил, что упал с кровати. После этого ему привиделось, что он представился барону, но при этом забыл надеть штаны и стоял перед ним в одном исподнем, от чего страшно конфузился.
Ранним утром следующего дня Фрезе снова постучался в дверь Рейнбольда. Ему опять никто не открыл. Он разозлился. В такую рань Рейнбольд точно не мог никуда уйти!
Франц позвонил в дверь супруги полицейского.
– Прошу прощения, – начал он с привычной вежливостью, но женщина и без того поняла, что ему нужно.
– Герр Рейнбольд уехал, – сказала она, – еще в пять утра, в Минхеберг или что-то вроде того!
Дверь захлопнулась. Франц остался стоять столбом. Рейнбольд уехал! В Мюнхеберг, не иначе. Видимо, чтобы вступить в права наследования, счастливчик! Не чуя под собой ног, Фрезе преодолел восемьдесят шесть ступенек и вошел в свою комнату. Что же теперь? Ждать, пока Рейнбольд вернется? Неизвестно, сколько времени тому понадобится, между тем барон фон Тюбинген в Верхнем Краатце ждет прибытия домашнего учителя и наверняка разозлится, если тот не приедет, после чего найдет нового. В этом можно не сомневаться!
В комнату вошла фрау Мёринг и с недовольным лицом поставила на стол завтрак. Франц подумал было все же попросить ее о помощи, но поведение женщины его взбесило. Он вспомнил про часы. Расставаться с ними не хотелось: это было последнее напоминание о родных местах, святыня, кусочек души. Но они во всяком случае находились в его владении, молодой человек мог распоряжаться часами на свое усмотрение и не связывать себя какими бы то ни было обязательствами. Оно того стоило.
Владелец ломбарда дал за реликвию восемнадцать марок. Бо́льшая часть этой суммы причиталась фрау Мёринг. Увидев, что жилец в самом деле собрался уезжать, та смягчилась. Она даже выдавила из себя пару слез, утерла глаза передником и, видимо, собиралась начать долгую прощальную речь, но Фрезе торопился и не был настроен сентиментально. Он распрощался, хоть и тепло, но коротко, взял дорожный мешок, заменяющий ему чемодан, и устремился вниз по лестнице.
Ехать пришлось четвертым классом, но молодого человека это не беспокоило. В битком набитом вагоне оказалось невыносимо жарко. Пара присутствующих мужчин сняла сюртуки, и Фрезе последовал их примеру. Дам в купе такое поведение, судя по всему, не смущало. Франц пробился к окну и засунул пожитки под скамью. Он был рад, что у него так мало вещей. Оставшееся имущество, в первую очередь книги, пришлось сложить в ящик и оставить у фрау Мёринг, которая должна была отправить все вдогонку, как только ситуация прояснится. Женщина так торжественно пообещала беречь ящик, будто в нем хранились золото и драгоценности: никто-де не прикоснется к этому сакральному предмету. В большинстве прочитанных квартирной хозяйкой романов перевязанная бечевкой и припечатанная сургучом тара играла неизменно мрачную решающую роль.
Скучно Фрезе не было. Поначалу он наблюдал за тремя польскими трудягами, занятыми незнакомой ему карточной игрой. Затем закричал младенец, привязанный к груди молодой бабы. Пара пожилых женщин попробовали успокоить ребенка, а какой-то мужчина в возрасте свернул из своего нашейного платка фигурку и заставил ее танцевать перед носом крикуна. Не без шика одетый, хотя и потертый молодой человек, читающий газету, без обиняков сказал все, что он думает о «дерущем глотку», вследствие чего началась ссора. Теперь кричал не только младенец, но и его мать. В происходящее вмешались работяги; солидный мужчина выдул из курительной трубки колечки дыма в надежде угомонить ребенка; из большой закрытой корзины, принадлежащей какой-то служанке, внезапно показалась голова толстой курицы и начала испуганно кудахтать, а скандальный молодой человек принялся звать проводника.
Франц посмотрел в окно. Мимо проносились бранденбургские пейзажи: еловые леса, широкие луга, песчаные равнины, засеянные поля, озера и реки, деревни и городки. Показался ипподром Карлсхорст: зеленая плоскость с деревянным ограждением, за которым сгрудились киоски, трибуны и бесконечные одноэтажные постройки. За ним последовали Эркнер и Фюрстенвальде и, наконец, старый Франкфурт с башней Мариенкирхе в широкой долине Одера.
Студент вышел с гудящей головой и пересохшим горлом. Умирая от жажды, он хотел мимоходом выпить пива и купить билет дальше до Пленингена, поскольку в Берлине сделать это ему не удалось. Однако подойдя к кассе, бедолага оцепенел от ужаса, выяснив, что полуденный поезд, идущий через Пленинген, с пятнадцатого числа отменен, а вместо него поставили курьерский на Ойдткунен с вагонами только первого и второго класса.
Фрезе так побледнел, услышав сказанное, что сердце дежурного кассира, которому, по-видимому, нечего было делать, дрогнуло.
– Вам обязательно нужно попасть в Пленинген сегодня? – спросил он.
– Весьма хотелось бы, – пожаловался студент, лицо которого постепенно приобрело нормальный оттенок. – Но я, – он застенчиво огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что никто не подслушивает, – я опрометчиво не запасся достаточной суммой наличных, чтобы ехать курьерским.
– Да уж, – кассир в красном воротничке сочувственно покачал головой, – в самом деле скверно! Следующий пассажирский идет уже завтра в шесть утра. Вы, пожалуй, вот что сделайте: отправляйтесь в Гузевитц – это одну станцию не доезжая до Пленингена – и идите дальше пешком! Дорога займет часа два, так что ничего страшного. В Гузевитце часть поездов сворачивает на Познань, ближайший пассажирский отправляется через полчаса, с вагонами третьего и четвертого класса.
Фрезе кивнул.
– Почему бы и нет, – сказал он и достал кошелек. – Так я хоть к вечеру буду в Пленингене… Вы не знаете, случайно, как далеко оттуда находится деревня Верхний Краатц, владение герра барона фон Тюбингена?
Кассир не знал, но из все еще не покинувшего его человеколюбия спросил у коллег, сидящих в бюро. Один из носильщиков сказал, что до Верхнего Краатца от Пленингена не более получаса. Франц купил билет в четвертый класс до Гузевитца, куда вскорости и прибыл. Жара стояла невыносимая, будто уже миновал полдень. Мысль о необходимости идти пешком несколько часов при такой невыносимой температуре не радовала. У бедного студента язык и без того уже присох к нёбу. Он подумал, не выпить ли в убогом привокзальном заведении кружку пива.
– Пожалуй, не стоит, – сказал он сам себе, – пиво будет теплым и едва ли утолит жажду. Думаю, лучше употребить коньяку, даже не употребить, а попросить налить его во фляжку. Тогда мне будет чем смочить пересохшие губы и подкрепиться по дороге!
Не сходя с перрона, он достал из вещмешка фляжку, после чего зашел в ресторан и направился прямиком к стоящей за буфетной стойкой неприветливой неопрятной женщине, занятой ловлей мух.