– Так я пойду? – осведомился он.
Студент не без усилия взял себя в руки.
– Ридеке, – начал он слабым голосом, – скажите мне, пожалуйста, это было очень заметно?.. Герр барон был сильно рассержен моим состоянием?
– Чем именно? – удивился Ридеке. – Наш молодой герр барон? Наш милостивый государь? Но герр доктор! На что бы ему сердиться? Он и сам был немного того… Я заметил. Я это всегда замечаю: он тогда говорит иначе, чем обычно, да и язык у него еле ворочается. Это я уже давно знаю!
Он тихо рассмеялся и вышел.
Фрезе остался лежать. Муха, которая прежде интересовалась «Беллерофонтом», принялась летать вокруг его носа. Молодому человеку было все равно, он не шевелился. В его голове кружился целый вихрь мыслей.
Итак, герр барон и сам был слегка навеселе… Надо полагать, это большая удача. Будучи нетрезвым, человек и другого пьяного обычно не слишком осуждает. Возможно, барон и вовсе ничего не заметил… Во всяком случае, такой вывод напрашивался со слов Ридеке. Фрезе поклялся себе: если с его-то везучестью ему на этот раз улыбнулась удача, он больше никогда не станет роптать на судьбу. Никогда!
Вскоре в дверь снова постучали. Слуга принес назад одежду Фрезе. На этот раз, однако, это был не старый Ридеке, а молодой парень в полосатой льняной куртке и кожаных штанах в обтяжку. Он аккуратно положил вещи на стул подле кровати, а рядом поставил сапоги.
– Прошу прощения, герр доктор, – сказал он при этом, – помочь ли герру доктору распаковать чемодан?
Чемодан! «Да что же это! – пронеслось в голове Фрезе. – Где мой дорожный мешок?! Не мог же я его потерять в угаре!» Он невольно посмотрел по сторонам.
Парень заметил это, и по его веселому бесстыжему лицу скользнула ухмылка.
– Чемодана здесь нет, – сказал он. – Я уже спросил Августина, не в экипаже ли он, но тот сказал, что нет, никакого чемодана он не видел. Я думал, его Ридеке куда-то поставил.
Парень тоже посмотрел по сторонам, не переставая говорить:
– Если он остался в Шниттлаге, то его привезут Гельрих или Эйзенбарт с Видерхопфом.
У студента голова шла кругом.
– Кто это, Видерхопф и Эйзенхут? – спросил он прерывающимся голосом. Ему становилось все хуже.
– Барт, – поправил парень, – Эйзенбарт. Это молочник, а Гельрих наш садовник. Видерхопф конь, который возит молоко. Эйзенбарт каждый день по два раза ездит в Пленинген забирать почту, отвозит масло и овощи на Тизевитцкий хутор и в Мёмпельсдорф, а заодно останавливается в Шниттлаге спросить, не нужно ли чего.
Фрезе не знал, что ему на это сказать. Он понятия не имел, где расположен Шниттлаге. Как туда попал его мешок? У него было одно желание: как можно скорее объясниться. Желательно немедленно.
– Как тебя звать, парень? – спросил он.
– Штупс, герр доктор.
Франц покачал головой. Очередное нелепое имя. В этом загадочном доме все было донельзя странно!
– На самом деле мое имя Фриц, герр доктор, – объяснил слуга, заметивший удивление Фрезе, – но тут меня все кличут Штупс. Сам не знаю почему!
Студент взялся за чулки.
– Послушай, Штупс, – сказал он, – мне немедленно нужно поговорить с герром бароном фон Тюбингеном.
– Господа уже завтракают, – ответил Штупс, – внизу, в садовом салоне. Только герр асессор, разумеется, еще почивает.
Слово «разумеется» Штупс произнес с нажимом и ухмылкой.
– Угодно ли герру доктору что-либо еще?
Франц поблагодарил и поднялся с кровати. Штупс тем временем расшаркался и вышел. Студент постарался привести себя в порядок хотя бы внешне. Начал он с того, что засунул голову в полную воды раковину и задержал дыхание, будто ныряльщик. Это его в самом деле значительно освежило. Осталась лишь невероятная чувствительность кожи головы, печальное напоминание о похмелье, называемое французами mal aux cheveux[17]. После этого молодой человек быстро, но тщательно оделся и осмотрел себя в зеркало, висящее над раковиной. Лицо ему не понравилось: бледное и опухшее. Но делать было нечего: следовало внести ясность в сложившуюся ситуацию, пусть даже ценой надежд и мечтаний.
Спускаясь по лестнице, Фрезе столкнулся со старым Ридеке.
– Герр асессор еще спит, – начал тот, но студент его перебил.
– Я бы хотел поговорить с герром бароном фон Тюбингеном, – сказал он. – Прошу понять меня верно: с хозяином дома!
Несколько опешивший Ридеке указал на стеклянную дверь направо по коридору.
– Прошу, герр доктор, господа завтракают в садовом салоне!
Фрезе подошел к двери, однако смелость покинула его, когда за столом он увидел целое общество. Тут же залаяли собаки, должно быть услышавшие голоса или даже заметившие фигуру студента. Поначалу раздался бас Цезаря, его поддержал Лорд, боксер, лающий с оттяжкой, а за ним и Морхен с его звонким, почти щенячьим голосом. Последним раздался дискант Кози.
Дверь в садовый салон резко отворилась, и низкий голос спросил:
– Да что такое, черт…
Увидев Фрезе, барон Тюбинген осекся, не закончив ругательства. Ридеке улыбнулся и со всем уважением представил гостя.
– Герр доктор Хаархаус, – сказал он, указывая на Фрезе.
Тюбинген протянул студенту обе руки разом.
– Доктор! – воскликнул он. – Дьявол, как же я рад наконец-то с вами познакомиться! Столько о вас слышал, да что ж я вам об этом говорю, вы же истинная знаменитость! Как хорошо, что Макс вас привез! Знай я, не лег бы вчера так рано и встретил вас собственной персоной! Обычно-то я уже в десять в койке. Макс еще нежится на перине! В Шниттлаге снова загуляли, да?! Старый Кильман с его бургундским пуншем! Он, конечно, ваш дядя, но помилуйте… Мне он рассказал, что вы привезете ему двух молодых пантер, которых он подарит зоологическому саду. Входите же, дорогой доктор, а я пока попрошу постучать в дверь Макса – не может же он спать вечно!
Слова застряли у Фрезе в горле. Все, что ему удалось: протестующе поднять правую руку. Старый Ридеке назвал его доктором Хаархаусом. Он напился бургундского пунша и пообещал кому-то двух пантер. Это же надо: за одну ночь стать знаменитым! Что за чудовищная комедия ошибок тут разыгрывается?!
– Герр барон, – сказал он, переведя дух, – прошу вас, будьте, пожалуйста, снисходительны ко мне…
– Да с чего бы мне на вас гневаться! – рассмеялся тот. – Из-за… умоляю вас! Я и сам был молод и охотно верю, что в Африке глотка запросто может пересохнуть. Да и старого Кильмана я отлично знаю! Входите же, милый доктор, давайте-давайте!
– Герр барон…
Но охваченный приступом любезности Тюбинген уже взял Фрезе под руку и втолкнул в открытую дверь. Ощутив себя совершенно беспомощным, смущенный студент едва не упал в обморок. Он глубоко и вежливо поклонился, но не понял кому. Глаза заволокла темная пелена. Все, что мог разобрать молодой человек, это светлое пятно – чайник, бликующий на солнце. Зато он прекрасно слышал трубный глас барона.
– Уймитесь, псы! Тихо, Цезарь! Дорогая Элеонора, позволь представить тебе доктора Хаархауса, знаменитого исследователя Африки! Моя супруга, дорогой доктор! Элеонора, возьми уже Кози на руки, он все не угомонится! Граф Тойпен, мой тесть, начал говорить о вас еще два года назад и следил за вашим путешествием через Узавару по карте! Бенедикта, дочурка моя; фройляйн Пальм; мисс Нелли Мильтон, внучка автора потерянного рая! Морхен, сейчас получишь, если не угомонишься! А вот и мои мальчуганы! Теперь садитесь, пожалуйста, мой дорогой многоуважаемый доктор Хаархаус, и выпейте с нами для начала чашку горячего чая! Или вы предпочитаете кофе?
– Герр барон, – снова начал Фрезе, непрерывно меняющийся в лице, – мне немедленно нужно с вами объясниться, прошу вас…
Но и в этот раз ничего не вышло. К студенту подошел граф Тойпен, потряс ему руку и рассыпался в изысканнейших комплиментах, а стоящая позади него баронесса только и ждала своей очереди. Для Фрезе это был самый страшный миг за это жуткое утро. Его попытки прояснить происходящее разбивались о бесконечные любезности. Только Фрезе снова открыл рот, как его опередил граф. Бенедикта налила молодому человеку чаю. Фройляйн Труда Пальм, потрясенная непосредственной близостью очевидной знаменитости, спросила его, хочет он тост, бутерброд или пирог, а мисс Мильтон протянула сахарницу. Все, однако, были сильно удивлены: известного африканца каждый из присутствующих представлял себе совершенно иначе.
Мальчики выпустили больших собак в сад через дверь на веранду, где те со всей яростью принялись облаивать новую жертву, попавшуюся им на глаза. Это несколько облегчило состояние Фрезе, которому было невероятно стыдно.
– Папа, там мастеровой! – закричал Бернд и указал на парковую аллею, по которой шел широкоплечий мужчина, издалека и в самом деле походящий на модного ваганта. Его серый костюм работы весьма элегантного портного был невероятно грязным, штаны оказались заправлены в сапоги, а на спине этого, видимо, еще молодого человека на одном затянутом во множество узлов ремне висел дорожный мешок. Лицо его было бледным, нос, однако, красным и опухшим, а рот закрывали всклокоченные неухоженные усы. Не вызывающий ни малейшего доверия облик путника дополняла грязная, потерявшая форму войлочная шляпа.
– Не мог, что ли, через хозяйственный двор пойти?! – разозлился Тюбинген и вышел на веранду. – За дом иди! – прокричал он, указывая на проход, ведущий вдоль кухни.
Человек, к которому обращались, остановился, дважды громко чихнул и решительно направился в сторону террасы.
– Вам туда! – снова закричал барон и замахал правой рукой, указывая направление. – Да вы не слышите, что ли?! Идите задками, через хозяйственный двор! Пусть вам на кухне что-нибудь дадут!
Мастеровой снова остановился, оглушительно чихнул и, не обращая внимания на выкрикиваемые указания, стал подниматься на террасу, вежливо приподняв шляпу.
Тюбинген пришел в ярость.
– Прошу прощения, дорогой герр доктор, – обратился он к Фрезе,