Из палисадника при небольшой усадьбе к месту происшествия торопились господин и дама. Дама – в панике и сильно спеша, господин – спокойно, но тоже быстро. Внезапно он остановился будто вкопанный. На его лице отразились удивление и совершенное замешательство.
– Герр Фрезе?! Это вы?!
Студент поклонился сыну хозяина дома, в котором работал.
– Да, герр барон, – ответил он. – Но я вовсе не виноват в том ужасе, который учинил. Я отправился с мальчиками на конную прогулку, и моему коню вожжа под хвост попала.
Дама забрала ребенка у няньки, прижала его к сердцу, расцеловала и убедилась, что прыжок Фрезе через коляску не нанес ему ни малейшего вреда.
– Слава тебе боже! – рассмеялась она сквозь слезы. – Макс, как же я испугалась! Едва не упала в обморок, когда услышала, как мальчик закричал, и увидела несущуюся прочь лошадь.
– Это детский ангел, сердце мое! С детьми редко случается несчастье. Но почему же у коляски не было Кати?
Пейзанка разрыдалась. Маленький Эберхард так крепко спал, а она хотела только сорвать пару лесных цветов, но тут внезапно появился обезумевший конь… Она закрыла лицо передником и продолжила плакать.
– Прекратите уже рыдания! – велел, наконец, Макс. – Вы же видите, что, слава богу, ничего страшного не случилось! На ком вы скакали, герр Фрезе?
– На Гвадалквивире, герр барон.
– Он еще жив?! И взбесился?
– Именно так, герр барон. Возможно, я слишком круто взял его в оборот.
– И он сбросил вас перед коляской?
– В прыжке, герр барон. Через коляску он перелетел.
Макс будто оцепенел.
– Мое почтение, герр Фрезе, – сказал он, наконец, – вы, должно быть, блестящий наездник. Заставить этого толстяка прыгнуть – да такой номер не всякому удастся, святые угодники!
Фрезе не знал, следует ли ему чувствовать себя польщенным. Он хотел еще раз поклониться в знак благодарности, но спина слишком сильно болела.
Дама взяла Макса под руку и нежно прижалась к нему.
– Любимый, кто этот господин? – прошептала она.
– Точно! – лицо Макса снова приняло озабоченное выражение. – Студент герр Фрезе, учитель Бернда и Дитера… Герр Фрезе, прошу прощения: представить вам мою спутницу я не могу. Причины подобного поведения я позволю себе разъяснить позже. Пока же пройдемте в дом. Вы наверняка чувствуете себя неважно.
– Немного, герр барон. Будто меня только что колесовали. А перед тем еще и пытали.
Макс рассмеялся.
– Мне казалось, у Гвадалквивира такая прослойка жира на спине, что сидеть на нем весьма удобно.
– Пока он идет шагом, да. Но когда Гвадалквивир демонстрирует темперамент, сидеть становится неудобно. В конце концов он, скорее, начал напоминать качели, только ход их был не плавный, а бешеный. Удивительно, что я еще могу перебирать ногами. Видимо, мое тело гораздо крепче, чем я полагал.
Тем временем они вошли в небольшой и симпатичный, но весьма уединенный домик. Макс провел студента в просто, но уютно обставленную комнату и указал на удобный диван напротив окна.
– Прилягте-ка на полчасика, герр Фрезе, – сказал он. – Элиза, милая, организуй, пожалуйста, стакан вина – шерри или мадеры, – чтобы наш неудачливый всадник немного пришел в себя. Не пугайся, родная, я поговорю с герром Фрезе. Он все сохранит в тайне, не переживай!
Молодая дама вышла, а Макс сел на стул рядом с Фрезе, который растянулся на диване.
– А где же мальчики? – спросил он.
– Не знаю, герр барон. Я потерял их из виду. Думаю, они уже вернулись домой.
– Это самое разумное, что они могли сделать. Гвадалквивир сам найдет дорогу назад. Теперь послушайте меня, герр Фрезе. Как джентльмен джентльмена. Один раз я вас уже, так сказать, подобрал на дороге. Нужно, чтобы эта история повторилась, на этот раз в несколько иной форме. Никто, понимаете, никто не должен знать, что мы повстречались в Эрленбрухе. Никто не должен знать, что дама, которую вы только что видели, здесь живет. Дома я сказал, что отправился в Лангенпфуль навестить фрау фон Зеезен. Пусть так оно и остается, с одним только дополнением: мне пришлось поворотить назад, поскольку я нашел вас в лесу, упавшим с лошади, и решил отвезти домой в Верхний Краатц. Вы все поняли?
Студент кивнул.
– Так точно, герр барон, я понял.
– Дайте честное слово, что не выдадите меня!
– Вот вам моя рука, герр барон!
Макс с облегчением вздохнул и встал.
– Сердечное спасибо, герр Фрезе! В данный момент я не могу дать вам дальнейших объяснений, но заверяю, что стыдиться этой маленькой лжи вам не придется. К ней вынуждают обстоятельства, но они рано или поздно изменятся.
– Один вопрос, герр барон. Как мне обращаться к милейшей даме, оказавшей мне такое гостеприимство?
– Просто «сударыня».
Юная дама вернулась с подносом, на котором стояла бутылка шерри и рюмка. Она наполнила рюмку и подала ее Фрезе.
– Подкрепитесь, сударь, – сказала она с улыбкой. – Это, увы, не седельная, но, когда вы снова прискачете в Эрленбрух на лошади, я непременно подам вам и ее.
– Бесконечно благодарю вас, сударыня! Боюсь только, что Гвадалквивир меня к себе больше не подпустит. Я с ним слишком плохо обошелся.
– Это ему только на пользу, – вставил Макс. – А теперь попробуйте подремать часок, герр Фрезе, или просто отдохнуть. В пять я вас разбужу. Запрягаю и правлю экипажем я сам. Вот увидите, как осторожен я буду, только бы сохранить «тайну Эрленбруха»!
Он отворил дверь в соседнюю комнату, пропустил даму вперед и вышел.
Фрезе остался в одиночестве. Его это вполне устраивало. Молодой человек не только чувствовал себя скверно, но и был странным образом возбужден. «Тайна Эрленбруха», как в шутку назвал происходящее барон Макс, живейшим образом занимала его фантазию. Что это был за секрет? Являлась ли дама любовницей молодого господина? Она показалась ему красивой: золотистые волосы, темные глаза, нежная кожа и роскошная фигура. Фрезе ее как следует рассмотрел.
Он обвел взглядом комнату. Она напоминала жилище лесника: многочисленные рога на стенах, притаившиеся между ними тихо тикающие часы с кукушкой и пара раскрашенных английских фотографий, изображающих спортивные сцены. На обоих окнах висели белые занавески, а на столах стояли вазы и стаканы с лесными и полевыми цветами и лежали немногочисленные книги, журналы и газеты.
Фрезе не смог сдержать улыбки. Барон Макс создал для своей тайной возлюбленной милейшую лесную идиллию. Но у этого укрытия были очевидные недостатки. Не так уж далеко находилось оно от торных путей, чтобы не обнаружиться по совершенной случайности. Как назвал барон Макс эту крошечную усадьбу? Эрленбрух. Фрезе раньше не слышал этого названия, но Эрленбрух едва ли располагался дальше, чем в паре часов от Верхнего Краатца…
Студент ощутил усталость. Равномерное тиканье часов убаюкивало. Он невольно закрыл глаза.
Комната, в которую Макс удалился вместе с юной дамой, была такой же скромной, как и соседняя. Единственное окно стояло распахнутым настежь. Из него был виден пруд, со всех сторон окруженный буковым лесом. Лишь у самой воды росли плакучие березы. Их низко спускающиеся ветви переплетались между собой. Прямо под окном был разбит небольшой, несколько запущенный садик, огибающий дом, будто пестрая полоса. Комнату наполняли свежесть воды, аромат цветущих роз и пряное дыхание леса.
Молодая дама с легким вздохом опустилась в кресло, стоящее у небольшого письменного столика под окном. Макс подвинул поближе еще одно.
– Твой вздох, Элиза, – спросил он, – кому он был предназначен? Мне?
– Нет, любимый, не тебе, – возразила она. – Тебе предназначены только мои взгляды, а они безмолвны. Почему я вздыхаю? По правде сказать, сама не знаю. Быть может, и в самом деле из-за тебя. Потому что ты так скоро уезжаешь.
– Я хочу, я мог бы провести здесь всю жизнь. Видит бог, всю жизнь. В любви быстро учишься довольствоваться малым. Даже крошечная хижина становится желанной.
– Да, но лишь для разнообразия. Я сама привыкла к скромной жизни и лишь изредка страдаю от нехватки свободы. Но ты-то, мой бедный Макс, боюсь, тебе «крошечная хижина» быстро окажется тесна!
– Мне хватит самой малости, только бы ты была со мной, Лизель.
– Нет, Макс, нет, мой милый! Оно, конечно, звучит хорошо и до какого-то момента так и будет. Но этот момент придет. Его не избежать. Он предопределен твоим воспитанием и темпераментом. Скройся мы навеки от мира в тихом уголке, поначалу ты будешь восхищаться его красотами…
– Да, буду, – перебил Макс. – Вспомни только гнездышко в горах близ Ниццы!
– Я помню. Каждые три дня мы отправлялись оттуда в Ниццу или в Монте-Карло. Нет, любимый, покой не для тебя. Оно и хорошо. Мужчина должен принадлежать миру. И это единственная причина, по которой я бы хотела, чтобы наше положение по возможности скорее прояснилось. Я говорю лишь по возможности, поскольку и сама прекрасно знаю, что революция нам на пользу не пойдет, хотя, по сути, мы ее уже совершили.
Макс встал и нервно заходил туда-сюда по комнате.
– Хаархаус только сегодня снова советовал мне разрубить гордиев узел, – сказал он. – Ему-то хорошо говорить. Ему терять нечего. Если бы не этот чертов кодекс о первородстве! Его писали еще в те времена, когда дворянство было всем, а мещанство ничем. Сейчас этот параграф теоретически можно обойти посредством распоряжения кабинета. Я подумал уже и о даровании титула задним числом. Один мой друг, граф Юзинген, также женился на мещанке, на фройляйн Шмидт, и какой-то герцог сделал ее фройляйн фон Шмидтхаузен.
Элиза несколько невесело улыбнулась.
– Я бы и на это согласилась, – ответила она, – хотя славное имя отца мне милее безо всяких довесков. Наверное, превратилась бы во фройляйн фон Варновска. Звучит по-польски и легко вписалось бы в какой-нибудь вымерший по мужской линии род. Ну да бог с ним. Если тебе пришлось бы отказаться от имения, Верхний Краатц перешел бы по наследству к Бернду или к Дитеру. Отказываться всегда сложно, сама знаю, но в данном случае это разве не самое подходящее решение?