– Дорогие гости! – начал Тюбинген, пока советник нюхал пробки и со все растущим изумлением понимал, что шампанское настоящее. – Вы знаете, что я люблю устраивать сюрпризы. И сегодня вечером тоже приготовил для вас один. Макс побывал в Африке, не так ли? Скажу по-простому: не был он там – вместо этого я отправил его в свадебное путешествие! Но, – речь казалась пораженной публике не слишком убедительной, – событие это до́лжно было держать в секрете, потому мы все это время разыгрывали уморительную комедию, срежиссированную нашим другом доктором Хаархаусом. Макс женился на юной даме из мещанской семьи, на фройляйн Элизе Варновой, и нам нужно было уладить различные вопросы, связанные с наследством. Следовало избегать слухов. Я вообще против лишней болтовни! Кто говорит не по делу…
– Эберхард, – с опаской прошептала на ухо супругу стоящая позади него баронесса. Она опасалась, что тот войдет в раж и сгоряча нагрубит гостям. Но Тюбинген тут же опомнился.
– Что ж, теперь о случившемся можно говорить свободно, – протрубил он. – Завтра в Верхний Краатц приезжает моя невестка вместе с маленьким внуком. Его зовут Эберхард, и у него голубые глаза. В дополнение к этой радостной новости хочу сообщить господам, что моя дочь Бенедикта помолвилась с графом Земпером Брадой. Но поженятся они только через полтора года. Прошу всех поднять бокалы. Как свекор и отец невесты хочу прокричать громогласное «ура!» в честь обеих юных пар!
Крики «ура!» в самом деле потрясли весь зал. После этого началась кутерьма: рукопожатия, объятия, похлопывания по плечу, смех и поздравления. Фрау Лохузен сделала такое лицо, будто давно уже все знала и только ждала момента, чтобы поделиться с мужем. Рейнбольд сказал Фрезе:
– Дорогой Фрезе, в самом деле, в Верхнем Краатце веет ветер помолвок.
Стоящая рядом Труда покраснела и отвернулась. Старый Кильман отчитывал своего племянника Хаархауса за то, что тот не посвятил его в тайну. Закончив, он взял за пуговицу герра фон Клетцеля.
– Дорогой Клетцель, вы заметили? – прошептал он. – Это же не просто история. Поспрашивайте немного тут и там, и выйдет целый роман. Быть может, даже комедия. Бьюсь об заклад.
– Вряд ли это понравится фрау фон Лохузен, – ответил герр фон Клетцель, и советник весело хрюкнул.
Баронесса лила слезы, Тюбинген, тщетно пытающийся справиться с возбуждением, вел себя не в меру шумно, а граф Тойпен, качая головой, переходил от одной группы говорящих к другой, толком не принимая участия ни в одной беседе. Его несколько задевало, что, несмотря на весь дипломатический опыт, дети обвели его вокруг пальца. А уж то, что во главе заговора стояла фрау фон Зеезен, было вишенкой на торте! Однако скверным настроение Тойпена назвать было нельзя. Он улыбался и потирал руки. Проходя мимо фрау фон Зеезен, он кивнул ей и сказал:
– Мог бы и догадаться, Маринка, что вы не собираетесь снова выходить замуж!
Хаархаус отвел Бенедикту и Браду в уголок.
– Дорогая фройляйн, – сказал он. – Вы вновь меня жестоко наказали, но, уверяю вас, справедливо. Однако дайте же мне вашу руку в знак того, что между нами снова мир. Ведь это так?
Она протянула ему руку и указала на жениха, розовое лицо которого было счастливым, как у школьника, получившего хорошую отметку.
– Хорошо, герр доктор, – сказал она, – все забыто и прощено! Но дайте руку и ему, ведь, по большому счету, ему пришлось простить вам больше, чем мне.
Хаархаус крепко потряс предложенную ему руку Брады.
Спустя час огни в нижнем этаже господского дома в Верхнем Краатце погасли. Последний экипаж выезжал через ворота парка. Он направлялся в Лангенпфуль. Макс ехал напротив фрау фон Зеезен, которая собиралась высадить его в Эрленбрухе. Говорил он немного. Его сердце переполняли эмоции. Будет ли успешным запрос в министерство о наследстве, придется ли ему уступить имение одному из близнецов – все это его совершенно не занимало. Он думал только об одном: о женщине и ребенке, наконец-то обретших дом.
В господском доме еще долго не спали. В комнатах девушек царило невероятное оживление. Бенедикта, правда, стала тише, как и ее брат, но ее сияющие глаза говорили громче, чем уста. Ей больше не нужно было спрашивать, что такое любовь. Теперь она это знала… Зато Труда трещала без умолку.
– О, Дикта, что за день! – сказала она, забираясь в кровать. – Великий день. То, что твой брат женат, удивило меня меньше всего. Он уже давно выглядит сильно женатым. Но твоя внезапная помолвка! Правда, такое всегда случается внезапно. Не так ли, Нелли?! Помолвка ведь всегда происходит неожиданно?! Она снова сидит в ванне. О, Дикта, я не понимаю, что со мной! У меня так колотится сердце. Дикта, у пастора Рейнбольда великолепные зубы. Когда его борода опустится на грудь, он будет напоминать апостола. Нос станет совсем незаметным. В нем есть что-то милое… Дикта, ты уже спишь? Ты заметила, какие глаза у доктора Хаархауса, когда он рядом с фрау фон Зеезен? Дикта, я кое-что подозреваю. Бьюсь об заклад, нет, не бьюсь! Нелли, ты уже в постели? Дикта, да скажи хоть что-нибудь! О, до чего же вы скучные! У меня сердце так и колотится!
В спальне баронессы Тюбинген ходил туда-сюда, а его супруга сидела в кресле рядом с письменным столом.
– Прими порошок, Элеонора, – сказал Тюбинген. – Прошу. Это тебя успокоит. Я вижу, как ты возбуждена. Такое не каждый день случается. Видишь, я все же рад за Макса. Можешь говорить что хочешь, но он с честью последовал зову сердца!
– Но как же наследство! – пожаловалась баронесса и поднесла к носу нюхательную соль.
– А что наследство? Если не удастся изменить порядок наследования законным способом, придется Максу от него отказаться.
– Ах, милый мой муж, в таком случае у нас начнутся новые сложности! Ни одна живая душа не знает, кто из близнецов старше: Дитер или Бернд! И кто тогда должен унаследовать Верхний Краатц?!
Тюбинген провел рукой по волосам.
– Снова эта дурацкая история! Ты права. Близнецы одного возраста. Ну, что же, придется им подбросить монетку. Элеонора, до этого еще далеко. Всему свое время. Пока что я дедушка, а ты бабушка. Бабушка, Элеонора! Его зовут Эберхард, и у него голубые глаза. Завтра утром мы пойдем гулять с нашим внуком.
– Но, Эберхард, он еще не умеет ходить!
– Тогда мы поедем с ним гулять!
– Ты совершенно без ума от этого мальчишки! Боже, если бы только он уже сейчас был тут!
– Видишь, Элеонора, ты и сама от него без ума, и так мы и будем сходить с ума по очереди, пока… Одним-то дело не ограничится. А через два года очередь дойдет и до Дикты.
– Ах, Эберхард, разве об этом говорят! Помолвка Дикты также произошла неожиданно. Меня застали врасплох со всех сторон. Все случилось не так, как я думала. Макс оказался тюбингеновских, а не тойпеновских кровей, а от Дикты я как раз ожидала куда более демократичного выбора.
– Человек полагает, а господь располагает, Элеонора. Кое-что все же осталось неизменным, кое-что совершенно тойпеновское: знаменитый год брачных союзов.
– Нет уж, я не стану сама себя обманывать. Макс женился еще полтора года назад. Так что опять все не так…
Барон со смехом наклонился к жене и поцеловал ее.
– Не принимай это близко к сердцу, старушка. Я же могу в этот поздний час говорить тебе «старушка»? Нас никто не слышит. Я вполне доволен, да что там – пожалуй, даже счастлив, Элеонора, ведь я вижу, что счастливы наши дети. А когда подрастут Бернд и Дитер и наступит их год брачных союзов, мы и им дадим самим выбрать, кто им люб. Есть что-то прекрасное в возможности самому определять свою жизнь и, не обижайся, что-то варварское в нашем брачном кодексе.
– Но он же тюбингеновский, Эберхард.
– Да. Но и от тюбингеновских традиций можно отказаться. Потому я буду просить аудиенцию у короля, чтобы его милость стряхнула с нас пыль веков. Согласна, Элеонора?
– Да, друг мой, но с тяжелым сердцем. То, что ты называешь пылью, для меня патина: благородный золотой налет времени. И все же счастье детей мне важнее всяческих личных предпочтений.
– И это правильно, Элеонора! Счастью детей всегда жертвуешь кусочек сердца. Теперь тебе и порошок не нужен. Уверенность в том, что ты поступила верно, позволит тебе заснуть лучше, чем шипучка. Доброй ночи, любовь моя! Завтра утром он будет у нас. Мне кажется, он мне приснится. Его зовут Эберхард, и у него голубые глаза. Он из Тюбингенов. Но то, что он родился в Париже, а не в Верхнем Краатце, указывает на высшую дипломатию. То есть он из Тойпенов…
Конец