– «Тут нам никто не помешает!».
– «А может, лучше по бульвару прогуляемся?».
– «Это попозже. Платон Петрович, прежде чем я начну, хочу Вас проинформировать и предупредить, что через несколько минут нас с Вами перед главным входом в Министерство Юстиции будет снимать телевидение! Так что не пугайтесь и соберитесь с мыслями. Я хотел пригласить и Варвару Александровну, но она так растрогалась, что пока отказалась!».
– «Да, ладно! Пусть снимают! Ведь видеть секрет – ещё не значит его понять! Так ведь?».
– «О! Сразу чувствуется, наш человек! Недаром Вы поработали в ПД ИТР?!».
– «Да, уж! А Вы, что, со Славой вместе работали?» – спросил Платон.
– «Платон Петрович! У нас мало времени! Давайте сосредоточимся на главном!» – ушёл тот несколько раздражённым речитативом от простого ответа: да – нет.
– «Дело вашего сына теперь возымело международный резонанс. Во время интервью Вам будут задавать различные вопросы. У меня настоятельная просьба отвечать только нашим корреспондентам, они все будут заранее проинструктированы. И никакой информации о себе, семье и Вячеславе Платоновиче! Только свои эмоции, переживания и ожидания!».
– «Хорошо, конечно!».
– «Я сейчас специально ничего не буду говорить о Вашем сыне, дабы не отвлекать Вас пока преждевременной информацией! Единственное скажу, что скоро Вы увидите и сына и всю его семью!».
От радости у Платона перехватило горло и он, молча улыбаясь, кивнул.
Через несколько минут они вышли из автомобиля и свернули за угол. Всего в нескольких десятках метров у главного входа в Министерство Юстиции РФ уже толпились теле и фотокорреспонденты. У ограды уже ожидал и уполномоченный представитель этого министерства. Он обменялся рукопожатиями с представителем СВР РФ и Платоном:
– «Очень приятно, Платон Петрович!».
– «А мне-то как?!» – не к месту отшутился тот.
Тут же представитель власти обратился к корреспондентам с кратким вступительным словом, в котором объяснил прессе, что благодаря длительной и упорной работе МИДа, Минюста и СВР, президенты России и Аргентины договорились о досрочном освобождении бывшего гражданина СССР, и разрешении ему посетить Российскую федерацию для свидания с родными и близкими.
Затем он представил им отца виновника торжества – Платона Петровича. Начались вопросы. Платон взял себя в руки и отвечал чётко и кратко, почти по-военному. Затем он подумал, что его манера так сейчас говорить может вызвать подозрение о его инструктаже, и перешёл на более свободное общение с прессой, подкупая её представителей улыбками и юмором, в основном отшучиваясь от их вопросов.
После окончания мероприятия, прерванного всё тем же представителем Минюста, сославшегося на ещё предстоящую встречу, но уже со всей семьёй, Владимир Сергеевич вновь пригласил Платона в свою машину, и, отъехав за угол, уже у ворот медицинского центра поблагодарил Платона за весьма удачное и артистическое интервью прессе.
Он оставил ему номер своего телефона, назвал примерное время и телевизионный канал, по которому можно было всё это видеть, и объявил, что сейчас решаются чисто технические вопросы приезда Вячеслава Платоновича Гаврилова-Кочета домой в Россию.
Платону почему-то стало немного тревожно на душе от слов «приезда», а не возвращения, но он не стал сейчас досаждать несвоевременными вопросами так порадовавшему его человеку.
На рабочем месте Надежда встретила Платона с нескрываемым любопытством, но настороженно:
– «Ну, что это за фокусы? Колись!».
– «Да, так! Старые друзья объявились».
– «Ничего себе, у тебя друзья!» – польстила она подчинённому, гордясь тем, что тот работает у неё и на неё.
– «Было дело!» – совсем заинтриговал он начальницу.
Вечером Платон оповестил Варвару, Ксению и Анастасию о долгожданной новости, надолго разговорившись с сестрой.
Их разговор о загранице невольно коснулся и Жана Татляна. В результате Платон подарил Насте его песни, послав их по электронной почте. Прослушав некоторые из них, та позвонила брату:
– «После таких песен… летать хочется!».
– «Бомбить!» – отшутился тот.
На следующий день на работу Платон пришёл в особо приподнятом духе. Ничто и никто из коллег теперь ни на йоту не могли испортить его настроения.
А под музыку вальса душа поэта запела, недавно завершённое им, ранее не до конца сочинённое стихотворение:
Следы и время
Годы идут и летят месяца.
А недели бегут, дни мелькают тогда.
И что нам говорить о минутах, часах?
Трудно их уловить, как луч Солнца в руках.
Да и секунды мерцают, как миг.
Сколько растрачено их, дорогих?
Время мы тратим всегда без конца.
Нет у него начала…, конца.
Время летит быстрей, чем мы думаем.
И улетает быстрей, чем мы думаем.
И утекает сквозь пальцы песком
На могилы родных и друзей.
Нам не угнаться за ним в нашей суете.
И бесполезно тягаться с ним в быстроте.
Время всегда и везде побеждает нас.
И от него никогда, никуда не уйти.
Время уходит, следы остаются.
Те чрез века другим достаются.
Нашим потомкам в их памяти,
В наших трудах и деяньях былых.
С годами время стирает их.
Всё меньше близких и дорогих.
Так берегите время всегда и Вы,
Чтоб оставлять на Земле следы.
Следы умерших на Земле
Стирает время жестоко все.
Лишь оставляя те из них,
В которые вложен труд былых.
Того, кто память о себе
Другим оставил на Земле.
А кто-то не оставит память о себе, или оставит негативную, во всяком случае у меня! – вдруг вспомнил он о Гудине.
В обед Иван Гаврилович по-прежнему шарил в пустом холодильнике в поисках дармовщинки. Краем глаза Платон видел, как тот, войдя к нему, окинул его однооким неприязненно-завистливым взглядом.
Наверно Надежда уже похвасталась моими связями? – решил Платон.
В обеденный перерыв, покупая в ближайшем минимаркете булочку к чаю, Платон услышал в очереди за своей спиной окончание фразы из беседы молодой парочки:
– «Я совсем охренела!».
Повернув голову влево, пенсионер по возрасту взглянул на гладкокожее лицо юнатки, и после специальной, но короткой паузы, вызванной поиском следов интеллекта на лице юной особы, констатировал:
– «Похоже!».
Тут же диалог продолжил её парень:
– «Аня! Решаешь раз и навсегда!».
– «Как всегда!» – сморозила та, вызывая улыбку на лице Платона, уже отходящего от кассы.
Его теперь ничто не смущало, а лишь веселило и радовало, даже глупость и придирки ревнивой начальницы.
После праздничное затишье на работе разбавилось лишь одной, но требовательно-капризной просьбой начальницы:
– «Платон, положи пять штук масла на вахту!».
– «Пять коробок?».
– «Нет! Пять штук!».
– «Чего? Бутылок?».
– «Да! Пять штук!».
В традиционный для Платона день приключений, в среду, позвонил его бывший школьный товарищ Александр Михайлович Сталев, с которым они просидели за одной партой с конца четвёртого класса вплоть до окончания десятилетки. Более четверти века проработав на одном предприятии и играя на одном футбольном поле, они не общались уже около пятнадцати лет.
Звонок оказался неожиданным для Платона. Он так и не понял, что хотел бывший друг. По осведомлённости звонившего Платон понял, что тот был информирован другим бывшим своим другом Валерием Юрьевичем.
А по разговору вырисовывалось, что тот зондировал не только занятость Платона, но и его связи с Лужковым и евреями. Платону из воспоминаний Александра об их детстве запомнилась лишь одна неожиданная его фраза:
– «А ты всегда шёл напролом!».
Его размышления о неожиданном звонке бывшего друга прервала Надежда:
– «Платон! А ты смотрел вчера Евровидение, где Нонкина племяшка опозорилась?!».
– «Нет! Не царское это дело смотреть, как плебеи веселятся!» – пошутил он лишь долей…
Завершилась богатая на эмоции рабочая неделя. Опять дача, опять заботы. Но наряду с ними в жизни Платона по-прежнему происходили, а вернее повторялись, и неожиданные, словно в ретро фильме, давно забытые им события.
В субботу, подходя к магазину на переезде 56 километра, что Платон делал не раз, он вдруг впервые обратил внимание на его название «Катя и К».
– «Катяк!» – невольно вслух вырвалось у него.
И неспроста. По пути на дачу, проходя мимо посёлка, в полной тишине и безлюдии он вдруг услышал громкий, требовательный и настойчивый котячий визг. На клич явно котёнка Платон остановился, невольно озирая окрестности своих ног. Никого.
– «Выходи! Где ты?» – вслух вырвалось у него.
Из придорожной, уже заросшей травой, канавки ему навстречу стал яростно карабкаться маленький котёнок. Выбравшись на траву, тот, виляя хвостиком, во всю прыть своих маленьких, кривоватых ножек устремился к Платону.
Большой человек своей мощной пятернёй подхватил животное и приблизил к своему лицу. На Платона во всю ширь смотрела пара озорных, но в то же время умных, острых, серых глазок. Котёнок оказался однородного тёмно-серого цвета, и в меру пушист. На его лапки были словно надеты белые носочки. Такого же цвета был и его животик, шейка, мордочка и лобик. Глаза же блестели на тёмном фоне. По своему смешному выражению и повадкам он напомнил своему спасителю чертёнка из табакерки, но был весьма красив.