Особенно тяжело было москвичам осенью 1941-го года. Немцы рвались к Москве. В городе было введено военное положение, а потом ещё и более жесткое – осадное. Бытовые условия резко ухудшились. Газ, свет и воду давали нерегулярно, поэтому водой запасались всегда впрок. Отапливались в основном печками-буржуйками, но дров тоже не хватало.
Заклеенные окна и военные патрули на улицах стали городской обыденностью. Вой сирен, предвещавший бомбёжки, которые начались ещё с 27 июля 1941 года, более ста раз поднимал москвичей из домов и гнал их в бомбоубежища и прочие лёгкие укрытия, спасая хотя бы от осколков.
Но народ, стиснув зубы, боролся за своё выживание. Население успешно справлялось с лёгкими зажигательными бомбами, избавляя город от тысячи пожаров.
И люди постепенно привыкли к тяготам такой жизни. Многие москвичи перестали прятаться в бомбоубежища и укрытия, оставаясь в своих квартирах, в том числе мать и сын Бармины. Позже Маруся рассказывала сыночку, как он, двухлетний, намаявшись за день, спал, как убитый и не реагировал ни на вой сирен, ни на взрывы авиабомб.
А самым тяжёлым днём в их испытаниях стало 16 октября 1941-го года, когда город охватила паника, и многие пешком пошли из Москвы на Восток.
Тогда уже с утра многое в Москве оказалось брошенным, в том числе предприятия, учреждения и магазины. Началось мародёрство.
Некоторые трусливые и потенциально несогласные с советской властью стали во дворах сжигать, имевшуюся дома прокоммунистическую литературу и портреты вождей, выбрасывать их бюсты.
И только вечернее обращение по радио Первого секретаря МК и МГК, секретаря ЦК ВКП(б) А.С. Щербакова с хорошей информацией с фронта несколько успокоило людей, сдержав их бегство и мародёрство.
Позже, во время осенней, вечерней облавы Александра Тимофеевича схватили на улице, и после начальной военной подготовки хотели отправить на фронт. Хорошо, что ему удалось послать весточку домой, сообщив о своём местопребывании под Москвой, так как его Мусенька уже вся испереживалась, и постоянно и дома и в церкви молилась Богу.
Маруся взяла белый билет мужа и его бронь, добавив ещё и водку с закуской, и поехала в часть к мужу. Но самого его она там не увидела.
Его же начальник, посмотрев документы и приняв подарок, пообещал ей вернуть Александра Тимофеевича, если того уже не отправили на фронт.
Пока Маруся долго добиралась до дома, муж уже пил там чай за столом.
И она искренне считала, что этим обязана исключительно молитвам Богу от всего сердца.
А кратковременное нахождение Александра Тимофеевича в действующей армии во время обороны Москвы, дало ему возможность со временем получить медаль «За оборону Москвы», наличие которой в свою очередь спасло его в 1975 году от тюрьмы.
Как говорится, всё, что не делается – к лучшему!
Тогда Александра Тимофеевича арестовали вместе с другими работниками столовой, в которой он работал заведующим производством, то есть шеф-поваром, за хищение социалистической собственности.
Но вышедшее Постановление Совета Министров СССР к тридцатилетию Победы в Великой Отечественной войне об освобождении из тюрем и из-под следствия всех, имевших соответствующие награды, спасло отца Вячеслава от тюрьмы и позора. Тогда Александр Тимофеевич ещё находился под следствием, и его вина пока не была доказана.
А его жена Маруся опять искренне считала, что в этом помогли её множественные молитвы Святой Анастасии за освобождение мужа.
Натерпевшаяся за всю жизнь Маруся была набожна с детства. А вот её родные братья поддались массовому гипнозу и отошли от религии, за что, по мнению их сестры, и поплатились.
А на деле оказалось, что во времена НЭПа они уговорили своих родителей достать золото из кубышек и выкупить бывший барский сад в своей деревне.
Однако после НЭПа в 1928 году этот сад был конфискован, и всё за многие годы труда нажитое семейное богатство пропало.
Другой её родственник, муж сестры, организовав производство масла и мыла, погорел на неожиданном и резком повышении налогов в 1925-27 годах. Ему не на что стало содержать жену и троих малых детей, и он перестал платить налоги государству. А то его наказало, посадив в тюрьму на пятнадцать лет.
Однако опять, всё, что ни делается – к лучшему!
Заключение позволило ему избежать возможной смерти во время войны.
Аналогичное спасение от фронта и возможной гибели ждало и его сына, посаженного в тюрьму на двадцать пят лет в 1940 году.
Тот по незнанию познакомил своего восемнадцатилетнего товарища с заведующим складом, который потом привёз на квартиру к этому юнцу целую машину ворованного товара, к которому несчастные молодые люди естественно не имели никакого отношения.
С тех пор Маруся боялась Советской власти и уповала только на Бога, и на мужа.
А старшие же сёстры Александра Тимофеевича Надя и Лена, соответственно 1906 и 1908 годов рождения, прожили долгую жизнь в девицах, в итоге удачно выйдя замуж только в возрасте за сорок лет.
Ибо их потенциальные женихи во времена их молодости, как и их старший брат, одно время служивший приказчиком в ЦУМе, за исключением Петра Петровича Кочета и его брата, полегли ещё в Первую мировую и Гражданскую войны.
А третьего брата, удачно родившегося в пересменок между войнами, ждала пьяная гибель на чужой свадьбе.
И только предпоследний перед Александром брат, любимец отца Тимофей Тимофеевич, старше самого младшего на два года, выбился в люди.
Он работал в ЦАГИ, дослужившись там до большой должности, заслужив ордена, но в шестьдесят три года надорвавшись на любовнице, тайно от жены оставив ей дачу, что вскрылось лишь по документам вместе со вскрытым после его смерти сейфом.
А непьющий, некурящий и не гуляющий Александр, бывший почти полной противоположностью Тимофея, прожил в отличие от того до восьмидесяти одного года.
Вообще, вся жизнь в Москве первой половины двадцатого века была не легка по части быта, во многом напоминая деревенскую. Нужны были дрова для печного отопления, вода естественно была только холодная, кое-где даже из уличных колонок. Поэтому во многих домах туалеты тоже были на улице.
Население мылось в общественных банях. Большинство людей жило очень тесно. Как правило, в одной комнате, например, площадью до пятнадцати квадратных метров, одновременно сосуществовало по несколько человек разного возраста. Другое дело заграница, даже ближняя!
В 1946 году Александра Тимофеевича, вместе со всей семьёй, направили работать поваром в советское посольство в Финляндии.
Здесь-то Маруся и успокоилась, благодарив за это и Бога и мужа.
Тут-то Вячеслав и увидел, как оказывается можно жить по-человечески: иметь квартиру со всеми удобствами, хорошую зарплату, приличную одежду, разнообразное питание, красивые игрушки. И это было не только в посольстве, но и практически у всех жителей Финляндии.
В то время маленький Вячеслав возмущался, как это так, ведь финны тоже воевали, как и мы, да ещё и потерпели в войне поражение?!
Но по детскому незнанию и недомыслию он не понимал, что финны в основном, воевали не на своей, а на нашей территории, а их территорию практически не бомбили, народ не уничтожали.
А мы, как победители, не оккупировали их территорию и не грабили их народ, не насаждали у них свои порядки, не говоря уже о других исторических причинах.
После войны в здании советского посольства скопилось множество товаров, конфискованных у немцев, проживавших в Финляндии. Это и люстры, ковры, посуда из фарфора, изделия из хрусталя, мебель. Кроме того среди конфискованного оказалась и недвижимость: поместья со скотом, яхты, катера, автомобили и прочее. В поместьях производилось большое количество молочных продуктов, излишки которых советская колония продавала, прежде всего, бывшим российским и советским эмигрантам.
В одном таком поместье разместили на лето несколько десятков детей советской колонии, в своём роде пионерском лагере за границей.
Многое из конфискованного имущества и недвижимости было передано компартии Финляндии. В то время она, созданная ещё в 1818 году, была уже легализована.
В Финляндии в то время было много эмигрантов из царской России и из СССР. Они работали в разных отраслях хозяйства. Жившая в Хельсинки, в съёмной квартире, семья Барминых, познакомилась со многими бывшими соотечественниками, оказавшимися весьма милыми людьми. С одним из них, бывшим весьма состоятельным ещё в России, ныне сапожником, у которого на окраине Хельсинки был собственный дом с хозяйством, они были особенно близки. Вся его семья очаровала Барминых. Родители Вячеслава с удовольствием говорили с ними на любые темы. Дети вместе ходили в театры и на детские утренники, общаясь и с другими потомками эмигрантов.
Там же, в Финляндии, где семья Александра Тимофеевича прожила три года счастливой жизни, родилась и младшая сестра Вячеслава Ольга.
Но, как было замечено руководством, такая жизнь сильно развращала советских людей, особенно детей. Поэтому уже в 1948 году школы советской колонии в Хельсинки были закрыты, а всех детей вывезли в Союз.
А ещё перед тем, как выехать за границу, всю семью отправили в специальное ателье, где их одели с ног до головы во всё новое, видимо, чтобы не ударили в грязь лицом перед их «ожидающими» иностранцами.
Они попали в изобилие товаров магазинов города Хельсинки, как продуктовых, так и одежды и обуви. Кроме того кругом было множество торговцев тканями и мехом, различными безделушками.
В 1949 году Александра Тимофеевича хотели послать работать в США, но без детей. Жена естественно не согласилась. Пришлось остаться дома, со всеми его проблемами.
Заметный след в настроении всего клана Барминых оставила смерть И.В.Сталина.
Все они, и родители Вячеслава, были рады этому событию, надеясь на улучшение жизни и возврат к частной собственности. И это было, по их мнению, вполне возможным. Ведь в то время ещё не совсем перевелись на Руси активные, знающие и умеющие люди.