Но Тимоша продолжал рваться на волю. У первого же дома посёлка «Мирный» Платон всё же упустил его. Котёнок спрыгнул, огляделся.
А увидев впереди взрослую кошку, сиганул в придорожную канаву, и скрылся из вида. Но это была не та канава, идущая вдоль жилых домов, в которой его нашёл Платон четыре месяца назад, а большая и глубокая, с противоположной стороны от обочины дороги.
Сожаление о том, что котёнка не удалось взять с собой, неожиданно прервалось одним из студентов в электричке. Он красочно описывал подруге одного из своих самых суровых преподавателей по кличке «Доктор Зло»:
– «Представляешь? Он в белом халатике, лысый, с глубоким шрамом на голове от когда-то упавшего на него тридцатикилограммового осциллографа!».
– «Вот тогда-то у него и испортились нервы!» – догадалась подруга.
Весь рабочий день Платон с нетерпением ожидал вечера и поисков Тимоши. К счастью, обещанного дождя в этот день так и не случилось.
Вместо этого небо заволокла сплошная облачность, вернее пелена из смога и испарений.
Изотермия, характерная для этого времени года, привнесла в природу стабильность. Сплошная облачность лишь изредка поплёвывала коротким моросящим дождём, но холодно не было. Платон до сих пор вполне обходился лёгкой летней курткой-ветровкой, надетой на футболку с майкой.
И всё это вкупе с иммунодепрессантом «Метотрексатом», принимаемым Платоном два дня в неделю, не повлияло, во всяком случае, пока, сколь-нибудь заметным образом на его здоровье.
Платон в душе надеялся, что котёнок в течение дня придёт домой, на дачу. Но тщетно. Его не было на месте, он не встречал хозяина, спеша навстречу ему весёлой рысью с вертикально поднятым хвостиком и радостно-мягким мяу, порой напоминавшим звонкое «папа».
Хотя по дороге мимо посёлка Платон громко звал его и по имени на все лады, и просто кис-кис, котенка будто след простыл. В один из моментов Платону показалось, что как раз у самого крайнего дома он вроде слышал чёй-то далёкий писк, но ожидание повтора этого не оправдалось.
Сразу какая-то горькая обида, досада на самого себя, чувство вины – охватили его душу. Ему стало очень грустно и чуть ли не до слёз жалко пропажу. Но Платон пока не оставлял надежду встретить своего любимца.
Но с другой стороны, возникло ощущение свободы, развязности рук.
Да и Ксении будет спокойней без Тимоши, не говоря пока при этом о Тише, Мусе, и особенно о Соне! – невольно оправдывал он себя.
А вообще-то говоря, это наверно ещё один мне знак, на этот раз, что я Тимошу всё же потеряю?! – решил впечатлительный.
Вторая серия Бабьего лета оказалась существенно короче первой, и продлилась пока всего четыре дня.
После повсеместного пятничного ливня, разделившего серии, лишь два выходных и понедельник со вторником были на уровне.
Но в среду обещанного синоптиками дождя пока так и не было. Да и утром было десять вместо семи накануне. Воздух был ароматен, вкусен и свеж. К тому же к его запаху примешивался аромат накануне удачно разожженного и сожжённого костра из срезанных веток старой малины.
Видимо всё изменилось?! В погоде наступила инверсия, так как облака из сплошных, неподвижных низко-кучевых, утром уже превратились в высокие, далёкие с голубыми просветами. По всему было видно, что скоро покажется Солнце. Даже утром стало светлее, и Платон не пользовался для бритья электрическим светом, как было накануне.
Ровно в восемь утра он, как обычно, двинулся в путь на станцию. И в этот самый момент через облака пробилось Солнце! Оно просто выскочило из-за горизонта меж облаков, озарив красоту сухой осени – все окружающие Платона деревья и кусты. Осенние краски стали ярче, гуще и контрастней.
Впервые в этом году он увидел, как красива осень. Дорожки и тропки были уже завалены довольно толстым одеялом из жёлтых листьев.
Только на открытых площадках и там, где колёса машин вмешались в процесс, земля была голой.
В эту среду, худой, длиннорукий и неказистый, в лёгкой курточке «Шурик», легко обошёл Платона в горку по Подколокольному переулку.
Теперь, с прекращением обязательных ежедневных дачных поездок, Платон возобновил свои послеобеденные прогулки по Покровскому бульвару.
И в этот же день, 23 сентября, стало уже холодно, чуть заморосил дождь.
И хорошо, что Платону именно в этот день всё же удалось найти Тимошу. Тот сидел высоко на ветвях яблони, как раз того самого крайнего в посёлке дома, около которого Платон его и выпустил, и где он недаром будто бы слышал накануне слабое или далёкое мяу.
Да, вчера были его мяу! Но потом они почему-то прекратились, и запеленговать пропажу тогда не удалось! – разъяснил сам себе искатель.
Вот и сейчас, уже пройдя дом, Платону опять почудилось знакомое далёкое мяу. Хорошо, что два таджика, которых он только что спрашивал о котёнке, окликнули его, руками призывая к себе и показывая правильное направление поиска на дереве.
Платон стремглав возвратился. И действительно, на ветке яблони он увидел, показавшегося ему почему-то большим, своего тёмно-серого с белым низом, котёнка. Он позвал Тиму. А тот, услышав голос хозяина, ответил тому уже громким, душераздирающим воем. На зов хозяина тот быстро спустился с дерева и понёсся к забору. Платон раздвинул навстречу тому траву. Но Тима, высунув голову за забор, почему-то остановился, видимо опасаясь двух незнакомцев, стоявших чуть поодаль.
Только с третьей попытки Платону удалось ухватить трусишку за переднюю лапку и вытянут к себе на грудь, постоянно гладя его и прижимаясь к нему щекой.
– «Нашлась пропажа! Спасибо Вам!» – обратился он к улыбающимся чужестранцам.
– «Он Вас боится! Думает, что я его отдам Вам!» – объяснил он им свою невозможность подойти к помощникам ближе.
По дороге Тимоша опять пытался вырваться, но хозяин теперь крепко держал свою долгожданную добычу. И чем ближе они подходили к дому, тем котёнок становился спокойней, уже узнавая знакомые места.
Да! Сам он вряд ли бы нашёл свой дом, так бы и просидел на дереве! – понял Платон.
На даче Тима теперь не отходил от хозяина. Сначала он доел почти двухдневной давности свою сосиску, потом побежал на песочек, где долго сидел по-маленькому. А на дорожке Платон обнаружил несколько увесистых капель полужидких чёрных фекалий от малыша.
Досталось ему, видимо, переживаний?! Он даже то ли чуть поседел, то ли чуть запылился где-то? Стал какой-то дымчатый?! – всматривался в разглаживаемую шёрстку хозяин.
Совместно завершив обрезание малины и заполнение ею костровой бочки, соответственно попив кофе с печеньем и съев кусочек сыра, они, наконец, отправились в долгожданную дорогу.
– «Теперь я тебе ни за что молнию не открою!» – предупредил Платон.
А тот поначалу опять терпел, но потом стал, как в прошлый раз, нудно мяукать. Платону пришлось в отверстия в сумке совать свои пальцы и поглаживать беспокойное животное, тем самым отвлекая его.
Постепенно мерные покачивания успокоили и убаюкали Тимошу, и он на некоторое время затих. Но шум подходившей электрички вновь привёл его к активности. В почти пустом вагоне Платону пришлось постоянно уделять внимание малышу, то гладя и разговаривая с ним, то замирать и затихать до следующего его требовательного мяу.
К концу пути терпению Тимоши пришёл конец, и он стал просто верещать на все лады, доходя в громком крике почти до человеческого голоса. Попытки хозяина успокоить строптивого лёгкими ударами пальцев по лбу на короткое время прерывали истерическое мяу, но после паузы оно возобновлялись на новые лады, с новой и даже возрастающей силой.
Лучше с чёртиком не связываться! – решил Платон, запирая озорника молнией.
Далее они ехали более менее спокойно. С чувством выполненного долга и глубокого удовлетворения проспал Платон эту ночь. Теперь он не был связан кошками, и мог в будни ночевать дома, в семье.
И хорошо, что именно в эти погожие дни он уложился с ними.
Его весенняя борьба за урожай, теперь успешно продолжалась летне-осенней борьбой с урожаем. И все свои сражения Платон вёл успешно.
Поэтому сейчас эта битва переросла лишь в арьергардные бои с яблоками.
И хотя этот год и был урожайным, но яблочным его назвать было нельзя, бывало яблок и более.
Поэтому теперь для их переработки вполне можно было обойтись и одними выходными днями.
Четверг встретил его в Москве удивительно хорошей погодой.
То есть вторая серия Бабьего лета продолжалась уже и пятый, и шестой день, но и она завершилась пятничным ливнем.
А после этого, уже ставшего традиционным, опять пятничного ливня начался третий, возможно заключительный этап перехода осени в осень.
Вечером в пятницу и всю субботу на даче в Загорново Платон гнал сок в основном из сорта Уэлси.
А в воскресенье он капитально занимался компостной кучей уже на даче в Купавне.
И если в субботу днём выглядывало Солнце, то в воскресенье стало теплей и пасмурней. А в конце дня уже было что-то на грани осадков.
Но в понедельник, в тёплой атмосфере из белой пелены сплошных облаков стали не падать, а как-то повисать в воздухе мелкие капельки влаги. И только скапливаясь на крышах, они стекали на асфальт редкими, ленивыми ручейками.
И теперь Платон перестал ночевать на даче. Но пока он приезжал туда каждый вечер. Он успевал поработать час, полтора в огороде, и, собрав урожай яблок, отвозил очередную партию банок домой в свет, в тепло, в цивилизацию.
Очередным рабочим утром трамвая долго не было, и Платон решился пройтись пешком. Самым проблематичным местом его пути был вход на Большой Устьинский мост. Светофоры работали так, что для пешеходов там не было места, нужно было приспосабливаться, что Платон давно и сделал.
Каждый раз он наблюдал поведение разных водителей, со временем сделав необходимые выводы.
Хама за рулём можно, например, определить по доносящейся из открытого окна дверцы его автомобиля громкой музыке. А о самой культуре водителя можно также судить по её репертуару.