– «Да я стараюсь с ним вообще не общаться, не видеть его! Так что до этого, надеюсь, не дойдёт!?» – перебил он, поняв, к чему та клонит.
– «Ну, бог с ним! Уф, какие высокие здесь ступеньки!» – закрыла нудную тему начальница, перейдя к прозе жизни.
– Да, уж! Я их помню с самого раннего детства! Это первое моё метро в жизни! Я даже по этому поводу как-то стих сочинил!» – теперь уже Платон успокоил её.
Первая рабочая неделя года завершалась днём рождения Платона Петровича Кочета. Однако по просьбе начальницы, мотивировавшей свою просьбу недавней праздничной трапезой по её случаю и по случаю встречи Старого Нового года, празднование перенесли на вторник, девятнадцатое января, на Крещение.
– «А ведь Христос тоже был Козерогом!» – выдал Платон Надежде, неожиданно осенившее его.
Утром, пятнадцатого, первой дома мужа поздравила Ксения. Вторым, в метро по мобильнику, его поздравил сын Даниил. Затем на работе, сначала третьей по телефону отметилась Анастасия, заодно сразу напросившись на вечерний визит к брату, мотивировав сою просьбу приготовленным ею опять холодцом.
Потом – четвёртой, вживую – Надежда. Но, как всегда, тёплые слова наедине она заменила вручением денежного подарка.
Зато пятая, Нона, произнесла их, чмокнув виновника в щёчку. В отместку тот, с демонстративной для Надежды гримасой блаженства, крепко прижал к себе шикарные груди её соперницы. Надежда ревниво рассмеялась. Нона же добавила огня, прокомментировав и жест мужчины, и свои желания:
– «Можно ещё! Желаю тебе здоровья!».
– «Спасибо! Это теперь более чем достаточно!» – успокоил горячую женщину Платон.
– «Да! Мы дожили до такого возраста, что на другое можно и не распыляться!» – поторопилась с выводом, дожившая до такой жизни, Надежда.
И как всегда, Платон не дождался поздравлений от не лучшей половины их трудового коллектива.
Зато на работу позвонила Варвара и от себя с Егором поздравила именинника, договорившись, что вечером Платон от всех сам поздравит Исабель.
Потом позвонил Александр и от всей своей семьи тоже поздравил Платона. А на вопрос друга о новостях в доме, Саша сообщил, что дело дошло уже до битья посуды:
– «Во время редкого совместного обеда в воскресенье Наташка придралась к Сергею за его неприветливое выражение лица.
Он и ответил ей грубостью! И понеслось! Я пытался её остановить, просил, чтоб она хотя бы не орала! Куда там?! Она стала просто голосить ещё громче и сильней!
Пришлось мне останавливать её в этот раз битьём посуды! И знаешь, помогло?! Сначала она истошно заорала, переключившись теперь на меня, а потом что-то поняла и отстала хотя бы от Серёги!».
– «Ну, и правильно! Не по морде же бить бесноватую!» – поддержал Платон друга.
Не успел именинник переступить порог дома, как неожиданно позвонил и потерявшийся бывший друг Валерий Юрьевич Попов, как ни в чём не бывало тепло поздравив Платона. Вместе они так долго обсуждали новости, что точно в назначенный срок явившаяся Анастасия застала брата неглиже.
Пока Платон переодевался в домашнее и приводил себя в порядок, Ксения окончательно накрыла и так почти подготовленный праздничный стол. Сели и выпили на троих, подаренное их троюродной сестрой из Крыма Надеждой, прекрасное креплёное, десертное сладкое, белое марочное, двухлетней выдержки вино «Пино-Гри» производства Массандры.
Женщины подняли тосты за брата и мужа, а Платон – за женщин!
В процессе беседы, где тон в основном задавала гостья, Платону показалось, что Настя как-то изменилась не в лучшую сторону, как внешне, так и в поведении, в манере вести разговоры.
Она резко, грубо и зычно обрывала собеседника, когда тот пытался её перебить, возражая в чём-нибудь:
– «Ну, дай я договорю!».
А когда Платон спросил её мнение с психологической оценкой оригинального женского ответа из издательства, она вообще неожиданно, не понятно к чему, просто отмочила, оскорбляя брата:
– «Так ты ж в психологии ни ухом, ни рылом!».
И тогда Платону показалось, что сестра за последние дни, после полного разрыва сына с нею, потеряла свою внутреннюю силу, психологическую устойчивость, стала грубой, ещё непримиримей к другим людям, к их позиции и мнению.
В последнее время Платон пытался как-то привлечь одинокую Настю к жизни большой семьи московских Кочетов, чтобы она общалась не только со своим сыном, но и с племянниками, участвовала в обсуждении различных житейских вопросов, в частности творчества брата, или даже играла бы во что-нибудь вместе с ними, занималась посильным спортом.
Но Настя всегда противопоставляла себя всем, как истину в последней инстанции, была готова всех учить, быть критерием этой истины.
Она не понимала, что её приглашают в гости не для себя, а для неё же самой, чтобы она пообщалась с родственниками.
И поэтому такая её позиция всё больше и больше удаляла Настю от брата и его потомков. Анастасия становилась уже нежелательным гостем практически на всех вечеринках, и чем дальше, тем чаще.
Позже вечером прозвучал звонок от старшего сына Вячеслава из Буэнос-Айреса.
Тот передал поздравление отцу от всей своей семьи, и сообщение, что прилетит в Москву совсем скоро, уже в феврале.
А Платон в свою очередь, через него от всех московских родственников поздравил их невестку Исабель.
Чуть позже и тоже по Skype дозвонился и сын Владимир из Жёлтых Вод, тоже поздравив отца с днём рождения от всей своей семьи.
В субботу, шестнадцатого января, после лыж, на которых Платон показал лучшее время в сезоне, они с Ксенией отбыли в гости к Даниилу и его семье.
Ехали более двух часов. По дороге в автобусе до Платона дозвонился Александр Михайлович Сталев, с опозданием поздравив своего школьного товарища:
– «Нам бы как-нибудь встретиться?!» – завершил он просьбой поздравление.
– «Не плохо бы!» – соблюдя приличия, покривил душой Платон.
Он совершенно не хотел встречаться со своим школьным товарищем, ибо для этого у того было множество возможностей и в прошлом.
Новорождённый, двадцатидневный Мишутка, показался деду каким-то даже весёлым. Ксении же – недалеко развившимся от эмбриона.
Накануне Данила оформил Свидетельство о рождении своего первенца, и ещё на одного Кочета, вернее пока кочетка, в Москве стало больше.
Платон с Ксенией подарили новорождённому комбинезончик на весну и замысловатую игрушку на коляску, а родителям – три книжки по уходу за новорождённым, набор варений домашнего приготовления, и деньги, вложенные в поздравительную открытку с сочинённой дедом колыбельной «Дрёма» для Мишутки:
Далеко от дома
Затерялась дрёма.
Ты её найди,
В дом свой позови.
Будет в доме дрёма,
А потом – истома.
Ты их не буди,
Вместе лишь усни.
Пусть навеет дрёма
Сны все, снова, снова.
Дрёму не буди,
Слаще лишь усни.
Спят в берлоге мишки,
Всех зверей детишки.
Только ты не спишь,
На меня глядишь.
А под одеялом
В мягком, чистом, вялом,
Спать всем хорошо,
И всегда тепло.
Так что расслабляйся,
В дрёму погружайся,
Крепче засыпай.
Баю, баю, бай!
Гости не только посмотрели на внука, но и осмотрели его родные пенаты. Без кормящей в этот момент Александры выпили за новорождённого и день рождения его деда. Данила подарил отцу освежитель воздуха.
К чаю вышла уже и покормившая ребёнка мать. Застолье за тортом продолжили вчетвером. Обратно выехали не поздно, и до дома добрались быстрее. Все последующие дни счастливый дед ходил ещё более одухотворённый, более уверенный в себе и завтрашнем дне.
Девятнадцатого, во вторник, Платон по наводке начальницы, повёл всех в «Ёлки-палки» на повороте Солянки, туда же, куда он в августе демонстративно не пошёл на день рождения Гудина.
Интересно, а как поведёт себя Гудин? – думал он все последние дни.
Но желание поесть и выпить на халяву пересилили у Ивана Гавриловича чувство обиды и гордость, которая у него никогда ранее и не проявлялась.
Сели у входа. У большого окна – женщины, рядом с Ноной – Платон, напротив него, рядом с Надеждой – Гудин, а место в торце досталось самому молодому – Алексею.
К удивлению Платона все коллеги поддержали его уже давнее начинание по-поводу отвращения к пиву.
– «Да сколько можно? Уже надоело оно всем! Да и вреда от него предостаточно!» – слышались их поочерёдные высказывания.
Заказали литр «Клюковки» на всех. Та пилась на удивление легко. Даже виновник торжества опрокидывал одну за другой стопки сладкого, средне алкогольного напитка, уже по привычке не чокаясь только с Гудиным.
Первый тост Надежды затронул практически все стороны жизни Платона.
– «Ну, ты и сказанула! Всё охватила! Оставь и нам что-нибудь сказать!» – наперебой стали останавливать её коллеги.
Второй тост произнесла Нона, пожелавшая имениннику, чтобы всю оставшуюся жизнь он прожил так, чтобы были те, кто подал бы стакан воды на старости лет.
Третий тост Алексея вынужденно свёлся лишь к пожеланию Платону спортивного долголетия.
Так что для Гудина и желать-то ничего невольно не осталось. Воспользовавшись тем, что Платон отошёл к официантке попросить её добавить ещё хлеба и пирожков, Иван Гаврилович поднял стопку и произнёс нейтральный для именинника тост. Платон успел лишь к его окончанию.
Тот предложил тривиально выпить за то, чтобы у всех деньги водились и не переводились.
А кто ж откажется от этого? Чокнулись, выпили!