— Отпустите! Немедленно! Меня! Сейчас!
— Куда?! Заблудишься, все системы поселка отключены, после старта возможна серия взрывов…
— Время, — нервно сказал Генерал.
Ивар прыгнул.
Это случилось помимо его воли — он вдруг обнаружил себя в воздухе, а еще через мгновенье ему навстречу бросился железный пол, и, едва коснувшись его, он уже вставал снова, не чувствуя боли в разбитых коленях.
— Ивар!!
Бежать. Бежать, пока они не опомнились, они взрослые и бегают быстрее…
— Генерал, назад! На борт!
Это Барракуда.
Обломки под ногами. Лабиринт безлюдных переходов, давит на плечи шлем, как тяжело дышать… бегущему…
— Ивар, стой!!
Винтовая лестница. Жесткая рука хватает за плечо; немыслимым образом вывернувшись, Ивар кинулся в проем, пролетел несколько метров и шлепнулся как кошка — на руки и ноги. Теперь у него преимущество — пока еще Барракуда спустится…
Но колени болят. И тяжелеют ноги. И нечем дышать.
В наушниках писк. Ясный голос Милицы:
— Кай, возвращайся. Стартуем, Кай…
Хрип Барракуды:
— Ждите… Минуту…
— Они выследят шахту, Кай… Стартуем.
— Минуту…
Ивар понял, что задыхается. Перед глазами у него давно потемнело, только в самом центре этой пелены оставалось зрячее окошко. Коридор вел вниз и вниз — явно не туда, куда следует бежать, и все ниже опускался железный потолок; повинуясь скорее инстинкту преследуемого, нежели остаткам рассудка, Ивар забивался все дальше в какую-то подсобную нору, где низкий потолок нависал почти в метре над железным полом и сводил на нет преимущества его взрослого преследователя.
Свист в наушниках.
— Барракуда… Кай… Возвращайся… Стартуем…
Железный грохот под башмаками оборвался: Ивар вылетел на пористое покрытие широкой площадки с круглым проемом в центре. Запнувшись одной ногой о другую, он долго еще продолжал лететь вперед — пока не растянулся в полный рост, распластался, выбросив перед собой сведенные руки. Все… Конец пути.
Он смог откинуть за спину шлем и схватить ртом нездоровый, дурно пахнущий воздух. Лучше отравиться, чем задохнуться… Наверное.
Тонко и неразборчиво пищали сброшенные вместе со шлемом наушники; Барракуда подбежал и остановился рядом — и тогда Ивар удивился, почему не стихает отчетливый топот ног.
Сбивающийся, отчаянный топот. Барракуда, не отрываясь, смотрел вперед, и проследив за его взглядом, Ивар увидел несущуюся по ребристой кишке коридора человеческую фигуру.
Бегущему потребовалось несколько секунд, чтобы вылететь на площадь перед упавшим мальчиком и стоящим над ним мужчиной; здесь он замер, будто налетев на стену, и вскинул руку, вооруженную коротким толстым стволом. Забрало его шлема оказалось абсолютно непрозрачным.
Что-то хрипло, неузнаваемо, металлически сказали наушники. Ивар поднял взгляд на Барракуду; тот медленно стянул свой шлем, обнажая залитое потом лицо с темной полоской ощетинившихся усов.
Ивар посмотрел на вооруженного человека и удивился, почему рука со стиснутым в ней стволом мелко дрожит. Человек смотрел на Ивара, но мальчик видел только блестящий дымчатый пластик.
Резанул уши тонкий писк — это на руке у Барракуды ожил браслет. Ивар услышал сдавленное:
— Стартуйте. Стартуйте. Стартуйте сейчас.
Вооруженный человек шагнул вперед. Ивар заплакал и кинулся ему навстречу.
…Белый Рыцарь, восставший из праха Белый Рыцарь явился-таки к нему на помощь. Явился, рискуя жизнью, обогнав в дикой скачке всех своих воинов, явился вовремя… И бьется на ветру снежно-чистый плащ. И ослепительно, незамутненно сияет камень на рукояти меча…
Лицо отца было мокрым, и седые волосы слиплись на висках. Ивар обхватил его колени, потом жадно потянулся, встал, чтобы прижаться лицом к тяжело вздымающимся ребрам.
Ударился об пол непрозрачный дымчатый шлем. Ивар почувствовал, что теряет волю и память — растворяется, расплывается в потоке нежности, вины и страха за него, за сына…
…Бежал, сбивая ноги. Не ждал увидеть Ивара живым — а вот увидел…
Прошло всего несколько секунд. Резкое движение отца вывело Ивара из сладкого оцепенения:
— Стоять!!
Вскинутый ствол. Холодные глаза Барракуды, насмешливые, жестокие. Размазанное в броске тело, утробный хлопок выстрела, резкий неприятный запах, снова выстрел — месиво огня, расползающееся по пластику на потолке, нога Барракуды на самом краю круглого проема… Оттолкнув Ивара, отец бросился вперед, подставив локоть под прыгающее в руке оружие — но кобура на поясе Барракуды уже опустела, и в глаза Онову уставился неестественно глубокий темный раструб.
…И на пути Белого Рыцаря встал извечный враг его, и черен плащ его, и черен меч… Черный Рыцарь встал на пути Белого… а Белый Рыцарь встал на пути Черного, и два пути слились в один, а на одном пути двоим не разминуться, и вот уже летят искры от впервые соприкоснувшихся лезвий…
Железное небо — небо вращающихся мечей. Красное солнце навсегда зависло над зубчатой кромкой леса — ему уже не опуститься и назавтра не встать…
Он успел заметить удивление в глазах отца и горечь в глазах Барракуды, он успел заглянуть в бездонную воронку чьего-то ствола, а потом сознание его снова сдвинулось, и он увидел маленького пажа, бросившегося между двух мечей. Вопиющее нарушение этикета!
Потом огненный шар разорвался прямо перед его лицом — отшатнувшись, он потерял опору под ногами. Горящий потолок вскрикнул двумя голосами.
Обрывок провода хлестанул его по лицу. Что-то больно впилось в спину, в плечо; прямо перед глазами оказалась огромная лопасть колоссального вентилятора. Ивар с трудом продохнул — болели ребра — и тут только понял, что не летит больше, а висит посреди мира в паутине тонких пластмассовых нитей. Над головой оказался далекий железный пол, а под ногами замерли два лица — одинаково белых, с широкими круглыми глазами, два лица в круглом проеме, ага, вот куда он свалился…
— Ивар?!
Он шевельнулся — и сразу же все поменялось, верх стал низом и опасно приблизился: далеко на тусклом металлическом покрытии пузырилась и исходила паром широкая неприятная лужа.
— Ивар?!
Они оба склонились над краем проема, почти соприкасаясь головами. Ивар отстраненно подумал, что вот они ровесники, но отец выглядит лет на десять старше…
— Не двигайся, сынок… Сейчас…
Он удивился: что — сейчас?
Лопасть вентилятора оказалась теперь совсем близко — Ивар оперся на нее коленом, потом бедром, потом вцепился руками. Какая древняя, уродливая, нерациональная машина. Ветряная мельница…
Он прикрыл глаза. Зеленый пригорок с нарядной мельницей на вершине, широкие крылья увязли в синеве…
— Ивар, держись…
Они о чем-то совещались; Ивар удивился, узнав знакомое Барракудино: «Не ори на меня! Я сказал, не ори на меня!!»
Откуда писк?! А, это наушники за спиной… Едва слышный голос твердит и твердит: Кай, возвращайся… Стартуем, Кай… Стартуем…
Широкая лопасть зачерпнула его, как ложка зачерпывает кусочек мяса. Ивар вцепился в нее руками и подбородком — а лопасть лениво, медленно обрывала пластмассовые нити удерживающей его паутины.
Ветряная мельница. В недрах объекта «Пустыня». Надо же!
— Не ори на меня!! Ты сильнее, ты удержишь…
Ивар повернул голову.
Соседняя лопасть, тоже огромная и ленивая, уже скрывалась во тьме некой иззубренной щели. Лопасть, несущая Ивара, лопасть, за которую он имел несчастье уцепиться, спешила вслед за товаркой.
Он не поместится в щель. В мясорубку; мама, не надо, ну не надо, пожалуйста…
Он судорожно глянул вниз — далекий железный пол, пузырящаяся лужа…
Выбирай. В фарш — или в лепешку.
— Ивар, не бойся!!
Еле слышно шелестели наушники: Кай, возвращайся… Скорее, Кай… Скорее…
Потом в их шелест ворвался раздраженный крик Барракуды:
— Да стартуйте же! Ради Прародины, стартуйте сейчас!
Нет, Кай… Нет, нет… Скорее… Мы никуда не уйдем без тебя…
— Ивар, ты держишься?!
Он понял, что не чувствует рук. На его глазах собственные, ставшие чужими пальцы медленно разжимались.
— Давай, Онов!! Давай, Дима! Давай!
Скрип металлического троса. Ивар увидел надвигающуюся сверху тень; потом рука, цепкая, как лапа манипулятора, ухватила его за шиворот:
— Есть, Онов! Держи!
Ивар почувствовал, как пахнет Барракуда — потной кожей, паленой тканью, еще чем-то… Наверное, мокрой травой.
— Ивар… Разожми руки. Теперь разожми. Я держу, не бойся…
Неужели он не понимает, что Ивар не властен над собственными пальцами?!
Из щели несло затхлым. Отвратительный запах, запах смерти.
Наверху что-то выкрикнул отец. Не ори на меня, вяло подумал Ивар.
Руки Барракуды сдавили его до боли. До обморока…
Пальцы разжались, и верх снова поменялся местами с низом. Внизу оказался белый как молоко отец — впрочем, сейчас он уже не был белым. Лицо его понемногу багровело — перекошенное усилием лицо, натянутый, как струна, железный трос…
Вверху оставался тусклый железный пол с пузырящейся лужей. Нет, там, кажется, какие-то люди…
Мы не уйдем без тебя. Мы не уйдем без тебя, — причитали наушники. Возвращайся… Скорее… Они… выследили шахту… Скорее…
Лопасть, секунду назад удерживавшая Ивара, неспешно влезла в свою зубчатую щель. Отец захрипел — теперь он удерживает на весу их обоих…
— Тяни, Онов! Тяни!
Барракуда сжимал Ивара руками и коленями:
— Я держу его, Дима! Тяни же!
Хрип. Глухой стон:
— Не могу…
…Возвращайся, Кай… Возвращайся…
— Закрепи трос хотя бы! Закрепи в пол!
— Нету… Сил… Не могу…
Маятник, имевший грузом мальчика и мужчину, качнулся. Тусклый металлический пол сделался ближе. По железному тросу скатилась капля крови:
— Не могу, Кай… Руки…
Женский голос в наушниках сменился мужским:
— НА БОРТ! НА БОРТ, БАРРАКУДА! Стартуем…
— Я не удержу, Кай!! — простонал Командор Онов.
Весы, подумал Ивар. Огромные весы… Мы с Барракудой — на одной чаше, отец на другой…