Думай об игре, оборвал себе Женька. Остальное — потом…
У каждого перед выходом на поле был свой ритуал. Трогали поле, шептали специальные молитвы, почти все крестились; Женька по очереди погладил бутсы, и правому, и левому шепотом приказал: «Забивай».
Построились — большого труда стоило сдержать нервную дрожь в коленках. Поприветствовали соперника; игрочки были из Донецка, сильная, говорят, команда. Судья, высокий тощий дядька, бросил жребий, по которому мяч должны были разыгрывать донетчане.
Свисток!
Игрочок под номером шесть сразу паснул мяч назад, себе в тыл; там его подхватил белобрысый парень-полузащитник, аккуратненько двинулся вдоль фланга вперед — на него набежал Витька, но мяч отобрать не успел: белобрысый перевел на центр, номеру пятнадцать, тот обвел Славика, паснул вперед…
— Разобрали игрочков! — кричал Олег Васильевич. — Шубин, что ты там делаешь?! Вперед выдвигайся! Вперед!
В голосе тренера было раздражение.
Вратарь Вовка Плаксий выпрыгнул, поймал мяч, махнул рукой, показывая ребятам, чтобы шли вперед; за Женькиным плечом сопел защитник донетчан, конопатый и широкий в кости, поглядывал на Женьку с явным намерением держать его до конца матча и не пропустить к воротам. Наверное, ему сказали, что вот этого Шубина под номером десять надо специально опекать…
Вовка ударил от ворот. Не очень хорошо и не очень высоко, к мячу кинулись сразу четверо…
Над головой висело белое и круглое, как мяч, маленькое злое солнце.
— Шубин, предлагай себя! Где предложение?!
Женька предложил себя и получил пас; справа и сзади навалились защитники, Женька почувствовал, что сейчас потеряет мяч, и отдал пас Витьке — но неточно. Мяч ушел прямиком к полузащитнику донетчан.
— Шубин, ты за кого играешь? За какую команду? А?
Футболка прилипла к спине. Все шло не так, все шло неправильно; мяч был чужой, и поле чужое, неудобное, и атака никак не складывалась…
Пот заливал глаза. Холодный пот поражения.
— Ничего не понимаю, — сказала Оля, глядя на тренера. — Чего он так все время орет? Женька что-то делает не так?
— Вообще-то он паршиво играет, — признал Дима после паузы. — Все время мяч теряет… вон, смотри, ну прямо пас вратарю отдал! Чужому вратарю!
Тренер Олег Васильевич уже и не орал — обреченно смотрел из-под ладони, как его воспитанники пытаются играть осмысленно — но вместо этого то и дело срываются на бестолковую беготню. Даже отобрав у соперников мяч, даже разыграв его, команда не могла организовать мало-мальски острую ситуацию у чужих ворот. Женька старательно «предлагал себя» — но, получив мяч, все время ошибался.
Удар не шел. Женька МАЗАЛ по воротам. Бил по воронам. Терял мяч или вообще пасовал сопернику…
— Ну зараза, — бормотал тренер себе под нос. — Ну… Парализованный, блин. Ах ты… — и тренер добавил несколько слов, не предназначенных для чужих ушей.
И Диме, и Оле неприятно было слушать, как их сына костерят на чем свет стоит. Оба подавленно молчали. Дима старался не смотреть на поле, чтобы лишний раз не расстраиваться; вместо этого он стал наблюдать за публикой, а уж она-то была разношерстная: пацаны и девчонки, мамы с колясками — жительницы соседних домов, бабушки с внуками, малыши с резиновым мячиком, устроившие свой футбол на асфальтовом пятачке перед раздевалкой, и, конечно, родители — мамы и папы Женькиных товарищей по команде…
— Что-то они так бестолково…
— Ну что он делает? Что делает, а?!
— Беги! Да беги же! Пас давай, вон же парень открыт!
— Куда ты пасуешь, балбес! Ну вот…
Свисток — команды пошли на перерыв; Дима и Оля видели, как Олег Васильевич, собрав команду на краю поля, что-то втолковывает, размахивает руками, показывает на ворота, стучит себя по лбу…
— Может, поедем? — нарушила молчание Оля.
Дима покачал головой.
Установочная минутка закончилась — мальчишки побрели на поле, кто-то приседал, растягиваясь, кто-то перебрасывался мячом; в противоположном конце поля промывал мозги своей команде тренер донетчан, немолодой уже грузный мужчина.
На поле снова вышел судья; игроки разошлись по местам. Даже на таком расстоянии Дима видел, как нервничает Женька.
Свисток!
Мяч почти сразу же попал к Женьке, тот побежал вперед, обводя защитника…
Упал.
Судья не остановил игру — невооруженным глазом было видно, что нарушения нет; мяч переместился к воротам динамовцев, что-то закричал с противоположного конца поля донецкий тренер… Женька медленно, слишком медленно встал.
Дима перевел дыхание.
По огромному полю бегали двадцать два еще не взрослых, но уже преданных футболу мальчишки; единственная трибуна — бетонные ступеньки с облупившимися деревянными досками сидений, родители и друзья, да просто случайные прохожие — вопила и ругалась так азартно, как будто на не очень ровном поле стадиона «АТЭК» происходил по меньшей мере полуфинал чемпионата мира…
И Женька — цепкий и легкий Женька — не мог попасть по мячу, будто слепой или колченогий.
Свисток; судья показал желтую карточку Женькиному приятелю Славику. Тот едва не заплакал, открыл было рот — но снова закрыл, потрусил прочь…
— От зараза, — бормотал тренер. — От зараза…
Вперед выдвинулся Женькин конкурент по команде — Витя. Ударил опасно — попал в штангу; мяч отлетел прямо к Женькиным ногам, но Женька растерялся, или оступился, или промахнулся, или и то и другое разом…
Мяч перешел к донетчанам.
Тренер молчал. Играл желваками.
Оля поднялась:
— Я к тренеру.
— Зачем?!
— Надо объяснить ему…
— Оля, ты что…
Но Ольга уже перелезла через невысокую железную оградку. Подошла к тренеру, стоявшему рядом на беговой дорожке; Диме, как и многим сидящим в первом ряду, было прекрасно слышно каждое слово.
— Он что, заболел? — раздраженно спросил тренер, обращаясь к Ольге. — У него гепатит, у вашего сына? Что с ним такое, черт побери?
— Мы едем в Америку, — сказала Оля. — Вы извините, он очень переживает…
— Не мешайте! Идет игра!
— …Что придется бросать команду, но мы выиграли грин-карту в лотерею, поэтому…
— Уйдите с поля! После игры… Да что они… Что?! — он обернулся к Оле.
— Мы едем в Америку, — с той же интонацией, как магнитофон, повторила она. — Всей семьей. Мы выиграли грин-карту в лотерею, у нас будет виза уже через неделю, а в июне мы улетаем в Нью-Йорк…
— Что?!
— В Нью-Йорк. Мы улетаем. Навсегда.
Некоторое время тренер молчал, забыв про игру, глядя на Олю так пристально, что Дима счел нужным встать и тоже перелезть через ограду.
Свидетели разговора оживленно переговаривались:
— Это Жени Шубина родители…
— Вот везет людям!
— Все, Шуба теперь на бейсбол переучится…
— Кла-асс…
— Что же он, — тихо и раздельно произнес тренер. — Что же он… Я же его в заявку включил на Прибалтику! И на Францию тоже!
— Вы простите, — сказал Дима как можно убедительнее. — Вы простите. Конечно, нам надо было… ему надо было…
— Что же он мне не сказал! — повысил голос тренер. — Я же его на игру поставил! Я же… с ним… на него…
— Простите, мы не хотели… для него это травма… вы нас поймите тоже…
Тренер смотрел на Диму, как на марсианина. Будто сквозь толстый слой льда.
— Вот что, папаша. Вы… уйдите с поля. Уйдите. Потому что…
Трибуны загудели сильнее; тренер обернулся, специально чтобы увидеть, как Женька наконец-то пробивает по воротам соперника, как долговязый вратарь донетчан выпрыгивает и отбивает мяч рукой.
Угловой.
Теперь Дима смотрел в коротко стриженный затылок тренера.
— Мы просим отнестись с пониманием, — сказала Оля. — Но, конечно, играть он больше не будет… То есть играть в «Динамо». Он в Америке будет играть… Он вас очень уважает, он вам напишет…
Тренер, не оборачиваясь, отмахнулся, как от мухи. Дима взял Олю под руку:
— Пойдем…
Женька устанавливал мяч на траве — и никак не мог установить.
Мяч не желал становиться, как надо. Долгую минуту Женька устанавливал его на отметке; в ушах бухала кровь.
Из штрафной площадки на него смотрели Славик, Витька, все свои пацаны, и при каждом сторожил донетчанин. На кого выбивать?
Они ждали.
Хлестко ударить по мячу. «Отпустить» ногу… Блохин тренировался с утяжеленным, мокрым мячом…
Сколько раз Женька прокручивал на видике черно-белые кадры — молодой Лобановский пробивает с углового свой знаменитый «сухой лист»!
Сейчас верзила-вратарь из Донецка выпрыгнет, как кошка, выхватит мяч из теплого, струящегося под солнцем воздуха, выбьет в поле — и шансы на победу в этой игре потихоньку стекут к нулю…
Хотя Женьку это, строго говоря, не должно интересовать. Результат этого матча… что он изменит в Женькиной судьбе?!
Он отошел. Примерился, побежал.
Удар получился звонкий, будто пнули тяжелый бубен. Мяч завертелся в воздухе, как волчок, как планета. Полетел прямо в руки вратарю — и вдруг изменил направление. Вильнул, уходя от чьей-то подставленной макушки, вывернулся, нырнул под верхнюю перекладину — и соскользнул в сетку, Женьке показалось, что он слышит этот специфический звук, хотя на таком расстоянии расслышать шелест мяча по сетке — затруднительно…
Несколько секунд стояла тишина. Оглядывались Женькины товарищи, недоумевали, где же мяч; удивлялся вратарь, глядя в сетку собственных ворот, столбами стояли защитники…
— Гол! Гол!! — закричали с трибуны, и тогда Женька побежал.
— Он забил! Ты видела, КАК он забил?! Ты видела?!
— С ума сошел, отпусти меня…
— Нет, ты видела?!
Шли последние минуты матча, судья то и дело смотрел на секундомер. Что-то кричал тренер донетчан; мальчишки устали, мяч катался через силу.
— Как он забил… Нет, это невозможно… Ты видела?!
— Видела, успокойся…
Грянул финальный свисток.
Вопили и прыгали пацаны из Женькиной команды, довольно переглядывались родители; понуро шли со стадиона донетчане. Женьку обнимали и хло