Достаньте тесто из духовки и дайте ему остыть. (Это еще один этап, который я пропускаю, если мне некогда. Когда остывание пропущено, не заметить этого нельзя: песочное тесто получится более влажным из-за пара и менее рассыпчатым… но, знаете, мы живем в несовершенном мире, и люди должны радоваться уже тому, что вы готовите им десерт.)
Ложкой переложите франжипан (как бы вы его ни приготовили) в форму и утыкайте его малиной. Можно сделать узор – или не делать его. Если собираетесь подать пирог к праздничному столу в качестве главного десерта, оставьте немного малины для украшения. (Сфотографируйте его сейчас, когда зеленый очень зеленый, а розовый – очень-очень розовый.)
Пеките примерно 45 минут: надо, чтобы шпажка выходила почти чистой, но не совсем (это для того, чтобы пирог можно было нарезать красивыми ровными кусками, но середка осталась влажновато-мягкой).
Посыпьте оставленной малиной (и, может, оставшимся фисташковым порошком). Подавайте просто так или с ложкой топленых сливок, словно для короля – и принимайте поклонение.
Вкуснее всего пирог в день приготовления, но может постоять в холодильнике пару дней. Песочное тесто отмякнет, но на самом деле это не так уж плохо в общем и целом.
Чаат из зелени на сливочном масле
Я возвращаюсь по пустоши из магазина, и в сумке у меня листовая капуста каволо неро, сливочное масло и маленький пакетик с чаат масала, и я болтаю по телефону с моей подругой Джорджи, и Джорджи говорит, что, похоже, мир рушится.
Вот это поворот! Предполагалось, что в этом году мир – мой мир – начнется заново: год, когда у нас появился новый дом с мягким ковролином и массой пространства, год, когда цунами скорби отступит, сменившись обычным приливом, год, когда я начну думать, что, возможно, мы сможем здесь жить, и даже жить счастливо в этом океане. Это не тот год, когда мир может погибнуть, потому что мой мир уже погиб.
– С нами уже что-то случилось! – говорю я Джорджи. – Теперь больше ничего не может случиться.
– По-моему, жизнь – это просто то, что продолжает случаться, – говорит Джорджи.
Я задумываюсь над ее словами и решаю, что она права, и иду под горку, а потом вверх по другой горке и вниз под горку к нашему дому. Я продолжаю разговор с Джорджи, пока распаковываю покупки, и разговариваю, пока я готовлю и пока она готовит. Мы часто так делаем с тех пор, как Джорджи уехала из Лондона: вместе бродим по магазинам, вместе готовим, вместе едим: ее голос у меня в наушниках, а мой – в ее.
Я считаю, что у всех должна быть подруга, которой они звонят во время готовки.
Для меня кулинария – это четкая и неуловимая нейтральная территория между одиночеством и общением, недостижимый центр диаграммы Венна, где мне больше всего нравится жить. Я считала себя интровертом (потому что мне нравилось оставаться одной), а потом решила, что я тайный экстраверт (потому что мне нравилось разговаривать с людьми), а теперь я думаю, что это не особо полезные именования. Наверное, меня довольно легко смутить (на вечеринках мне больше всего нравится тот момент, когда все разошлись, а мы остались), но все-таки не так легко, как многих (потому что мне нравится устраивать вечеринки). Все уравновешивается, везде есть оттенки. В какой-то короткий период я была убеждена, что все станет проще, если только у меня получится найти нужные слова, нужные ярлыки, а теперь я совсем так не думаю. Я считаю, что все сложно, и люди сложные, и не обязательно выбирать что-то одно и за это держаться – но если вы из тех, кого на вечеринке тянет на кухню, то мы, наверное, похожи – и я надеюсь вскоре с вами там встретиться.
Вот почему на кухне во время вечеринки так хорошо, особенно если у вас есть какая-то работа: можно одновременно быть самой по себе и с другими: центр диаграммы Венна. Можно говорить или молчать, как пожелаете. Можете стать заводилой вечеринки-внутри-вечеринки или же молчаливой рабочей пчелкой. Можно завести такой разговор, при котором никто не обязан присутствовать, потому что у вас явно есть чем заняться, и они в любой момент могут сослаться на необходимость пообщаться с кем-то и вернуться на настоящую вечеринку рядом. Во время вечеринки все, кто находится на кухне, захотели там оказаться, так что именно там и надо быть. Но это я так говорю. Я всегда считала, что кухня – это то место, где надо быть, особенно если полюбишь разговаривать по громкой связи.
Я всегда помногу разговаривала по громкой связи из кухни. Я пекла хлеб по скайпу, пила кофе с мамой, когда между нами было больше шести тысяч километров, сидела на балконе, зажав мобильник между плечом и ухом, и чистила горошек. Вместе и далеко, далеко и вместе. Я люблю говорить по телефону во время готовки. Больше всего мне нравится при этом говорить с Джорджи, которая живет в деревне: мы много разговариваем по телефону, иногда два раза в день, иногда чаще. Раньше мы часто встречались на ленче в «Дишуме», индийском сетевом ресторане с огромными мраморными стойками, плетеными стульями и бездонным чаем. Это затруднительно теперь, когда она в Котсуолде, среди холмов и зеленого и желтого камня, но так тоже хорошо. «Не лучше и не хуже, просто по-другому», – как сказал про жизнь один наш друг, Краб, после прекращения отношений с кем-то. Не лучше и не хуже, просто по-другому.
Мы иногда созваниваемся, чтобы выпить кофе утром, а потом – чтобы готовить вечером. В девять утра она спрашивает, какие у меня планы, и я говорю, что собираюсь приготовить. А потом я спрашиваю у нее. Мы и работаем по телефону: виртуальные коллеги – читаем тексты друг друга, проверяем факты, выверяем приемы. «Обговори со мной все», – прошу я ее в пять вечера, и она так и делает, а потом я проговариваю то, что я делаю, и мы вместе готовим: ее нож в Котсуолде стучит в том же ритме, что и мой в столице.
Когда по телефону сверяешь свои трапезы с чьими-то еще, то узнаешь, что именно этот человек ест, когда он один. Узнаешь, что именно он захочет съесть и что ему нравится, и это всегда интересно, а порой неожиданно.
Для меня стало неожиданностью то, что Джорджи, которую я знаю уже пять лет, ест овощи. Нет, не просто ест: Джорджи обожает овощи, по-настоящему их обожает так, как нормальные люди обожают углеводы. Джорджи предпочтет (я точно знаю, потому что спросила) съесть немного брокколи, а не «Твикс». Джорджи предпочтет съесть морковку, а не чипсы с солью и уксусом. Джорджи совершенно искренне предпочтет репку намазанному маслом тосту, и мне это кажется диким, но факт остается фактом: в овощах она хорошо разбирается.
Вот почему когда она мне сказала, что ее любимый завтрак – реально самый любимый – это зелень с яйцом, я хоть и удивилась, но была готова ей доверять. Я достаточно ей доверяю, чтобы этим февральским днем и в свете апокалипсиса набить морозильник, и я достаточно ей доверяю, чтобы приготовить зелень на завтрак или в качестве несложного ленча.
На 1 порцию
100 г капусты каволо неро (или кейла)
1 ст. л. соленого арахиса
2 × 15 г порции сливочного масла + еще для тоста
Хлеб для тоста
1/2 лайма
1 ст. л. чаат масала (смесь пряностей продается онлайн)
2 яйца
Соус шрирача для подачи (по желанию)
Прежде всего промойте листовую капусту, а потом удалите черешки. Это делается руками, просто отрывайте, а листья потом нарвите на кусочки, которые удобно класть в рот.
Нагрейте большую сковороду на умеренном огне. В идеале у сковороды должна быть крышка: тогда зелень получится как надо. Кладите орехи: просто жарьте всухую 3 минуты, а потом высыпьте их на доску и крупно нарежьте. Отлично.
Растопите на сковороде одну порцию масла и увеличьте нагрев до сильного. Бросьте капусту, накройте крышкой и встряхните, чтобы масло прилипло к бородавчатым листикам, и оставьте на 4 минуты. Цвет неожиданно станет очень ярким, а потом – что самое главное – листья начнут пригорать. Это даст вкус и аромат.
(Отправьте хлеб в тостер.)
Снимите крышку. Выжмите на листья сок половины лайма. Посыпьте чаат масала, снова накройте крышкой и встряхните для смешивания. Найдите тарелку, намажьте тост сливочным маслом, вывалите зелень на тост.
На той же сковороде растопите вторую порцию масла. Разбейте каждое яйцо в стакан, а потом вылейте на сковороду: это помогает сохранить желток целым, если у вас он обычно лопается (как у меня). Ложкой быстро перегоните растопленное масло на белки яиц, пододвигая белки к желткам, а потом накройте крышкой на 3 минуты.
Переложите яйца на зелень и посыпьте арахисом. Сбрызните соусом шрирача, если он вам нравится.
Валлийские яйца
Есть одно место, куда мы ездим.
Не хочу много про него вам рассказывать, потому что оно мое. Не так мое, как деньги, не так мое, как будто я его купила или построила или живу в нем. Но мое тем, что я его люблю. Мое тем, что я по нему скучаю, что я о нем думаю, что оно порой мне снится. Мое как мой дом. (В этой книге много домов, и каждый год их у меня все больше. Таково выживание: в жизни оказывается гораздо больше, чем вы ожидали. «Каждый день случается что-то», – говорит в одном стихотворении Гера Линдси Бёрд.)
«Хороших историй про телефоны не существует», – говорит Нэнси, и тут нет телефонов: нет сигнала, нет надежного интернета. Ты как будто выпадаешь из времени.
Мы едем туда на поезде, медленном, все трое: мы с Джо и мужчина, которого мы зовем Краб.
Джо нашла Краба как-то вечером в Ньюкасле, а потом я нашла Джо, и вот мы оказались здесь, у моря. У нас всех мало общего, мы никогда не жили поблизости друг от друга, никогда не встречались за обедом. У нас троих такая дружба, которая не требовала усилий и которая всегда оставалась непонятной, но все же нам логично быть вместе. Я ничего более внятного сказать не могу. Просто некоторым людям логично быть вместе – и мы так и делали. И делаем. Наверное, это как влюбиться.
Сейчас конец февраля, и вроде бы скоро наступит конец света, так что мы поехали к морю на тот случай, если это вдруг окажется правдой.