Год девственников — страница 17 из 39

– Я говорю вам, Дон был девственником. Я следила за ним. Разве что… – Она отвернулась, закатила глаза, как бы вспоминая что-то, затем спрыгнула с кровати и закричала: – Это совершил он. Отец хотел сделать из сына свое подобие. Он не выносил ничего чистого. Или нет. Нет! – Уинифред в ярости закачала головой и схватила доктора за руку, взывая к нему: – Нет, это был Джо. Вы же понимаете, что он откровенно сам признался. Это все из-за Джо. Он всегда хотел ее.

– Ну ладно, ладно. Садитесь. Вот сюда. – Доктор мягко усадил ее на кровать, глянул на Мэгги и показал ей жестом на сумку, стоящую на полу. Мэгги принесла сумку и поставила рядом с ним. И когда доктор принялся доставать из нее одну вещь за другой, Уинифред снова вскочила и заголосила:

– Вам не удастся уложить меня. Я еще не закончила. Ни в коем случае. Это еще не все. Я сотру с лица земли и их, и все в этом доме. Здесь камня на камне не останется.

– Ну, об этом мы поговорим завтра. А сейчас садитесь.

Уинифред попятилась от него. С минуту доктор постоял, беспомощно глядя на нее, а затем, не отводя взгляда, обратился к Мэгги:

– Сбегай за мужчинами.

Джо и Дэниел стояли прямо за дверью и поэтому через секунду были в комнате. Увидев их, Уинифред стала дико оглядываться по сторонам, ища, что бы еще швырнуть. Когда она двинулась к туалетному столику, вокруг которого были разбросаны стеклянные флаконы и пудреницы, Дэниел и Джо бросились к ней, схватили, изо всех сил стараясь не выпустить и пытаясь не обращать внимания на непристойности, вырывающиеся из ее уст. В этот момент доктор довольно грубо вонзил иглу в ее пухлую руку.

Несколько секунд Уинифред еще сопротивлялась, но затем повалилась на пол.

Смотря на ее распростертое бесформенное тело, доктор Питерс тяжело вздохнул и сказал Дэниелу:

– Конечно, ее придется госпитализировать. Причем до того, как она придет в сознание. Я позвоню в больницу и вызову машину.

– В Каунти? – Голос Джо упал, стоило ему взглянуть на эту скомканную груду плоти.

– Если не в Каунти, тогда в Хезэрингтон. В ее случае Хезэрингтон предпочтительнее. Все будет зависеть, однако, от того, где есть свободные места. Выясню-ка я это прямо сейчас.

Все это время Дэниел молчал. И когда доктор вышел, он тоже не вымолвил ни слова.

Джо и Мэгги увидели, что он стоит над своей женой, отключившись от происходящего вокруг. Мэгги тихо коснулась его рукава, и они с Джо удалились. Дэниел ничего не замечал. Он погрузился в глубокое раздумье, задавая себе вопросы и сам же на них отвечая.

Виноват ли он?

Нет, нет! Его нельзя обвинить, потому что он никогда не сблизился бы ни с кем другим, если бы она вела себя, как жена.

Но разве Уинифред когда-нибудь была настоящей женой? Разве ей нужен был муж? Нет, нужны были в первую очередь безопасность и положение.

Но когда между ними начались крупные ссоры? Взаимные обвинения? С того времени, когда она узнала о неполноценности Стивена.

Была ли она женой ему в те годы, когда изображала для приемного сына, для Джо, родную мать? Лишь вынужденно.

Сколько женщин у него было? И все из-за нее. Он просто их использовал. Конечно, никаких чувств нежности или любви он к ним не испытывал.

Возможно, отец Рэмшоу ответил бы на его вопрос лучше, ведь он хорошо запоминал, что ему говорили во время исповедей. А Дэниел шел на исповедь каждый раз, когда слетал с катушек.

То ли это страх перед божьей карой приводил его к священнику, то ли ему просто нравился отец Рэмшоу и сама мысль о том, что тот его понимает? Священник действительно все понимал, даже про Мэгги.

Как случилось, что он полюбил Мэгги? Должно быть, он любил ее все время, но только в последние годы осознал это.

Если оглянуться на его жизнь, она может показаться адской. У него были деньги, дело его процветало. Был прекрасный дом. Все его уважали. За исключением всего нескольких человек, одним из которых являлся отец Аннетты. И что же в итоге? Он мог повторить только одно: ад. Единственное, что он ценил в жизни, – это любовь. Человек может быть не способным написать собственное имя, может быть глухим, слепым – это неважно. Если его любят, он вынесет все.

Дэниел выпрямился, отворачиваясь от жены. Любила ли она? Нет, это не была любовь, это была мания. Собственническая мания. Даже более того, почти кровосмешение. Любовь – нечто другое. Но что?

Он оглядел комнату, словно ища ответ, и вслух сказал: „Доброта. Вот что". Быть добрым – значит любить. Утешать – тоже значит любить. Любить человека таким, каков он есть, забывая о его недостатках, – это и есть настоящая любовь. И он бы никогда не узнал этого, если бы Мэгги не вошла в его жизнь. Странно, она всегда находилась рядом, но вошла в его жизнь только недавно.

Дэниел наклонился и поднял валявшийся рядом с ним стул. Он хотел уже поднять с пола и разбитую картину, но вместо этого выпрямился и сказал себе: на это хватит времени и завтра, когда в доме наступит мир. И послезавтра, и на следующей неделе, и через месяц. Слава Богу.

Дэниел повернулся и посмотрел на жену. Сознание того, что скоро ее увезут, а также вид ее, лежащей на полу грудой, лишенной всякого достоинства, изменили ход его мыслей. Он раздумал уходить и захотел поднять ее, положить на кровать, выпрямить ее ноги, вернуть ей хоть немного достоинства. Дэниел вспомнил, что раньше чувство собственного достоинства ощущалось в каждом ее шаге. Может, Уинифред и была полной, но справлялась со своим телом очень хорошо.

Однако он не смог заставить себя даже дотронуться до нее – его переполняло чувство отвращения. Вот приедут врачи „скорой помощи", они и займутся ею, или же Джо, или доктор, или кто-то еще.

Дэниел опрометью выбежал из комнаты, спотыкаясь об обломки мебели. Джо ждал за дверью. Он словно всегда ждал, как бы только кому помочь. Дэниел проговорил:

– Меня что-то тошнит, дружище.

Джо взял его под руку, быстро пошел по коридору к ванной и завел отца внутрь. Все время, пока Дэниела рвало, он поддерживал его. Потом усадил на табуретку и смочил его лицо холодной водой.

– На твоем месте, папа, я бы лег сейчас спать. Оставь все мне.

– Нет, нет. Я сам разберусь. Вот только доктор что-то слишком долго звонит.

– Ему пришлось осмотреть еще и Дона, которому было плохо. Пришлось дать ему снотворное. А сейчас доктор у Аннетты. Ей ненамного лучше.

Дэниел встал, поправил одежду и привел в порядок галстук.

– Странно, что Стивен все это время спит.

– Нет, он совсем не спит. Он внизу, на кухне, с Мэгги. Должно быть, он спустился, когда мы все находились в спальне. Знаешь, он прямо онемел от страха.

Услышав, что в зале происходит какая-то суета, они вышли из ванной и направились вниз по лестнице. Там они увидели двоих санитаров и доктора Питерса, которые что-то обсуждали. Доктор взглянул на бледное лицо Дэниела и осторожно спросил:

– Как вы думаете, сможете ли вы сопроводить нас в больницу? Кто-то должен поехать. Может быть, ваш сын?..

– Нет, нет. Я поеду сам.

– Вот и хорошо.

Джо, а за ним доктор и санитары стали подниматься по лестнице. Дэниел же остался стоять посреди залы, с горечью думая о том, что не все еще закончилось, что придется еще и сопровождать ее до места…


В доме стояло неестественное затишье, которое словно усиливалось тиканьем больших дедушкиных часов. Вот они пробили три раза, возвещая о том, что уже без четверти двенадцать. Дон до утра погрузился в глубокий сон. Стивен тоже спал, спала и Пэгги. Мэгги находилась в своей комнате, но не собиралась засыпать до тех пор, пока не услышит шум подъезжающей машины Дэниела. Не спали и Джо с Аннеттой. Они расположились в гостиной у камина, долго уже сидели там, намереваясь поговорить, но не знали, с чего начать. Аннетта первая сделала попытку. Глядя на Джо, который сидел в своей обычной позе – наклонившись вперед и упираясь локтями в колени, – она мягко сказала:

– Извини, что и тебя втянули во все это, Джо. Она… она сама не понимала, что говорит.

Джо медленно повернулся к Аннетте и долго смотрел на нее. Внутри него все кричало: ах, если бы в словах Уинифред была бы хоть самая малая капля правды… Но вслух он произнес совсем другое:

– Я все понимаю, дорогая. Предположение было совершенно смехотворным. Но, как ты верно подметила, она не отдавала себе отчета. И ты… ты всегда была мне как младшая сестра.

Она с трудом улыбнулась.

– А я не всегда думала о тебе, как о брате. Помнишь, я преследовала тебя? В четырнадцать лет я испытывала к тебе что-то вроде страсти.

Джо тоже заставил себя улыбнуться и проговорил:

– Всегда так: что-то вроде страсти…

– Перестань, Джо! Вечно ты недооцениваешь себя. Ведь это совсем не так. Есть же Ирен, Ирен Шилтон. Тебе стоит только поманить ее пальцем. Есть еще и Джессика Боубент. – Аннетта понизила голос и медленно проговорила: – Тебе нужно жениться, Джо. Жениться и уехать отсюда. Вот именно. – Она кивнула и посмотрела на огонь. – Уехать от всех них… от всех нас. От Стивена, за него отвечает папа; от Дона, за которого теперь отвечаю я; и от самого Дэниела. Потому что, если ты не уедешь, мы все окажемся тяжким бременем на твоих плечах.

Аннетта взглянула на Джо. А ему захотелось обнять ее и сказать: „Тебя бы я усадил на плечи когда угодно. Я ждал бы всю жизнь, имея хоть малейшую надежду на то, что ты когда-нибудь окажешься моей ношей".

Аннетта продолжала:

– Они злоупотребляют тобой. Ты слишком добрый. Ты и всегда был добрым. Тебе кажется, что ты у них в долгу, потому что они взяли тебя ребенком. Но, по-моему, ты никому ничего не должен. Ты уже заплатил им сполна, заполнив собой пустоту в их жизни.

– Может быть, но заполнял я ее недолго. – Джо печально покачал головой. – С момента, когда появился Дон, пустое место исчезло. Я столкнулся с этим, когда был ребенком, но от этого не стал хуже относиться к Дону. Я любил его. И сейчас люблю.

– Джо! Ох, Джо! – Аннетта протянула ему руку. Секунду он колебался, затем схватил руку и заговорил: