деревянной резьбой на карнизах, с окнами, украшенными наличниками. Перед домом был мощеный двор, в котором двигались какие-то не ясные фигуры. Чем дольше я вглядывалась, тем четче становилась эта картина. И наконец я поняла, что это и есть реальность, а заброшенные поля — только иллюзия.
Не задумываясь, я свернула с дороги и поспешила к дому, который вблизи выглядел еще внушительнее. Старый дом, сложенный из сине-зеленого камня, встречавшегося мне в здешних горах. Красная черепичная крыша. Резьба зеленого и золотого цвета. Этот дом невольно внушал почтение и ощущение надежности, прочности бытия.
По двору мужчина вел лошадь из конюшни к корыту с водой, и тут же девушка ощипывала какую-то птицу с блестящими пестрыми крыльями и длинными гибкими ногами. Я не могла еще отчетливо разглядеть ее лица, но, похоже, она была таким же обычным человеком, как и я. Мужчина был одет в серебристо-серые брюки и серую кожаную куртку, подпоясанную ремнем со множеством металлических бляшек. На девушке было красно-коричневое платье, длинный желтый фартук, а на голове такая же желтая шапочка.
Девушка прошла по двору ближе к тому месту, где я стояла, и стала разбрасывать зерно из корзинки, висевшей на ее руке.
— Простите… — заговорила я, чувствуя, как соскучилась по обыкновенному человеческому голосу. Я ждала, что она заметит меня и хоть что-то ответит, но она меня, похоже, просто не слышала. — Простите… — повторила я громче, но она даже головы не повернула в мою сторону.
В это время мужчина, уже напоив коня, вел его обратно в конюшню и прошел совсем рядом со мной. Я хорошо разглядела его лицо с такими же раскосыми бровями и острым подбородком, как у Всадников. Но он тоже не видел и не слышал меня!
Этого я уже не могла перенести и, протянув руку, дернула девушку за рукав. Она испуганно вскрикнула, отшатнулась и что-то невнятно пробормотала. Мужчина повернулся к ней и что-то крикнул с вопросительной интонацией, но язык этот был мне незнаком. Теперь они оба смотрели на меня в упор, и все же явно меня не видели.
Я больше не могла выдерживать такое напряжение, воля моя ослабла и вот вся картина поблекла и начала тускнеть: дом, мужчина, лошадь, девушка-служанка. Они расплывались, бледнели и наконец исчезли совсем. Я снова стояла одна на заброшенном поле, хотя в душе знала, что все это никуда не делось. Мое второе зрение и раньше помогало мне видеть настоящее под любой иллюзией, но здесь реальность поменялась местами с иллюзией: для меня был призрачен этот дом, а реально — заброшенное поле, а для них дом — реальность, я же — призрак.
Я снова вышла на дорогу, села на обочину и уронила голову на руки. Смогу ли я войти в реальность этой страны, перестать быть призраком? Может быть, тогда, когда я воссоединюсь с другой Джиллан? А сама она — реальна в этой стране?
От ализонских пайков остались одни крошки. Где здесь я смогу найти еду? Смогу ли я вызвать свое двойное зрение на время, достаточное чтобы войти в дом и найти там еду? Ее придется просто украсть, ведь хозяева не могут меня ни видеть, ни слышать, а значит, я не могу попросить. «Эта страна отлично защищена, — подумала я. — Даже если кто-то сумеет преодолеть их барьеры, то сначала встретит стражей в горах, а потом попадет на эту безлюдную равнину, так никогда и не узнав, что это только иллюзия». Да и сама я разгадала это почти случайно. Интересно, что миновала я, думая, что иду мимо заброшенных полей? Замки? Деревни? А может, и города?
Но сейчас мне, прежде всего, нужна была еда, поэтому я снова должна увидеть реальность, если хочу ее найти. Две усадьбы, которые я различала вдали, были слишком далеко от дороги. Кстати, эта дорога была и в реальном мире, а главное, вела именно туда, куда звал меня внутренний голос.
Далеко за полдень я наконец наткнулась на маленькую деревушку совсем рядом с дорогой. В ней было всего домов двадцать, а в центре возвышалась какая-то башня. Люди, двигавшиеся по обеим сторонам улицы, казались мне смутными тенями, но я и не пыталась разглядеть их получше, а сосредоточилась на домах. На пороге первого из них сидела женщина и пряла, перед другим играли дети, дверь следующего дома была плотно закрыта и, похоже, заперта, а вот четвертый дом, судя по вывеске над дверью, был гостиницей.
Мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы удержать это видение, когда я рискнула войти в здание через приоткрытую дверь под вывеской. Прямо от дверей тянулся короткий коридор, и слева виднелась еще одна открытая дверь в комнату, где стоял большой обеденный стол с лавками. На столе лежал каравай темного хлеба и большой кусок желтого сыра. Я очень боялась, что все это потускнеет и исчезнет прежде, чем я успею схватить еду, но этого, к счастью, не случилось. Я быстро сунула все это богатство в складки своего свернутого плаща и двинулась назад к двери, но там неожиданно появилась туманная фигура — так я воспринимала сейчас здешних жителей. Я отпрянула, прижалась к стене и постаралась сосредоточиться, чтобы получше разглядеть того, кто загородил мне дорогу.
Это был мужчина, одетый в кожаные штаны, сапоги и кольчугу. Его верхняя куртка из шелковистого сукна напоминала одежду Всадников, только без меховой отделки, а вместо шлема он носил мягкую шапку.
Он подозрительно оглядел комнату, но меня явно не видел, и вдруг ноздри его дрогнули, словно он что-то учуял. Мужчина что-то сказал на языке, которого я не понимала, но мне показалось, что он задал вопрос. Я затаила дыхание, словно оно могло меня выдать. Он повторил свой вопрос и, пройдя совсем рядом со мной, шагнул в комнату. Я осторожно пошла к двери, как вдруг он отвернулся от стола, с которого я только что взяла хлеб и сыр, и уставился прямо на меня. Я замерла. Мне показалось, что он наконец меня увидел, но по выражению его напряженного лица догадалась, что он просто к чему-то прислушивается. Внезапно он направился прямо на меня.
Я опрометью выбежала из комнаты и помчалась по коридору. Мужчина громко крикнул, и с улицы ему ответил другой голос. Я была уже почти в дверях, когда заметила еще одну фигуру. Я машинально вытянула вперед руку и, хотя видела перед собой только неясную тень, ударилась о живое плотное тело. Стоящий в дверях испуганно вскрикнул и отскочил назад. Я вылетела из дома и что было сил побежала из этой деревни к знакомой дороге, где чувствовала себя относительно спокойно. Позади меня слышались крики и топот преследователей. Может быть, сейчас они меня видели? Но у меня не хватило смелости это выяснять. Наконец призрачный мир начал таять, и я снова очутилась на дороге, среди пустынных лугов и полей, и могла немного отдышаться. Но я все еще слышала крики и топот, а потом стук копыт промчавшейся лошади, и еще крепче прижала к себе увязанную в плащ добычу и побежала по дороге, подальше от этой деревни с ее обманчивым спокойствием.
Я бежала, пока хватило сил, а когда остановилась, кроме птичьего щебета, ничего не услышала. Я была уверена, что каким-то образом жители деревни увидели меня. Но хотя сейчас мне, похоже, бояться было нечего, все же, отдохнув немного, я постаралась подальше уйти от возможных преследователей. Только там я наконец села на придорожный бугорок и занялась своей добычей. И этот сухой хлеб вместе с жестким сыром показались мне вкуснее всего на свете, даже тех блюд, которые пробовала на празднике Всадников.
Съев пару кусочков, я решила несколько умерить свой аппетит, так как не знала, представится ли мне еще возможность пополнить свои запасы таким налетом, поэтому стоило соблюдать экономию. Около самых моих ног опустилась птичка и стала клевать крошки. Собрав все, она поглядела на меня и защебетала, словно прося еще. Я бросила ей несколько крошек, чтобы понаблюдать. Несомненно, птичка меня видела, как и все остальные животные, которых я встречала по дороге. Значит, я была невидима лишь для людей этой страны?
Солнце уже опустилось довольно низко, и пора было поискать какое-то пристанище на ночь. Впереди темнела какая-то полоска, и я решила, что это вполне может быть лес. Мне показалось, что там легче будет найти укрытие, и я направилась туда.
Я была так занята этими мыслями, что не сразу обратила внимание на появившееся в душе беспокойство. Мне сразу стало неуютно и тревожно, но это не был страх перед наступлением темноты. Я сосредоточилась, и вскоре невнятная тревога оформилась в четкое чувство преследования. Это чувство было так сильно, что я начала поминутно оглядываться, словно надеясь обнаружить преследователей. Один раз я даже остановилась, чтобы внимательно осмотреть все вокруг, но кроме стай птиц, летавших вдоль дороги и кружившихся надо мной, никого не заметила.
Лес был уже совсем рядом, но теперь он не казался мне надежным убежищем, а напротив, чем-то пугал меня. Он был огромен и протянулся широкой полосой с юга на север. Мне очень хотелось остаться на опушке, откуда я могла, по крайней мере, видеть дорогу и подходы к лесу, но что-то повело меня дальше. Дорога становилась все уже, деревья сжимали ее со всех сторон, протягивали над ней ветки и, казалось, всеми силами стремились сойтись в сплошную стену.
Со всех сторон, и на земле и в ветвях, слышались шорохи и шуршание. Я заметила белку, лисицу, тут и там мелькали звери, которых я не могла разглядеть, но не понимала, отчего вся эта суета, если только это не было связано со мной. Мне уже казалось, что меня сопровождает бдительная лесная стража из зверей и птиц, от которой я никуда не могла укрыться!
Я старалась найти хоть какое-то укрытие от наступающей темноты, но даже не видела, где можно было сойти с дороги. Скоро я оказалась на развилке, от которой шли две дороги, каждая не шире тропки, а между ними возвышался маленький холмик с плоской вершиной. На нем стояли три небольших колонны, средняя слегка возвышалась над крайними. И чем дольше смотрела я на эти колонны, тем спокойнее становилось у меня на душе. На первый взгляд место это никакой защиты не обещало, но что-то тянуло меня подняться на площадку. Я подошла к колоннам, расстелила свой плащ и присела, прислонившись к средней колонне, потом снова поела, хотя и далеко не столько, сколько мне хотелось, потому что глотать сухой хлеб было трудно и очень хотелось пить.