Морри сказал:
— Джад Нортон, тот самый старик, который играет отца, умер на съёмочной площадке от сердечного приступа. Это случилось в понедельник. Сценаристы хотят заменить его младшим братом, который приезжает с Уолл стрит, чтобы управлять Тимберлендз. Это классический, образованный, элегантный герой. Твоя копия, Оливер. В этой роли ты будешь выглядеть очень естественно. Твоя роль позволит им ввести интересные сюжетные ходы. Этот сукин сын, Ти Джей, старший брат — ждёт, что управлять империей станет он, так? Но тут появляется его дядя — то есть, ты. Старик наказывает Ти Джея лёжа в могиле, так? Только представь — ты окажешься в ореоле опасности, но всякий раз будешь с умом пускать прахом все интриги Ти Джея. Похоже, это будет самая интересная роль в сериале.
— Морри, ты не должен так громко сморкаться. Это очень вредно для носовых пазух.
— По-твоему, я стал бы шутить?
— Он говорил про деньги? — Когда продюсеры говорят о деньгах, это значит, они говорят серьёзно. — Сколько, Морри?
— Семь тысяч в неделю, — ответил Морри.
У Джуита подкосились колени. Он опёрся о кухонный стол, стараясь не верить ни единому слову.
— Ведь это неплохо, правда? Я же говорил, рано или поздно это должно было случиться. Эй, с тобой всё в порядке? — Не верю я Зигги Фогелю.
Зигги позвонил со своей угрозой всего через несколько дней после той драматической сцены выяснения отношений. Зигги рыдал, просил, умолял и, в конец концов, попытался совершить самоубийство, и совершил бы, если бы не упал в обморок, при виде собственной крови, струйка которой вытекла у него из запястья, когда он стал резать себе вены. Вся эта буря эмоций означала только одно — Зигги Фогель не выносил поражений. Джуит был в его жизни удачным приобретением, элегантным, зависимым, но не более. Однако угрожал он не в шутку. И если бы в скором времени кинематографический бизнес не претерпел изменений, если бы отказ от студийной системы не пробил брешь в былом могуществе Зигги и ему подобных людей, эта угроза воплотилась бы в жизнь. При том навсегда. Однако, сегодня Зигги снова могуществен.
— Может быть, он придумал новый способ, как наказать меня за то, что я ушёл от него. У него было много лет на раздумье, Морри. Он стар. Может, он хочет заклеймить меня перед тем, как отправится на тот свет.
— Ты говоришь, как писатель, — сказал Морри. — Ты знаешь, где находятся «Блэкбёрд Продакшнз»?
Он не стал дожидаться ответа и назвал адрес.
— Я буду тебя там ждать. Если нам что-нибудь не понравится, мы ничего не подпишем. Послушаем, что он скажет. Что в это плохого? Ты же со мной. Я договорюсь на одиннадцать. Господи, Оливер, тебе трудно угодить. Ты ведь столько времени голодал. Ты заслужил эту передышку.
Контракт они подписали. Священник и маленькая аккуратная секретарша в красных бусах и с чёрной шевелюрой, напоминавшей кукурузной поле, поставили подписи как свидетели. Секретарша уходит. Священник остаётся и снова читает контракт. Зигги жмёт руку Джуиту над глянцевой поверхностью письменного стола. Слабое старческое рукопожатие. Он нежно смотрит в глаза Джуиту, и улыбается большими вставными зубами. Это улыбка святого.
— Я причинил тебе много вреда, Оливер. Надеюсь, что возмещу тебе этот вред.
Джуит не знает, что ответить. Он кивает.
— Я накоплю эти деньги. Я хотел бы купить небольшую пекарню. В моём родном городе. Что ты об этом думаешь?
— Если ты этого хочешь, — говорит Зигги.
АВГУСТ
— Вы сами сказали, что цена всех пугает.
Джуит упирается локтями в поверхность жёлтого столика, а утреннее солнце греет ему спину через окно пекарни. В воздухе стоит сильный запах свежего хлеба. Вкус клубничного джема, который он только что съел из маленькой упаковки, смешивается со вкусом кофе, который он пьёт из бумажного стакана с жёлтым пластмассовым подстаканником.
— Честно говоря, сомневаюсь, что вам нужны наличные, Джо. Эта сумма слишком велика, чтобы заплатить её сразу.
Молодой Джо Пфеффер сосредоточенно смотрит куда-то позади Джуита, губы его поджаты, пальцы невозмутимо потягивают кончик длинного носа. Он обрадовался и засмеялся, когда Джуит вошёл к нему с доброй новостью о «Тимберлендз». Он был так доволен и горд, что сжимал и тряс руку Джуита, пока тот сам не ослабил рукопожатие. Джо выпалил хорошие новости девочке, похожей на Фрэнсис Ласк, а та в смятении побежала на кухню рассказать об этом Питеру Полу, который вышел оттуда с мукою на волосах, чтобы выразить Джуиту свои поздравления. Пфефферы очень любили «Тимберлендз» и не пропускали ни одной серии. Этим утром Джуит стал для них Богом. Теперь Джо уже попросту не решался сказать ему «нет». Он вздыхает, с досадой покачивает головой.
— Но хозяева ранчо на севере просят наличными.
— Мы не всегда получаем то, что хотим, — улыбается Джуит. — Поговорите с ними. Посмотрим, согласятся ли они на уплату частями.
Джуит не располагал опытом в бизнесе, однако он часто играл банкиров, предпринимателей, брокеров. Он всегда рассуждал согласно незамысловатой психологии киносценариев. Из внутреннего кармана пиджака он достаёт хрустящую продолговатую сложенную вдвое бумагу и разворачивает её на середине стола перед Джо. Это чек на десять тысяч долларов, выписанный на имя Джозефа Пфеффера Младшего. Джуит слегка опьянён своей расточительностью, однако чеки поступают из кампании регулярно, и пачки денег накапливаются в банке, подобно золотым слиткам. Он слегка придвигает чек к Молодому Джо, и тот смотрит на чек, словно пребывая в гипнозе.
— Это серьёзные деньги, — говорит Джуит. — Если я не выполню своих обязательств, вы возьмёте это себе в качестве неустойки без всяких вопросов, идёт? Но если мы закрываем торг, они станут первым взносом.
Джо с трудом отводит глаза от чека. Он смотрит на Джуита и неловко смещается на своём шатком жёлтом стуле.
— Значит, вы хотите… — произносит он хриплым, едва различимым голосом. Он откашливается. — Значит, вы хотите уплатить мне четвёртую часть общей суммы, а остальное будете ежемесячно погашать за счёт доходов от магазина — я правильно понимаю?
— Выплаты будут обеспечены, — говорит Джуит. — Мы ещё обсудим это с юристами.
Он отодвигает стул и встаёт. Он старается придать своей улыбке выражение полной уверенности в себе и протягивает Джо руку.
— Договорились?
Молодой Джо взволнованно ковыряет в ухе мизинцем и снова смотрит на чек, но брать его не торопится. — Господи, — говорит он самому себе. Наморщив лоб, он смотрит на Джуита. — Я не знаю.
— Кто-нибудь ещё предлагал вам заключить сделку?
— Ну, нет — не то, чтобы. Я хочу сказать, они узнавали цену, но ничего не предлагали.
Он робко улыбается и берёт чек.
— По крайней мере, никто из них не выкладывал на стол деньги.
Он поднимается.
— Думаете, люди с ранчо на севере согласятся?
Бледное лицо Молодого Джо залилось краской.
— Ах, чёрт, — говорит он. — Всё это только слова. Это я хотел получить наличными. Я решил, что мне будет проще получить наличные, если я скажу про ранчо. Конечно, они не против оплаты по частям. Просто, мне не хотелось растягивать уплату на годы. Я хотел устроить всё как можно скорее.
— Табличка «Продаётся» висела у вас в окне с января, — замечает Джуит.
— Да.
Молодой Джо вновь задумчиво смотрит на чек и вздыхает. Затем он с последний раз поднимает глаза, усмехается и говорит:
— Ладно, была не была, — и жмёт руку Джуиту. — Когда вы хотите заняться бумагами?
Джуит развязывает узел на крышке багажника. Он кидает верёвку внутрь и нагибается, чтобы вынуть ящик. Он боялся, что тот окажется слишком тяжёлым. Так оно и есть. Надо было заплатить парню, который укладывал его в багажник. Тогда он поехал бы с Джуитом и помог бы донести ящик. Джуит ставит коробку на подпорную стену в самом начале ступеней, и смотрит на очертания дома, что виднеются за тёмными ветвями гималайских кедров. Подъём предстоит долгий. Он возвращается, чтобы захлопнуть багажник, обхватывает картонный ящик и начинает подниматься вверх по ступенькам. Старые строгие деревья отбрасывают какую-то тень, однако прохладнее от этого не становится. Пройдя десять ступеней, он чувствует, как пот градом стекает по его рёбрам. Устали руки, устали ноги, не хватает дыхания. Он не представляет себе, как преодолеет этот подъём, однако, каким-то образом преодолевает его. У крыльца он не то, чтобы ставит, а скорее бросает этот ящик на землю. Тот издаёт громкий и гулкий звук Ему надо сесть, и он садится на деревянные ступени. Он слышит, как за его спиной отворяется дверь.
— Оливер? Что это?
В горле и во рту у него сухо. Он не может ответить. Он только тяжело дышит. Он слышит, как приближаются её хромые шаги, туп-туп, туп-туп. Он слышит, как она издаёт удивлённый счастливый возглас.
— Боже мой, телевизор! Цветной телевизор! Оливер, как это замечательно. Тебе не следовало.
Она целует его в макушку, как делала их покойная мать.
— Это прекрасно!
В молодые годы она становилась импульсивной и быстрой, когда радовалась чему-то. И вот, как в молодости, она усаживается рядом и обнимает его.
— Ты так добр. Ты так добр ко мне.
— Ты же смотрела «Тимберлендз» в чёрно-белом, — говорит он. — Теперь всё будет цветным.
Она улыбается ему кривыми зубы, глаза её искажены толстыми стёклами очков. Она сияет. Он улыбается ей в ответ. У неё улучшение. Ненасытный кошмар, который курсировал по её сосудам, притих. В эти дни она чувствует себя хорошо, уменьшилась слабость, носовые кровотечения прекратились, синяки на коже рассасываются. Врачи говорили ему, что улучшения длятся не долго, во всяком случае, не в её возрасте. Даже если она и знает об этом сама, то значения не придаёт. Он встаёт на ноги, пока ещё не в силах вновь нагрузить себя тяжестью, но вместе с тем, не желая заставлять её ждать. — Пойдём. Поскорее установим его и подключим.
Она открывает входную дверь, и он, тяжело ступая, заходит в дом. Он едва сдерживает стон — все мышцы его снова начинают болеть под тяжестью громоздкого ящика. Она весело ковыляет следом за ним мимо гостиной и мимо столовой. Там на ткацком станке лежит почти зав