Единого Бога-Отца и усвоения вашего русского культурного кода. Ведь вы всегда всех побеждали, а временно проиграв, всякий раз восставали из пепла, а это значит, что ваш код самый сильный и самый лучший. Так я и сделала, и тогда пустота стала отступать, а потом гауптман Серегин взял меня на службу и тем самым произвел в почетные русские. Я была первой, но за мной пошли многие и многие - сначала амазонки, отправившиеся в поход вместе с гаупманом Серегиным, потому что безумно влюбились в это воплощение всяческих мужских достоинств, а потом и местные остроухие, которые не влюбились, а полюбили герра Серегина всей своей душой с первого взгляда. А это, как говорят у вас, у русских, небо и земля. А любят остроухие истово, один раз и на всю свою жизнь, и им все равно, что предмет их любви спит только со своей женой, а к ним относится ровно как к нареченным сестрам или приемным дочерям. Для них достаточно исходящего от нашего обожаемого командира чувства заботы, участия и искренней симпатии, а мужчин-партнеров себе в постель остроухие выбирают по принципу максимальной схожести с идеалом. Амазонки, покидая свой мир, оставляют его полностью и целиком. Уже здесь они усваивают новые для себя обычаи и порядки, становясь такими же почетными русскими, как и я. А остроухие в своем исходном состоянии и так были пусты дальше некуда, особенно те, кого выращивали на мясо, и эту пустоту герр Серегин щедро заполняет своим русским культурным кодом. Тут для этого есть все необходимое: вечерняя школа и библиотека, до которой, овладев русской грамотой, остроухие, как воительницы, так и вспомогательный персонал, становятся особо охочи. Совсем недавно туда завезли большое пополнение новых книг из семьдесят шестого года, и девочки от этого факта в полном восторге. Вот так: у нас все, кто служат - или настоящие русские, как в армиях герра Багратиона и принца Михаила, или почетные русские, как я и мои кригскамрады, добровольно пошедшие в армию к лучшему военному вождю Мироздания. И я из этих почетных русских была самая первая.
Мы слушали дозволенные речи нашей Шахерезады со всем возможным вниманием, ведь Голос нам ничего подобного не рассказывал. В его изложении жизнеописание товарища Серегина звучало сухо, как у Цезаря - «пришел, увидел, победил», но в рассказе Гретхен-Маргариты наш будущий командующий раскрылся с совсем другой, можно сказать, человеческой стороны. И в то же время было видно, что, закончив свой рассказ, наша собеседница ожидает от нас реакции: хулы или похвалы, ибо безучастно к такому для нормального человека отнестись невозможно.
И Нина Викторовна, единственная из нас, у кого этот жест не выглядел непозволительно фривольным, погладила девочку сухой рукой по голове.
- Никто не может выбрать для себя, в какой стране и в какой семье ему родиться, - сказала она, - поэтому ты ничуть не виновна в своем происхождении. Зато, когда у тебя появилась возможность круто изменить свою жизнь к лучшему, ты все сделала правильно. И товарищ Серегин, с нашей точки зрения, тоже все сделал правильно, он безупречен и выше всяких похвал. Теперь мы понимаем, что значит «первая почетная русская», и я думаю, что таким званием можно гордиться.
- А меня - хмыкнул Александр Васильевич Тамбовцев, - слегка удивил тот факт, что мы сейчас находимся совсем не в том мире, где возникли из посмертия. Так что же, это получается, вы тут такие могущественные, что переступаете через границы между мирами так же просто, как меловые линии на асфальте?
- Спросите лучше об этом кого-нибудь другого, а я вам не отвечу, поскольку не имею никаких способностей к магии, а уж к той, что необходима для того, чтобы ходить между мирами, и подавно, - ответила Гретхен. - Я знаю только, что те, кто обладают такими способностями и постоянно применяют их для своих нужд, имеют возможность непрерывно расти в силе, и верхнего предела для них нет. Пример тому - прохвост Зевсий. Но даже такие старые маги, которых все ошибочно считают бессмертными богами, ничто перед настоящим Богом-Отцом, способным повергнуть их одним движением своего мизинца. Однако мы заболтались, товарищи... Идемте, наш обожаемый командир ждет.
Поднявшись из госпитальных подземелий на свежий воздух, мы вздохнули полной грудью, принюхались и огляделись вокруг. В прошлый раз, когда мы только прибыли, в положении полупокойников, нам было не до красот и ароматов окружающей природы. Пахло как в храме - миррой и ладаном. Гретхен сказала, что этот запах издают деревья Высокого Леса, со всех сторон окружающего запретный город Ниц. Вечерело. Неистовое местное солнце уже закатилось за вершины исполинских реликтовых деревьев, и на город легли полосатые тени, и лишь верхние этажи четырех башен, окружающих главную площадь с фонтаном, еще оставались освещенными.
Осмотревшись и впитав в себя окружающую обстановку, мы пересекли площадь, причем Гретхен обошла фонтан дальней дорогой, пояснив, что в нем живет магический дух мужского типа -главный источник силы это места, и в то же время великий развратник, не пропускающий мимо ни одной представительницы женского пола. Однако среди амазонок имеются такие особи, которые совсем не прочь покувыркаться среди водяных струй с этим похотливым Казановой, ведь дети от таких забав получаются только в том случае, если этого хотят обе стороны.
И вот мы в башне Силы. Уж штаб воинской части не перепутать ни с чем. Лейтенант в позднесоветской форме с эмблемами танкиста за столом дежурного, часовой (точнее, часовая) на посту номер один при знамени; еще одна рослая остроухая и нашивками сержанта и красной повязкой тоже находится поблизости, очевидно, готовая выполнить любые распоряжения дежурного. А тот на нас, таких красивых, даже глазом не повел, лишь козырнул нашей сопровождающей... А мы, стало быть, до принятия присяги для него пока вообще никто.
По прохладной широкой лестнице поднимаемся наверх, на третий этаж. Одну часть башни здесь занимает кабинет командующего, другую - его личные апартаменты и квартиры старших офицеров.
И вот мы на месте. При нашем появлении товарищ Серегин (невысок, но мускулист) встает, выказывая нам уважение, а рядом с ним - ба, знакомое лицо: товарищ Брежнев с его знаменитыми бровями. Только наш Ильич Второй из семьдесят шестого года был уже едва мямлящим полутрупом, а этот-живчик хоть куда, и больше напоминает старого приятеля одной из моих субличностей «Просто Лёню», в те давние времена, когда тот заправлял Днепропетровским обкомом партии. Или товарищ Серегин его просто вылечил, примерно так же, как обещал излечить от старости нас самих. Ан нет, неверно... Настоящий Брежнев из нашего прошлого обо мне и моих товарищах понятия не имел, а этот явно узнал нас (то есть в первую очередь меня).
- Они это, товарищ Серегин, сто процентов они, - сказал «Просто Леня» и, разводя руки для объятий, начал обходит стол, чтобы приступить к поцелуйному обряду, гомосек тайный.
- Но-но, товарищ Брежнев, - сказал я, - вы же знаете, как я не люблю эти телячьи нежности между мужчинами.
- Ну вот, как всегда, - вздохнул Леня, - ну так дай хоть руку твою пожать, чертяка старый. Как ты тогда помер, так я к себе места не находил, пока не отправился вслед за тобой, но встретились мы с тобой уже здесь.
- Руку пожать можно, - сказал я, подав пятерню товарищу Брежневу. - Должен сказать, Леня, что тоже очень рад тебя видеть, но никак не пойму, почему мы встретились именно здесь.
Товарищ Серегин, который с легкой улыбкой наблюдал за встречей старых друзей, вслед за Лёней подошел и пожал нам всем четверым руки.
- Так уж получилось, - сказал он, - что, когда меня выбросило в семьдесят шестой год и я попытался наладить контакт с оригинальным товарищем Брежневым, выяснилось, что там, в теле больного старика, который может помереть в любой момент, живет личность, когнитивные способности которой деградировали до уровня пятилетнего ребенка. Если вылечить тело для нас проблемы не составляет, то обратить вспять распад личности попросту невозможно. Информация о структуре личности утрачена навсегда, и восстановлению не подлежит. И тогда произошло то, что с полным правом можно назвать истинным чудом. В теле товарища Брежнева из Основного Потока проснулся товарищ Брежнев, выученный, можно даже сказать вымуштрованный, одним из способнейших Старших Братьев генерал-лейтенантом Бережным. Мы, Вячеслав Николаевич, с вашим учеником тут таких дел наворотили, что возврата на тот путь, что вел к девяносто первому году, уже не будет. Люди, что двигали страну в неправильную сторону, лишились кто власти, а кто и самой жизни, зато другие, оказавшиеся нашими с Леней единомышленниками, вдруг резко пошли в рост по партийно-государственной линии. Но даже несмотря на то, что у нас все получалось, товарищ Брежнев все время вспоминал вас и повторял, что в таких случаях всегда лучше обращаться к специалистам, а не заниматься самодеятельностью. А произносить при мне такие слова - это все равно что говорить их прямо Богу в уши. Мои деловые разговоры, как вот сейчас, Патрон слушает обязательно, но реагирует только тогда, когда его помощь может оказаться незаменимой. У моих друзей из одного интересного мира есть поговорка, что если тебе под руку положили топор, то придется рубить, а если пулемет, то стрелять...
В этот момент за окнами раздался гулкий раскат грома.
- А вот и подтверждение, - сказал товарищ Серегин, подняв указующий перст. - Патрон высказался! Вы четверо, товарищи - оружие страшной разрушительной и созидательной силы, да и я тоже не мальчик-простачок, только вчера свалившийся в Подвалы. В связи с этим вопрос: какие задачи нашей команде собирается нарезать Творец Всего Сущего, если вдобавок к уже имеющимся у меня возможностям присылает такую подмогу. Надо сказать, мадам Кибела (а это та еще особа), обнаружив вас в своих владениях, была изрядно напугана, а потому сделала все возможное, чтобы я поскорее забрал вас с ее территории. Отмечу, что эта особа существует столько же, сколько и само человечество, но никогда раньше она не встречала никого, кто был бы похож на вас хотя бы отдаленно. А гости из верхних миров у нее не редкость, но никогда таким образом в осадок еще не выпадали люди, не имеющие никаких магических способностей, и никогда еще след от их падения не вел непосредственно в Чертоги Творца Всего Сущего, а не на верхние уровни Мироздания. Поэтому и эвакуировали вас, минуя все промежуточные инстанции и сведя формальности к краткому разговору между мной и Кибелой в этом кабинете. На этом тайна вашего возвращения в мир живых исчерпывается, и возникает вопрос, кому и сколько вешать в граммах. Но прежде, чем мы его обсудим, прошу вас садиться, ибо я и так уже проявил достаточно невежливости, заставив своих уважаемых гостей стоять.