– Это ты должен был в ней сидеть!
– С какой стати?
– Ты же сам вызвался!
– Ничего подобного. Я сказал, что разберусь с телегой, а не заберусь в нее, – пояснил Альк, многозначительно понизив голос.
Вор заткнулся. Если селяне догадаются, что среди их гостей есть путники, то, чего доброго, заставят перекатывать! Надо действительно поскорей хватать отсуженное и прясть отсюда нитку, а саврянскую морду набить и потом можно.
– Кости целы? Так вставай. – Альк протянул вору руку, но тот остался лежать, глухо постанывая и наслаждаясь тсарящим вокруг него переполохом. Правда, только Рыскиным, зато весьма обильным.
– Какое «вставай»?! – напустилась зареванная девушка на саврянина. – Вдруг он, пока телега по кочкам скакала, отбил себе что-нибудь и теперь помирает?
– Помрешь? – деловито осведомился Альк у Жара.
– Хрен тебе, – злобно пропыхтел тот.
– Это завещание? – уточнил саврянин.
– Да – я же заметил, как ты мне завидуешь! – не остался в долгу вор.
– Помрет, – с сожалением заключил Альк, повернувшись к Рыске. – Уже предсмертный бред начался.
Жар все-таки поднялся, попытался отряхнуть кафтан, но только размазал грязь.
– Ваши коровки-то, – с сожалением признал голова. – Забирайте. Только божий суд вначале оплатите!
– Чего?!
– Ну телега-то общинная разболталась. Два сребра с вас.
Необходимость платить за починку телеги, на которой его чуть не угробили, так возмутила Жара, что он окончательно пришел в себя и начал смачно ругаться. Голова не отставал, и сторговались на пятнадцати медьках.
Откуда они у вора, Рыска предпочла не спрашивать.
Девушка с торжеством свела Милку с холма, и хмурый «скотокрад» передал ее спутникам поводья Болезни и Смерти, невнятно что-то пожелав, вряд ли удачи и доброго здоровья. А увидев взгляд его жены, Жар мужику даже посочувствовал.
В Рогатку возвращаться не стали. За холмом дороги снова сходились в одну, широкую и накатанную; по ней и поехали, почти сразу же уткнувшись в небольшую речку. Ниже по течению к берегу прибило несколько бревен – видно, остатки подмытого моста. Пришлось переходить реку вброд, вода почти до седел дошла. Какой бы хорошей ни была цыганская краска, Милка еще полвешки оставляла за собой черные кляксы. А спешившись по нужде и взглянув на корову со стороны, Рыска согнулась пополам от смеха, не в силах объяснить подробнее.
Впрочем, Жар с Альком и так все поняли. Саврянин тоже фыркнул, вор смущенно кашлянул.
В том месте, по которому голова тер пальцем, у Милки оказалось собственное черное пятно.
Глава 11
Крысы очень любопытны и зачастую утягивают в свои норы совершенно несъедобные вещи.
Первое время ехали молча. Жар с Рыской еще дулись на саврянина, а тому от их обид было ни жарко ни холодно.
– И куда мы теперь? – спохватилась девушка, когда спутники уже проехали лес. Дорога снова убегала в пустынные поля и ныряла за горизонт, небо затянуло облачной пеленой – сплошной, но высокой и светлой.
– А никуда, – принял волевое решение Жар. – Сколько ж можно, как бродячим псам, по дорогам слоняться? Давай доедем до ближайшего города и там поселимся.
– Давай лучше в веске, – смущенно попросила девушка. – Как-то мне эти города… не очень. Даже огородика там не разбить.
– В городе веселее, – уверенно возразил вор. – И меньше глупых вопросов, кто ты да откуда. Можем снять дом на окраине, будет там тебе и огородик, и сарай для курочек.
– А коровы?!
– Сдадим кому-нибудь напрокат. Будет денежка капать, а захотим куда-нибудь съездить – заберем.
Рыска растерянно погладила Милку по шее. А вдруг новый хозяин ее обижать будет? Видала она, на каких одрах в городе воду возят, еще удивлялась – почему они такие тощие, грязные? Оказывается, не свое – не жалко.
Девушка покосилась на саврянина:
– А с этим что?
– В рабство продадим, – ненавидяще прошипел Жар. – Сто не сто, а десяток монет дадут.
Этого Альк уже стерпеть не смог и саркастически напомнил:
– По-моему, в Ринтаре оно лет триста как отменено.
– В чуринских землях еще осталось.
– Ну-ну, посмотрю я, как вы меня туда затащите.
Жар и сам прекрасно понимал безнадежность подобной попытки, но злость на белокосого требовала выхода.
– Долговых ям и у нас хватает. Вот засадим тебя туда, а судья письмо в Саврию напишет, чтоб выкупали дорогого сыночка, пока его настоящие крысы не сожрали, как нашего Бывшего.
– Да неужели? Может, у вас мое письменное обязательство имеется? Или свидетели сделки?
– Эх, мало тебя отец в детстве порол, – в сердцах бросил Жар, поняв, что взывать к крысиной совести бесполезно.
Альку, напротив, надоело издеваться над спутниками, и он примирительно сказал:
– Кончай злиться. Влиять на события удобнее со стороны, а не сидя в скачущей по кочкам телеге. Или ты предпочел бы спустить с горки Рыску?
– Мог бы меня предупредить!
– При весчанах?
– На ухо шепнуть!
– Притвориться, что нежно целую на прощание?
– Тьфу!
– Ну то-то же. – Саврянин торжествующе ухмыльнулся и поудобнее, как победитель, устроился в седле.
Рыска долго, сосредоточенно о чем-то размышляла, а потом спросила:
– А он тебя вообще бил?
– Кто? – растерялся Альк, успевший отвлечься на прореху в штанине. – А, отец? Нет, что ты. У нас это не принято. – Саврянин аккуратно загладил торчащий клочок ткани, как будто это помогло бы ей срастись. – На мальчиков нельзя поднимать руку, иначе они вырастут трусами.
– А на девочек?
– А на девочек – стыдно. Хотя мать сестренку один раз поясом отлупила. – Альк ухмыльнулся воспоминаниям. – За дело.
– Она злая была?
– Сестра? Да нет, хорошая… Вредная, правда.
«Уж кто бы говорил!» – подумала девушка.
– И упрямая. Удрала как-то из дому, весь день прогуляла, а где и с кем – говорить отказалась. Ну мама в сердцах и… А потом, месяца уже через три, выяснилось, что ее сманили на речку за смородиной две подружки-служанки. Если б призналась, им бы здорово влетело…
– Нет, я про маму спрашивала.
– Мама как мама. – Но теплоты в голосе саврянина заметно прибавилось. – Вечно за нас беспокоилась: то без шапки во двор выскочили, то на старую липу залезли, то впервые за мечи взялись…
– Тогда какого рожна тебе не хватало? – с неожиданной злостью перебила Рыска. – Все у тебя было: родители, братья, сестра, родовой замок…
– Коровы, – ехидно добавил Альк.
– Да, коровы! – с вызовом повторила девушка. – Тебе было где жить, было что есть, тебя любили, и ты мог не беспокоиться о будущем. А тебя понесло в эти паршивые путники, где до выпуска доживает только один из десяти учеников!
– Потому что я не тупой весчанин, который только и думает, как бы набить брюхо, – распалился и Альк. – Мне хотелось не просто жить, а чувствовать, что моя жизнь важна для мира, что я способен его изменить!
– Зачем?
– А тебя все в нем устраивает?
– Нет, но напортачить, что-то меняя, куда вероятнее!
– По-твоему, лучше вообще ничего не делать?
– Надо менять себя, а не мир!
– Да-да-да, смирение, терпение и повиновение! – издевательски расхохотался Альк. – Пахать землю, доить коров, платить налоги, умереть в тридцать лет от пятнадцатых родов… Тсарь на таких, как ты, молиться должен!
– А что вы без таких, как мы, есть будете, а? – дрожащим от обиды голосом упрекнула Рыска.
– То есть смысл твоей жизни – прокормить десяток-другой бездельников? А твоей, – саврянин развернулся к Жару, – их обворовать? Замечательно! Этот мир действительно идеален!
– Все, с меня хватит! – вспылил вор, осаживая корову и разворачивая ее поперек дороги, вынуждая остальных остановиться. – Определись наконец, кто ты – крыса, которой нужна наша помощь, или благородный господинчик, самодурствующий перед слугами!
Альк покосился на Рыску, но та уставилась на коровью холку и молчала.
– Вы чего – обиделись, что ли? – с искренним удивлением уточнил саврянин.
– Представь себе – да! Сколько ж можно?! Ведешь себя так, словно мы какие-то ничтожества, с которыми ты якшаешься только от большой нужды.
– А что – неправда? – надменно вскинул бровь Альк.
– Ну ты и скоти-и-ина, – чуть ли не с восхищением протянул Жар: таких высот хамства и черной неблагодарности он себе даже представить не мог. – А в глаз?
– А в челюсть, в пах, в живот и добить ножом под ложечку?
Коровы съехались вплотную, мужчины одинаково хищно подались навстречу и набычились. Рыска, перепугавшись, что они перейдут от слов к делу, заставила Милку вклиниться между спорщиками и развернулась к Альку, заслоняя друга:
– Знаешь, иди-ка ты менять мир куда-нибудь в другое место! И в другой компании!
– Я обещал вам заплатить, – напомнил саврянин, но в его голосе впервые просквозила неуверенность. – Хоть вы, идиоты, и потеряли расписку, но нашего уговора это не отменяет.
– И что? Ты нас нанял, а не купил! Это мы тебе услугу оказали, согласившись ехать Саший знает куда!
– Вы бы и так Саший знает куда ехали.
– Почему?
– А ты спроси у нашего воришки, – Альк повернулся и в упор, с недоброй ухмылкой, уставился на Жара, – зачем он убил тсарского гонца?
В ринтарском замке даже солнечным летним полднем было холодно, сумрачно и сыро. А в пасмурный день и подавно. Крепости красота и удобство ни к чему, была б прочной и неприступной. Сколько армий обломало об нее копья, сколько крови впитали ее камни…
Но жить здесь в мирное время – мучение. Особенно старику, чьи боевые раны, в отличие от прорех в стенах, бесследно не залатаешь.
Витор Суровый, великий и всемогущий тсарь ринтарский, медленно, припадая на ноющую левую ногу, шел по Залу славы – излишне звучное название для узкой длинной комнаты, больше смахивающей на коридор, который не смогли приспособить ни подо что другое. Всего по три узких окошка с каждой стороны, справа еще дающие свет, а слева выходящие во внутренний двор-колодец.