Ах вот он, чуть не прошел! Витор поднял подсвечник повыше.
Гобелену было уже сто двадцать девять лет. Бахрома поредела, краски выцвели, и мелкие детали слились, надписи над ними так и вовсе не прочитать. Издалека казалось, будто на гобелене выткан огромный гриб, проблескивающий золотой нитью. Сверху, как небо, – море с белыми стежками волн, слева сереет равнина с искусно вытканными фигурками кочевников (коричневый шелк оказался самым стойким), тогда еще не объединенных в Малую и Большую Степи, справа пестрые лоскуты мелких тсарств с врезками гор.
Витор завороженно, едва касаясь ткани, провел ладонью по «грибу». Шелк был гладким и холодным, золото искрило в отблесках свечей. Савринтарское тсарство, возникшее с браком Мираны Полуденницы и Тешека Криволицего (по другим источникам – Криворылого, что ничуть не помешало их пламенной любви) и просуществовавшее почти двести лет. Самое крупное и могучее на континенте. Ни разу не воевавшее – своих земель хватало, а соседи лезть боялись.
От гобелена пахло древностью и крысами. Никак их не извести, хотя отравленные приманки лежат по всем углам, половина дворцовых кошек уже передохла. И моль вон летает… Тсарь, забывшись, попытался прихлопнуть ее ладонями, чуть не выронив канделябр. Эх, старость не радость, раньше бы и одной рукой изловил! Надо приказать мастерам подновить узор, пока реликвия окончательно не превратилась в тряпку. Такой гобелен тсарю дарят только раз в жизни, на коронацию – вот, мол, какое тсарство ты принял от предшественника, постарайся его сохранить и преумножить. А потомки уж будут сравнивать.
Витор перешел к следующему гобелену. Там гриба уже не было, только ножка. Шляпка утратила золотую искру, поблекла, отступила в тень. Правильно – Савринтарское тсарство закончилось на прадеде, Дмиланде Мудром. Хотя какой он, к Сашию, мудрый, если такое допустил? Наивный – это да! Не выбрал вовремя наследника, не назначил своей волей – мол, родная кровь, пусть сами после моей смерти разбираются. Как же. Даже две хозяйки на одной кухне не уживаются, а тут тсаревичи!
Некоторые летописи осторожно намекали: здоровья у Дмиланда еще на пятьдесят лет хватило бы, да родной крови невмоготу стало ждать. Лучше бы друг друга поубивали, сопляки. Такое тсарство прокрысить! Вначале-то оно вроде неплохо смотрелось: братние державы, внутренняя граница только на карте, от врагов вместе оборону держать будем. А потом разругались по какой-то ерунде – не то из-за бабы, не то из-за пограничной вески, не то просто по пьяни – и отделились окончательно. Сторожевых вышек вдоль реки с обоих боков настроили, ввозную пошлину с купцов брать стали, вспомнили о «национальных традициях», подняв из праха полузабытые обычаи и языки предков – «моя твоя не понимай!». Один брат себе в жены ринтарку взял, другой саврянку. Та, не прошло и года, дорогого супруга схоронила и нового себе нашла, белокосого. Их сыночек на троне и закрепился. Братец покойного, хоть и в ссоре с ним был, обиделся и пошел Саврию воевать. С первого раза не получилось. Со второго тоже. Потом уже саврянам что-то не понравилось, и пошло-поехало!
Витор дошел до конца ряда, остановившись перед последним гобеленом. Тут все как положено, слева обе Степи, справа четыре крупных, но, к счастью, враждующих тсарства. А то могли бы объединиться и двинуть войска на запад, зажав Ринтар в клещи между собой и Саврией. И ведь договорятся в конце концов и двинут!
Нельзя этого допустить. Саму мысль отшибить надо.
Одна из свечей потухла, пустив крысиный хвостик едкого чада. Заново ее зажигать тсарь не стал – все, что надо, уже увидел, а чтобы дойти до двери, хватит и света из окон. Витор задумчиво дунул на оставшуюся свечу, с удовольствием вдохнул усилившийся запах горелого.
Три года назад саврянский тсарь скончался, чтоб ему никогда Дома не достичь. Корону приняла тсарица Нарида, женщина неглупая и волевая, пользующаяся любовью народа, но – женщина. По донесениям шпионов, в фаворитах у нее нынче ходит главный воевода, однако особого влияния на нее не имеет. Большая часть налогов идет на развитие городов и ремесел, а не на вооружение. Сторожевые башни отстроены едва ли наполовину, некоторые крепости так и стоят заброшенными. От повторного замужества Нарида отказывается, тсарство собирается передать дочери и будущему зятю – которого тоже пока не видать, а неволить тсаревну мать не хочет.
Самое время вернуть великому тсарству прежние границы.
Только называться оно будет уже не Савринтарское. Белокосые упустили свой шанс. Двадцать лет назад, когда Витор Суровый был просто Витором Первым, он сдуру предложил саврянскому тсарю снова объединиться – благо дети подрастали – и навсегда покончить с войнами. Тот обещал подумать – и думал целых три года, втайне готовя удар в спину.
Иртан, первенец… Умный, серьезный, решительный, прирожденный правитель… Мальчику было всего пятнадцать лет, когда он в знак доброй воли отправился с посольством в Саврию, якобы подписывать предварительное соглашение… Как он гордился этим поручением, таким важным и ответственным, первым в жизни… и последним.
Труп не узнала даже мать. И с того дня не узнавала никого вообще.
Нет уж, теперь это будет не объединение, а поглощение. Вырезать всех, кто окажет сопротивление, позволить тсецам грабить и жечь сколько их душе угодно, а уцелевших саврян лишить всяких прав и обложить непомерными налогами, чтобы передохли с голоду, как крысы, или разбежались по соседним тсарствам и степям. А саврянская знать украсит собой заточенные вешечные столбы от одной столицы до развалин другой. Вместо шапок.
Да, жестоко, недальновидно, нерачительно. Ничего. В Ринтаре полно бедняков, пообещать каждому по даровому наделу и корове – живо опустевшие земли заселят. И пускай пройдет несколько лет, прежде чем они начнут приносить доход, зато саврянская речь на них больше звучать не будет.
Неправда, что все войны ведутся из-за денег. Месть – тоже неплохой повод.
– Наконец-то, – брюзгливо заметил тсарь, глядя на скрипнувшую, но так и не открывшуюся дверь. – Заходи-заходи, не прячься.
– Не хотел тревожить покой вашего величества. – В зал с поклоном вошел невысокий, улыбчивый и недотепистый с виду толстячок, заподозрить в котором начальника тайной стражи смог бы разве что путник.
– Ты его нашел – или опять будешь отвлекать мое внимание разной ерундой?
– Ну если ваше величество полагает ерундой последние сведения о саврянских оружейных закупках… – обиженно поджал губы толстячок, став невероятно похожим на хозяина кормильни, к готовке которого придирается капризный гость. Собственно, с кормильни Кастий Белоручка и начинал, да и нынче ее не забросил: переложил на плечи племянников, появляясь там в свободное время и для души готовя блюдо-другое. Об основной его работе почти никто не знал, и не раз бывало, что захмелевший гость выкладывал отзывчивому кормильцу сведения, за которыми уже месяц охотилась вся тайная стража.
– Короче, не нашел, – презрительно заключил Витор, отворачиваясь к окну. Из городских ворот выезжали телеги с весчанами, согнанными на стройку. Их сопровождал верховой отряд тсецов, цепочкой растянувшийся по бокам обоза, чтобы дурные мужики, не понимающие своего счастья, не дали деру.
– Нет, ваше величество, – с искренним огорчением признался начальник стражи. – Но одна зацепка есть, мы как раз над ней работаем.
– Какая?
– Не хочется вводить ваше величество в заблуждение, если мы идем по ложному следу, – почтительно, но непреклонно поклонился Кастий.
– Так иди и ищи настоящий! – вспылил тсарь, швыряя подсвечник на пол. Железо гулко столкнулось с мрамором, по залу раскатились кусочки воска. – Зачем я тебе вообще плачу, дармоеду?!
Толстячок вежливо промолчал. Родная кровь – это вечные проблемы. Страдаешь то за нее, то из-за нее.
Витор сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, унимая громкий лихорадочный стук в груди, временами переходящий в боль. Не хватало, чтобы еще и сердце его предало – и это когда он стоит на пороге исполнения мечты всей своей жизни!
Отлегло.
– Ладно, – ворчливо сказал тсарь, отнимая руку от груди. – Пошли, покажешь свои записи.
Кастий, за годы службы изучивший своего хозяина лучше, чем он сам, невозмутимо кивнул.
– И сделай что-нибудь с крысами, – по пути брезгливо добавил Витор. – Воняет, как у бедняка в сенях.
– Постараюсь, ваше величество, – со вздохом согласился начальник стражи. Если выполнить первое тсарское поручение у него еще были шансы, то против голохвостых тварей – ни единого.
– Никого я не убивал! – так уверенно возразил Жар, что даже Рыска поняла: врет.
– Да-а-а? – нехорошо ухмыльнулся Альк. – Что ж ты тогда всякий раз вздрагиваешь, когда этого гонца поминают?
– Ничего я не вздрагиваю! – Жар затравленно огляделся, но вокруг было только поле, тусклое и унылое. Отвлечь внимание спутников нечем, спрятаться негде.
– А почему из города рванул, как олень от лесного пожара? – неумолимо продолжал допрос саврянин. – Даже никого за домом приглядеть не попросил, так все и бросил?
– У меня где сумка, там и дом!
– А комнату тебе кто переворошил?
– Откуда я знаю?! Может, дружки моей последней девчонки, я ее со скандалом за дверь выставил. Вот они из мести и… Чего ты вообще ко мне прицепился? – попытался перейти в атаку Жар. – Какое твое крысиное дело?!
– Это ты ко мне прицепился, – с оскорбительной ленцой отбил удар Альк. – Ты ж меня терпеть не можешь, так почему плетешься за нами, как собачонка на веревочке, только зубами для вида щелкаешь?
– Не к тебе, а к Рыске! Разве я могу ее бросить, да еще наедине с тобой?! – Жар натянуто улыбнулся подруге. Рыска его не поддержала – продолжала глядеть так, будто впервые увидела.
– Три года назад тебе это не помешало, – иронично напомнил Альк.
– Так то совсем другое дело! Я же видел, что ей на хуторе лучше, вот и…
– Лучше?! – На глаза девушке навернулись слезы. – Так ты и не собирался за мной возвращаться?