Рыска смутилась, спохватилась, что зашла уже слишком далеко, но зачем-то в последний раз окинула взглядом «курятник»… и оцепенела.
Окна на втором этаже были открыты, а в угловой комнате еще и занавески отдернуты. Тот, кто искал там утех, не боялся ни ревнивой жены, ни сплетен. Свет подвешенной к потолку лампы мягко переливался на серебристых косах, ручейками стекал по мышцам обнаженного торса.
На подоконник упал расшнурованный корсет. Освобожденные груди, полные и заостренные, как у козы, удобно легли в чашечки мужских ладоней. Альк ухмыльнулся, медленно пошевелил пальцами, что-то сказал. Девица рассмеялась – вульгарный, визгливый смех далеко разнесся по улице – и шутливо ударила его по руке. Мужчина в ответ толкнул ее в грудь растопыренной пятерней, опрокидывая на кровать, и тоже пропал из виду.
Рыска покачнулась, оперлась о стену. Ах вот, значит, что он тут «забыл»?! Они-то, дураки, бегают по всему поселку, ищут его, переживают, думают, что ему плохо… А ему, оказывается, очень даже хорошо! Ну и ладно! Ну и Саший с ним! Подумаешь! Какой-то паршивый саврянин! С самого начала же ясно было, что он собой представляет! Крыса, она крыса и есть! И вообще Рыске нет никакого дела, с кем он там развлекается! Хоть со служанкой! Хоть с потаскухой! Хоть с коровой!!!
Рыска шла по мостовой, не разбирая дороги, и рыдала в голос. Да так жалостливо, что засевший в подворотне грабитель устыдился и пропустил девушку мимо.
Глава 19
Решив уходить, крысиная стая делает это быстро и слаженно.
Девица под Альком извивалась, словно ее муравьи за пятки кусали. Помада размазалась, смешалась с белилами на щеках, и казалось, будто потаскухе расквасили губы. Но саврянин ее не бил. Пока.
– Кто? – повторил Альк, хорошенько тряхнув паршивку, чтобы та наконец осознала, с кем имеет дело. Нож, отшвырнутый саврянином вместе с подушкой, соблазнительно поблескивал на половице. И почему эти бабы свято уверены, что стоит им раздвинуть ноги – и мужчина забудет обо всем на свете? Лично Альк даже в такие моменты предпочитал знать, где находятся руки его подружки. И если одна без причины сползает с его спины…
– Кто тебя нанял?
Потаскуха обмякла, но синие глаза продолжали бешено сверкать.
– Никто! – заверещала она. – Это на всякий случай лежало! От извращенцев всяких!
– Это тоже – от извращенцев? – Альк подтянул ближе к лампе ее правое запястье, перевитое взбухшей от бесплодных усилий мышцей.
– Клиенты любят сильных девочек!
– Да-да-да-да, только ты что-то не то место тренировала. А здесь мясцо нарастает, если долго железяку крутить.
Девица снова попыталась вырваться, и тогда уж Альк без церемоний саданул ее локтем в солнечное сплетение.
– «Всего полсребра – и я твоя»! – передразнил он, пользуясь паузой, пока «цыпочка», вытаращив глаза, давится воздухом. – Потаскухи на этой улице берут не меньше трех, иначе свои же подружки рыльце подпортят. Вот мне и стало очень, очень любопытно, почему эта красотка так открыто подрывает «торговлю»? Да еще цепляется к босоногому наемнику, а не к идущему впереди купцу?
Девка наконец смогла завопить, но в «курятнике» это никого не удивило.
– И на помощь ты не зовешь, – довольно заключил Альк. – Потому что заплатила «наседке» не только за комнату, но и за молчание. Что бы тут ни происходило, она все равно «не услышит». Только стражу с утра кликнет: ай-ай-ай, мою новую «цыпочку» какой-то негодяй зарезал! Зарезал, а? Или вначале ощипал и выпотрошил?
Теперь Альк удерживал ослабевшую девку одной рукой, а другой вытащил собственный нож, прилаженный ремешком к щиколотке.
Синеглазая больше не кричала. Только шумно выдохнула, когда из царапины под грудью выступила первая капля крови и поползла между ребрами.
– Ладно, – совсем другим, жестким и деловым тоном сказала девица. – Сдаюсь. Отпусти.
– «Тараканиха»?
– Да.
Альк разжал руки и отстранился. Девица, злобно бурча под нос, завернулась в простыню и, дотянувшись до ножа, спрятала его в складках ткани. Саврянин ей не мешал: заказ провален, наемная убийца это признала и сегодня покушаться на него уже не будет. Кодекс, чтоб его!
– Имени не знаю, – сразу предупредила она. – И описать тоже не смогу.
Альк кивнул. Подобные сделки заключались в темноте, причем «таракан» заходил в комнату после заказчика. Обоих знал только посредник, но его право на тайну охранялось общиной, и все спорные вопросы приходилось решать на ее внутреннем суде.
– Чего он хотел?
– Серебряную трубочку на цепочке, с бумажкой внутри. Если печать будет цела, то заплатит вдвое.
– И сколько же?
Девица на миг задумалась, потом пожала плечами и назвала.
– Негусто. – На самом деле заказчик не поскупился, но Альк ценил себя куда выше. Хотя за голову воришки хватило бы с лихвой.
– Я уже поняла, – поморщилась девица, трогая подсохшую кровь. – Но учти – он заключил контракт на три попытки. И пачкаться можно сколько угодно, лишь бы не на глазах.
– Предусмотрительный тип. Еще что-нибудь скажешь?
Убийца досадливо передернула плечами:
– Голос обычный. Аванс обычный. Не скупился, но цены знал. Похоже, кто-то из знати, и уже не раз пользовался нашими услугами.
– Он описал именно меня?
– Нет, твоего чернявого дружка. Но я посчитала, что вначале надо избавиться от тебя, раз уж все позволено.
– Правильно посчитала. – Альк начал одеваться.
– Слушай, белокосый… – Красотка, отпустив край простыни, смущенно поскребла тюфяк коготками. – Раз уж заказ все равно утоп в нужнике… Ты вообще-то первый, кто сумел меня скрутить. Так, может, продолжим?
– Полсребра, – оскалился Альк. – И я твой.
– Крысий сын! – Девица с ненавистью швырнула в саврянина подушкой. Тот с ухмылкой отбил ее локтем и, развернувшись, вышел.
Краснолистные сливы, главная краса и гордость дворцового сада, уже отцвели, но и без них было на что полюбоваться: ринстанский розарий уступал только чуринским, откуда каждый год выписывались новые сорта. Да и тсарский садовник был не промах – вечно ворожил над кустами, что-то там подвязывал, прищеплял, отсаживал. Со смотровой площадки угловой башни клумбы сами казались огромными розами: белая, желтая, алая…
– Повторяю, – спокойно сказал тсаревич Шарес, – эта история с якобы отправленным мною в Саврию письмом – чистой воды выдумка.
– Но, ваше высочество, у вашего разговора с гонцом были свидетели. – Кастий мельком бросил взгляд на пальцы тсаревича. Так впились в ограду, что ногти наполовину побелели.
– Я люблю беседовать с простыми людьми. Как еще я могу узнать нужды своего народа?
– Однако сразу после этого он отправился в путь.
Свидетель на самом деле был только один. И то – именно видел, а не слышал, иначе все обернулось бы совсем иначе.
– Значит, у него было какое-то поручение от моего отца.
– Нет.
– Значит, ему просто захотелось покататься, – тем же бесцветным голосом предположил его высочество.
– Вы дали ему записку для коровнюха с просьбой выделить лучшее животное.
– Я могу на нее взглянуть? – Шарес повернулся к Кастию, высокомерно протянул руку. Не дрожит, с одобрением отметил тот.
– Он не отдал ее, только показал.
– Вот мерзавец, подделал мою подпись. – Глаза тсаревича откровенно издевались над начальником тайной стражи. Но тому было не привыкать.
– И печать?
– Эти жулики такие умельцы.
– Странно слышать от вас столь нелестные высказывания о друге детства, – с укоризной заметил Кастий. – Если не ошибаюсь, вы до последнего времени изволили принимать его в своих покоях. Наедине.
– Что с того? Я и вас там принимал. Какая разница, с кем топить в вине скуку? А дети вырастают и становятся ублюдками, мерзавцами и сволочами, – мстительно повторил Шарес недавние слова его величества.
– Тем не менее гонец поехал в Саврию по вашему приказу. – Поединок взглядов продолжался. – И уже не в первый раз.
– Тогда почему я до сих пор не в вашем волшебном подвале?
– Простите?
– Где даже камни говорят, – пояснил тсаревич.
– Ну что вы, ваше высочество! – вежливо возмутился собеседник. – Как можно? Вы же не какой-то преступник…
– Мой отец так не считает.
– Возможно, если бы вы были с ним немного откровенней…
– То есть гонца вы не поймали? – презрительно перебил его тсаревич.
– Он мертв, – вздохнув, «выдал» тайну Кастий – чтобы поглядеть, как Шарес на миг прикроет глаза и словно невзначай прислонится спиной к колонне.
– Палач перестарался? – Голос у него остался неизменным.
– Несчастный случай. – Начальник стражи, в отличие от тсаревича, владел собой намного лучше – и глазом не моргнул. – Разбойники.
– Что, они явились к вам с повинной и этой небылицей? – позволил себе каплю злого ехидства Шарес. – Или… за обещанной наградой?
– Мы их еще ищем.
– Ну вот когда найдете, тогда и приходите. – Тсаревич снова отвернулся к саду.
Щепку-другую Кастий деликатно понаблюдал вместе с ним за подстригающим куст садовником и позволил себе «дружеский» совет:
– На вашем месте я бы все-таки поговорил с его величеством начистоту.
– На моем месте, – спина его высочества оставалась прямой и непреклонной, – вы бы предпочли еще немного пожить. К тому же я ничего не знаю ни о каком письме. Это досужие выдумки ваших соглядатаев, так и можете передать моему отцу.
– Как скажете, ваше высочество, – смиренно согласился Кастий, не став убеждать тсаревича, что этот разговор останется между ними.
Спускаясь по винтовой лестнице, начальник тайной стражи беспечно насвистывал под нос: «А у моей девчонки яблочки что надо», и это означало, что он раздосадован и одновременно доволен.
Что бы ни говорил старый тсарь, а у его «никчемного» отпрыска были клыки. Жаль только, что оскаливать их на своих он пока не научился – а для тсаря это очень важно. Медька цена тому властителю, что сам никак не может выйти из родительской власти. Слабовольный, трусливый? Нет. Кастий видел, как он управляется с оружием. Как судит. Как говорит с послами. Как отдает приказы. Смута после его вотсарения на троне не