Огонь разгорелся как раз вовремя: похолодало, снова начал подниматься туман. Поляна ужалась до освещенного круга, из которого звездочками летели в небо искры.
Рыска ближе придвинулась к костру и вспомнила о крысе. Как она там, в торбе, не мерзнет? И голодная, наверное. Жалость преодолела отвращение, и девушка полезла проверять. Так и есть: проклятую тварь колотила крупная болезненная дрожь, хорошо ощутимая даже сквозь грубую ткань.
– О-о-отста-а-ань…
Хоть бы не сдохла к утру. Выковыряв из ободка кострища несколько камней, Рыска сложила что-то вроде высокого гнезда, из которого пленница не смогла бы выкатиться. Подстелила на дно пучок травы и осторожно вытряхнула туда крысу. Тварь упала на спину, и девушка только сейчас обнаружила, что это вовсе даже не крыса, а здоровенный, гадкий, вонючий крысюк! Торбу окончательно загадил…
Зверь тут же выгнулся дугой, насколько путы позволили, и перевернулся. Люто уставился на девушку:
– Что, не привыкла засыпать без мужика в постели?
Да, мысленный голос был отчетливо мужским. Рыска поразилась, как она раньше этого не заметила. Пленник поелозил на ветках, пытаясь устроиться удобнее, но всякий раз заваливаясь на бок. Наконец смирился и затих, глядя в пламя. Из-за отблесков крысиные глаза сами казались раскаленными угольками.
– Ну и мерзкий же ты, – искренне сказала девушка.
– На себя погляди, – тут же откликнулся крыс. – Дура весковая в занюханном платье.
На «занюханное» Рыска почему-то обиделась больше всего. Ну да, потрепанное, простенькое, но еще вполне ноское и, в отличие от крысиного мешка, чистое. К тому же ее любимое.
– Вот получу за тебя награду и куплю новое, – с вызовом пообещала она. – В ромашки, как у купеческой дочки.
– Я же говорю – дура, – презрительно ощерился крыс.
Рыска решила не спорить с вредным животным и, развязав торбу, стала выкладывать из нее поздний ужин. Сырный клин завалился на самый низ и превратился в блин, но так было даже удобнее ломать.
– Ты есть хочешь?
– А дашь? – устало отозвался крыс.
Рыска с готовностью отщипнула кусочек хлеба и протянула твари.
Сам по себе укус был быстрым и почти безболезненным, но кровь хлынула как из перерезанной глотки. Потекло по руке, закапало на траву, а самое мерзкое – в висках звенел глумливый смех, крысиные глазки торжествующе посверкивали.
– Вот дрянь! – Девушка кинулась к роднику, сжимая палец здоровой рукой. В воде крови казалось еще больше, быстрое течение лентой растянуло ее вдоль берега. Прошло несколько минут, прежде чем поток иссяк и Рыске удалось нормально рассмотреть рану. Нижние, игловидные зубы оставили две точки, окруженные пятнышками синевы, зато верхние насквозь пробили и разворотили ноготь. Когда девушка пошевелила пальцем, обломки ногтя больно царапнули друг о друга, и ранка снова начала кровить.
– Зачем ты это сделал?! – обернувшись к крысу, обиженно рявкнула Рыска. – Я же тебе помочь хотела!
– Да неужели? А я-то думал – побоялась, что с голоду сдохну.
Девушка чуть смутилась:
– А это разные вещи?
– Я мечтаю о смерти уже месяц, а ты испоганила такую прекрасную возможность.
– Что ж ты тогда так жалостливо пить просил?
– Я бредил.
– Ну извини, я не поняла, – огрызнулась Рыска.
Нажевав подорожника, девушка обложила им палец и обмотала тряпочкой. Боль уползла вглубь, как змея в нору, выстреливая оттуда при малейшем движении.
Надо все-таки покормить этого подлеца, а то как бы и впрямь не помер. Пришлось наколоть хлеб на палочку, однако крыс презрительно от нее отвернулся.
– Ты же хотел! – удивилась девушка.
– Что я хотел, то уже сделал. – Тварь мстительно облизнулась.
– А как тебя путник кормил?
– Поди у него спроси.
– Ну и спрошу, – неуверенно пригрозила Рыска. – Приеду в город и сразу тебя в Пристань сдам.
– Приедь сначала.
– А что?
Но крыс то ли счел, что и так наговорил лишнего, то ли совсем ослабел и закрыл глаза, оканчивая разговор.
Под утро Рыске приснился кошмар: та же поляна, только вместо нетопыря на ней лежит огромная, полусьеденная крыса. Девушка пятится, но ноги еле слушаются, а крыса внезапно открывает выклеванные глаза, переворачивается и с булькающим хрипом ползет к Рыске на передних лапах, борона обглоданных ребер царапает землю, а позади красными червями волочатся внутренности… Рядом возникает Цыка, с вилами в руке, и начинает остервенело пырять крысу в голову, шею, бок, а та все ползет, ползет, ползет, хрипит и ухмыляется…
– Убей ее!!! – проснулась девушка от собственного вопля. Сердце невпопад скакало в груди. На поляне было уже светло, сытая и отдохнувшая корова жевала жвачку под деревом.
Рыска повернула голову и ахнула: полудохлый крыс как-то сумел перевалиться через камень и почти доползти до костра. Когда девушка, вскочив, без раздумий схватила тварь за хвост и вздернула на воздух, та завизжала так, словно ее не спасли, а, наоборот, убивают.
– Ты что делаешь?!
Крыс, не отвечая, качнулся на хвосте, пытаясь дотянуться до Рыскиной руки. Ему это вряд ли бы удалось, но девушка с визгом разжала пальцы и отскочила. Пленник упал на траву, и девушка тут же набросила на него мешок, не давая повторить попытку самосожжения.
– Дря-а-ань… – отчаянно простонала тварь. – Паскудная девка…
– Сам ты паскудный! – Рыска закатила крыса обратно в гнездо. Руки здорово тряслись. Пламени в костре уже не было, только раскаленные угли. Испекся бы на них, как картошка, медленно и мучительно.
Пленник больше не пытался дергаться, лежал и тяжело дышал, посвистывая окровавленным носом. Несмотря на боль в опухшем за ночь пальце, разозлиться на него толком не удавалось.
– На, – девушка отщипнула кусочек сыра и кинула крысу под нос, – не дуйся.
Тот оскалился, не прикасаясь к подачке.
– Так и будешь голодать?
Тварь с трудом перевернулась на другой бок, спиной к Рыске.
Девушка поела сама и собралась, все еще переживая страшный сон. Залила костер, хотела снова выломать рогатинки, но осознала, что терять нечего – палец уже укушен. Улучив момент, Рыска цапнула крыса за кончик хвоста и забросила в торбу; тварь только коротко матюгнулась.
Сегодня дорога была куда оживленнее. Чуть ли не раз в лучину Рыску обгоняли или разминались с ней телеги и всадники, один раз даже карета с задернутыми окнами проехала. День Бабы миновал, и люди с облегчением вернулись к работе.
Встречные вели себя по-разному – некоторые словно не замечали девушку с коровой, один расфуфыренный молодец на черной как смоль корове даже махнул на Рыску плеткой, чтобы резвей убиралась с дороги. Другие, особенно пожилые дядьки-возницы, пытались познакомиться и поболтать, но скупые неохотные ответы быстро их остужали. Вообще-то Рыска была не прочь скрасить дорогу, а то и напроситься на телегу, однако после случая в веске связываться с чужаками боялась.
Крыс тоже вел себя подозрительно тихо, и последние две лучины девушка смотрела почти исключительно на неподвижную торбу.
– Эй, Рыжик, ты еще живой? – Рыска, не выдержав, оттянула краешек и заглянула внутрь. Лежащий на боку крыс с отвращением разлепил глаз:
– Не называй меня Рыжиком.
– А как?
– Никак.
– Но должна же я к тебе как-то обращаться!
– Обращайся без имени.
– Мне так неудобно.
– Ну надо же. За хвост ей меня поднимать удобно, а хамить – нет. – В мысленном голосе отчетливо послышался сарказм.
– Ты кусайся побольше, еще не за такое подниму.
Пленник вяло ощерился. Если уж девушке дорога казалась скучной, то болтающемуся в торбе крысу и подавно. Разругаться до гордого молчания обоим не хотелось.
– Может, у тебя уже есть имя? – зашла Рыска с другой стороны.
– Может.
– А какое?
– Не твое дело. Придумай другое.
– Я и придумала!
– Собачью кличку.
– А ты хотел крысиную?
– Нет!
– Придумай тогда сам, если для тебя это так важно. Надо же, – проворчала Рыска, – обычная крыса, а гонору как у путника.
– Я не крыса.
– А кто? – изумилась девушка. – Белка облысевшая?
– Человек. Заколдованный.
Рыска фыркнула. Нашел дурочку!
– Колдовство только в сказках бывают.
– А говорящие крысы?
Девушка задумалась, и ей стало очень не по себе. А вдруг не врет? Про путников такие байки ходят… Правда, некоторые из них Рыска сама сочинила, а большую часть остальных – такие же сказочники-словоплеты. Но ведь в любой сказке есть крупица правды!
– Ты-то сама кто такая? – неожиданно заинтересовался крыс.
– Ну… – Рыска не сразу придумала, что ответить. Ну весчанка семнадцати лет, но это и так понятно. – Батрачка. Бывшая. Вот, забрала свою оплату и в город иду.
– Сама забрала? – Тварь оказалась проницательнее иных людей. Неужели и вправду – человек?
– Не твое дело, – насупилась Рыска. – И вообще, я ее просто одолжила. Вот сменяю тебя на корову, а эту…
– Меня – на корову?!
– Ага. Ну хотя бы на теленка, – поправилась девушка. Пусть не думает, что она какая-то жадина!
В ответ Рыске так ударило в виски смехом, что уши зачесались.
– Дура, я стою гораздо больше коровы! Ты даже не представляешь, насколько. Некоторые путники отдали бы все свое состояние, чтоб завладеть новой «свечой». Но ты не получишь и телячьего хвоста.
– Это еще почему? – насторожилась девушка.
Крыс не ответил. Повозился, попыхтел и совсем другим, вкрадчивым и приторным, «голосом» начал:
– Слушай, девка, давай заключим сделку. Ты отвезешь меня куда скажу, а я тебе дам денег. Много.
– Сколько? – вырвалось у Рыски исключительно от неожиданности. За шальными деньгами она никогда не гналась, а мечты Жара о валящемся с неба богатстве ее вообще пугали: отец, хоть и не настоящий, сумел заразить девушку боязнью авантюр.