— Не, пап, я сама! — не оборачиваясь, отозвалась торговка. — Они готовое хотят.
Папа?! Это что, выходит, по доброй воле?! Саврянин глянул на Рыскино лицо, тут же погасил улыбку и вышел, чтобы не смущать покупательницу.
— Вот эти. — Девушка схватила какие попало, расплатилась и выскочила на улицу, пылая от стыда.
— Чего? — тут же осведомился Альк. — Там не лавка, а мужская баня, и ты сгребла ближайшее тряпье и поспешила удрать?
Рыска молча, комом запихала вещи в торбу. Ох, как некрасиво получилось… Что же портной про нее подумал? Небось решил, что она из тех, кто пиво разбавляет. Но что делать, если при виде саврян ее по-прежнему перекашивает?! Разве что к Альку кое-как притерпелась, и то крысой он намного приятнее. Если б знала, кто хозяин лавки, то нипочем бы не зашла — лучше купила бы подороже, зато у ринтарца.
— А башмаки?
— Пойди у госпожи Лестены забери, — посоветовал Жар и гнусно захихикал.
— Она ж по тебе сохнет.
— В ее положении выбирать не приходится.
— Да расскажите мне наконец, что там у вас ночью стряслось! — нервно потребовала Рыска.
Подельники еще немного поотнекивались, но потом все-таки начали каяться, безбожно очерняя друг друга, и через осьмушку лучины девушка хохотала до слез, представляя лица всех участников сцены.
* * *
— Все, последняя лесная ночевка! — с наслаждением объявил Жар, растягиваясь на постели из веток и поглаживая сытый живот.
— А назад? — не поняла Рыска.
— Назад — только под крышей! Мы ведь уже не будем никуда спешить, верно? Можем в каждом городе по два-три денька прожить, чтоб ты выбрала, какой больше глянется.
— А озеро? — робко заикнулась девушка.
— И на озеро тоже съездим, — скрепя сердце пообещал Жар. — Но надо же все разведать, вдруг тебе в столице больше понравится?
Рыска в этом очень сомневалась, ей даже в Макополе неуютно было. И где там корову держать? Но спорить с Жаром она не стала. Вдруг озеро так его очарует, что он сам предложит остаться?
— Альк, а Мирины Шахты — это город или поселок?
— Теперь — город. Раньше медный рудник был, потом истощился.
— И там твой родовой замок?
— Ты вначале подумай, чего спрашиваешь, — сварливо буркнул крыс — Как родовой саврянский замок может стоять в Ринтаре? Он по другую сторону границы, в нем мои родители живут.
— А дедушка?
— У него скит возле реки.
— Ски-и-ит?! — Жар приподнялся на локте и насмешливо уточнил: — Он чего — молец?
— Нет. Просто отшельник.
— А в чем разница? — Рыска полагала святым, глубоко верующим народом и тех, и других.
— Молец еще пытается в чем-то убедить людей, а отшельник уже понял, что это бесполезно.
— Что ж вас всех так в Ринтар тянет? Дома скитов и общин не хватает? — Вор откровенно нарывался, но Альк был на удивление несловоохотлив.
— Чужие дураки раздражают меньше своих. — И крыс калачиком свернулся на котомке у Рыски в ногах, игнорируя дальнейшие расспросы.
Девушка вздохнула и уставилась на небо. Звезд на нем сегодня было — будто Хольга с дырявым мешком прошла. А вот луна куда-то пропала, хоть и не новолуние. Жалко. Рыска к ней уже привыкла, как к лучине в избе.
Жар вскоре начал посапывать, потом похрапывать, подруга его даже разок в бок ткнула. Самой девушке было что-то неспокойно. И не то чтобы страшно или там подвох чудится, а как-то… зябко. Словно первый седой волос в косе заметила: вроде и молодая еще, и сил полно, а ощущение, что дорога уже пошла с горки.
Рыска перевернулась на другой бок, но гадкое ощущение не отступало. Может, это из-за Мириных Шахт? Не стоит туда ездить? Девушка прикинула так и эдак. Нет, дар не возражал. Скорее даже подталкивал.
Альк тоже не спал. Рыска знала это, хоть и видела, что глаза у него закрыты. Наверное, думает, как будет объясняться с дедушкой. Хоть бы бедного старичка удар не хватил, когда он узнает, что эта крыса — его внук. Еще откачивать придется им с Жаром. Ой, ведь Альков дедушка, конечно, тоже саврянин! Опять Рыска будет стоять, потеть и в пол как дура таращиться… И не отвертишься: без нее крыса не услышат. Хотя если дед был путником…
Ворочалась Рыска, ворочалась, вздыхала и тихонько постанывала, представляя грядущее унижение, да так и уснула.
* * *
Рыскины опасения не оправдались. Когда она открыла глаза, разбуженная возобновившимся потрескиванием пламени, Альк, уже одетый и заплетенный, сидел на корточках у костра, держа наперевес кривой, обугленный с одного конца сук. Лицо у саврянина было усталое, осунувшееся.
— Пора вставать, — негромко сказал он, заметив Рыскин взгляд.
— Боишься? — так же шепотом спросила девушка.
Если бы она издевалась, Альк нашел бы, что ответить.
А так — молча подкинул в огонь еще одну ветку:
— Репа вот-вот испечется.
— А твой дедушка — он какой? — Рыска села, завернулась в покрывало. Холодный рассветный воздух щекотал нос, траву высеребрило крупной росой.
— Я семь лет его не видел.
— А раньше? Вы не дружили?
— Мы… гордились, — нехотя признался Альк. — Он — внуком, я — дедом. Я был уверен, что он знает и может все.
— И поэтому ты тоже захотел стать путником?
Саврянин снова промолчал, и Рыска задала следующий вопрос:
— Почему он ушел в отшельники?
— Состарился и утратил право на крысу. А наставником быть отказался.
— И после этого ты его не видел?
— Нет, он несколько раз приезжал. В этой своей дурацкой рясе. Рассказывал, как Хольга нас любит и почему Саший тоже важен для гармонии этого мира… — Альк машинально обдирал кору с сука, бросал в огонь. — А потом у меня прорезался дар, и я ушел в Пристань.
— Наверное, дедушка очень обрадовался, — завистливо сказала девушка. Она тоже любила своего деда по матери. Он ее и рыбу удить научил, и свистульки из ветлы делать… Рыска порой думала, что, если бы дедушка не ушел на небесные дороги, когда ей было шесть лет, все могло сложиться совсем по-другому. Как это здорово, когда ты кому-то не безразличен!
Саврянин поковырялся суком в углях, выкатил одну репку. Обугленная шкурка треснула, обнажив желтую душистую мякоть.
— Готова. Буди этого своего…
Жар уже и сам просыпался, смачно потягивался. Разговор оборвался, но Рыска поняла, что Альк так и не простил деду «дурацкой рясы».
* * *
Пахло дождем. Тревожно, навязчиво, хотя тучи не казались грозовыми. Ветер метался по полю, как шаловливая собачонка, наскакивая то слева, то справа и норовя лизнуть холодным языком в щеку.
На последнем привале ни у кого кусок в горло не лез. Вдали уже виднелся шпиль городской башни, копьем пронзающей небо. Из «раны» тек закат, слоями раскладываясь по горизонту: красный, оранжевый, золотой, багряный.
Альк, впрочем, и за обедом к еде почти не притронулся. А сейчас сидел, положив на колени меч, оценивающе трогал пальцем кромку и морщился.
— У тебя оселок есть? — хмуро обратился он к развалившемуся под дубом вору.
— Только для ножа, короткий.
— Давай.
Жар вытащил из сумки молочно-белый осколок камня, бросил Альку. Тот не глядя поймал.
— С кем ты сражаться-то собрался?
— Просто неуютно без оружия. — Саврянин зачиркал оселком вдоль лезвия, быстро и умело. Искры звездной пылью посыпались в траву. — Жалко, что девка свое рубище в кормильне бросила.
— Почему? — удивилась Рыска.
— Пустил бы мечу на обмотку. А так придется… — Альк не успел договорить, как девушка была уже на ногах, с распростертыми руками загораживая навьюченную корову.
— Платье не дам!!!
— А что дашь?
— Ну… носок могу, — решила пожертвовать малым Рыска. Не доверяя саврянину, девушка сама полезла в котомку и вытащила тот, что без пары.
— О Божиня, и тут собачки. Чтоб ноги меньше прели? — Но осмотр носка Алька, в общем, устроил. Длинный, связанный из толстых шерстяных ниток, он вполне мог надеваться вместо валенка, особенно если под лапоть.
— Я вот только одного не понимаю. — Жар сощипнул чахлую ромашку и безжалостно обдирал ей лепестки, на что-то гадая. — Чего бы вам, путникам, не меняться? Полгода один крысой побудет, полгода другой, чтоб никому не обидно было.
Альк угрюмо хмыкнул:
— «Свеча» обычно сходит с ума уже через несколько недель.
— А ты сколько ею пробыл?
— Месяц… может, чуть больше.
— То есть несколько недель всяко прошло? — уточнил Жар.
— Я в порядке, — огрызнулся саврянин. Снова проверил кромку и поморщился, на сей раз удовлетворенно.
— Да-да, мы и не сомневались, — заверил вор, не слишком стараясь казаться убедительным. — Слушай — просто на всякий случай! — а как проявляется это безумие?
— Я в порядке, — упрямо повторил Альк.
— Тогда чего ты такой злющий вечно? — Жар щелкнул в саврянина останками ромашки и легкомысленно добавил: — Ну побыл немножко крысой, всего-то горя…
— Всего-то? — тихим нехорошим голосом переспросил Альк. Оселок выпал, Рыска обмерла, увидев, как резко побелели сжатые на рукояти пальцы. — Всего-то немножко побыл?!
— Ну да, — сдуру подтвердил Жар. — Ты ж сам сказал, что месяц. Я вот как-то в «мышеловке» целых четыре месяца…
— Ты, вор, сравниваешь свою заслуженную отсидку с этим? — Кончик меча уткнулся запоздало вскочившему Жару в горло, тот судорожно сглотнул и попятился, но клинок последовал за ним, покалывая еще отчетливее. — Ты вообще представляешь, что это такое?! Когда из тебя делают полного идиота, а потом превращают в вещь, которую любой может взять за хвост и поволочь куда ему захочется?! — Теперь Альк почти орал. Отступать вору стало некуда — уперся спиной в толстый дубовый ствол, и острие все глубже вдавливалось в ямку между ключицами, вот-вот кожу проколет. — Когда тебе приходится каждый миг бороться за свой рассудок, зная, что помощи ждать неоткуда?!
— Но ведь ты сам собирался кого-то в нее превратить!
Саврянин резко обернулся, но в Рыску, хвала богам, мечом тыкать не стал.