– Вот так, вот и хорошо, мой мальчик. – Шершавая ладонь одобрительно погладила его щёку.
А скрипучий, надломленный голос оказался совсем рядом. Но Торвальд не мог повернуть головы, не мог испепелить врага взглядом. Ничего не мог. Бессильная злоба душила сильнее боли физической. И йотунская магия жадно пожирала эти эмоции.
– Так, я, кажется, сбился с мысли. На чём мы остановились? Ах да. Вот оно! – Последовал очередной щелчок. – Академия. Как удачно, что в этом году начали принимать неодарённых аристократок с тугими кошельками, не правда ли? У тебя как раз и первое, и второе.
– Ты…
– Помолчи, не трать силы на слова. Говорить буду я. А вывод у меня такой: ты пристроил свою девчонку в академию, верно? Конечно, верно. Ведь так ты получил допуск в академию… как кто? Опекун, жених, муж? Кем ты там представился ректору? А впрочем, не важно. Важно то, что в академии объявилась интересная дева. Точнее она, конечно, так себе. Бесполезная, бестолковая. Мышь мышью. Но имя… Ла Фрайн.
Торвальд стиснул зубы:
«Молчать! Нельзя! Нельзя выдавать, что он прав».
– Если поначалу я ещё сомневался, предполагал совпадение… Но нет. Я всё проверил, сопоставил детали, наблюдал. Сканда ла Фрайн вступила в ряды бездарных слабаков, а твой резерв не восполняется – ты тоже слаб. Оба эти факта говорят сами за себя – она та самая, твоя человечка. И водный факультет. Швахх! Твоя поспешность сыграла против тебя, мой мальчик. – Он усмехнулся, а потом с издёвкой произнёс: – Ты хотел попытаться одарить её своим морозным хаосом, так? Конечно, так. Иначе на кой швахх нужна пара, которая не может восполнять твои резервы?
Давление чужеродной силы внезапно ослабло, позволило боли немного притупиться. Торвальд смог наконец повернуть голову и увидеть, как силуэт в тёмном углу комнаты открыл тайную тропу, занёс ногу для первого шага, но помедлил, обернулся:
– Ох, забыл упомянуть. Пока ты спал, я освоил одну безумно сложную, но очень полезную науку. У меня есть одно прекрасное молодое тело, в которое легко входит моя душа. Я спокойно разгуливаю по академии, и никто даже не догадывается, что перед ними настоящий йотун. Посмотрим, устоит ли твоя мышка перед обаянием молодости и мудростью жизненного опыта.
– Не смей! – взревел Торвальд. Скрежет когтей по металлу вторил его рычанию, нити пылали тьмой, пожирая эмоции.
– Это будет даже забавно.
– Не смей, Ашилл!
Глава 17
Мягкая постель, бельё, тонко пахнущее лавандой, тёплое покрывало… Они крепко держали Хильди в своих объятиях, выпуская разве что до банной комнаты, где она распаривала кожу, до скрипа тёрла грубыми мочалками, пытаясь очистить от грязи то ли тело, то ли душу, потом снова возвращалась в кровать, чтобы через несколько часов опять попросить у Амы приготовить купель. От лежания в тёплой воде становилось немного легче, и непонятная, тяжёлая тоска ненадолго отступала. Так одни сутки сменялись другими, а жизнь Хильди зациклилась меж двух комнат, словно пребывание в тюремных застенках высосало из неё все силы.
Ама суетливо хлопотала вокруг, осыпая вопросами, на которые Хильди не давала ответов. Не могла, не хотела. Шен неустанно заваривал для неё то пустырник, то мелиссу, кажется, была и ромашка. Вэй и Ори не показывались. Если с первым всё было непонятно, но хотя бы привычно, то поведение водного элементаля озадачивало.
Очередное утро началось с солнечного луча, который заглянул в окно, прополз по половицам, забрался на кровать и пристроился на лице Хильди, возвещая приближение полудня.
«Хватит! – мысленно рявкнула она на себя. – Надо взять себя в руки. Здесь безопасно. Торвальд скоро вернётся. Обязательно вернётся».
Она встала с кровати и, чуть пошатываясь, направилась в банное помещение, на этот раз твёрдо решив, что после омовения спу́стится к завтраку, несмотря на головокружение и тошноту.
«Он вернётся! А если нет – сама найду! К швахху приличия! Переверну в его кабинете всё вверх дном, но найду хоть что-то, что укажет, куда запропастился сканд ла Фрайн».
Чувство стылой пустоты накатило снова, комната дрогнула, поплыла. Хильди опёрлась рукой о стену и замерла, пережидая помутнение.
– А я вам говорил, предупреждал, – послышался от купели тихий мужской голос, который Хильди не сразу узнала. Потому что с Вэем они никогда не разговаривали. – Человечка эта – слабая. Сегодня четвёртый день, а она до сих пор с кровати встать не может.
– Ну она столько пережила, – заступился Ори, чем вызвал благодарную улыбку.
– Да чего она там пережила-то? Подумаешь, в застенках с недельку посидела, и что с того?
«Выходит, вестник от дознавателя они всё-таки получили».
– С передрягами, из которых выбиралась Лиса, её проблемы и рядом не стояли, – сердито бурчал Вэй. – Вспомни хоть тот лес, где она нашла йотунский схрон! Еле живая приползла, побитая вся, в крови, а уже на следующий день с Хозяином на охоту умчалась. Эх, вот это жизнь была! Огонь! А Хильди эта… Пф-ф.
– Тебе проще так думать, Вэй. Но ты не хуже меня знаешь, что причина её болезни может крыться в другом.
– Нет! Она просто слабая! Слаба-я!
Вода зашипела на раскалённых камнях, мешая подслушивать, но вскоре над купелью воцарилась тишина. Хильди выждала немного и вошла в дверь.
«Даже элементали считают меня слабачкой, по крайней мере, один из них, – с грустью думала она, натираясь душистым мылом. – И о какой лисе они говорили? Охота, хозяин… Может, Торвальд лису вместо гончей собаки держал? Но зачем тогда меня сравнивать с животным? Я же человек…»
– Человечка, – вслух произнесла она, повторяя пренебрежительную интонацию Вэя. – Слаба-я.
«Даже звучит противно».
Ама так радовалась Хильди, спустившейся к завтраку, что без умолку болтала обо всём подряд. Только не о Торвальде. Шен, ей под стать, хлопотал у стола, рассказывал о коллекции рассады, что готовил к весенним посадкам, но о Хозяине тоже помалкивал.
Как ни пыталась Хильди расспросить их, но элементали уверяли, что сканд ла Фрайн скоро вернётся, что нужно подождать ещё немного. Моментами казалось, что призрачные субстанции скорее убеждали в этом самих себя, нежели её.
– А Ори где? Не видно что-то.
Ама передёрнулась воздушной дымкой:
– Занят, наверное. – И элементаль быстро сменила тему: – Ещё чаю, сканда Хильди?
Шен подал к чаю пирог, ароматно пахнущий яблоками и корицей. Но Хильди к нему даже не притронулась – слишком уж сладким он казался на вид, настолько, что к горлу подступил спазм. Раньше Дэкс баловал её лишь мятными пряниками, и то по праздникам или когда она совершала что-то хорошее, будь то премия на работе или пара клубков нитей, которые ей изредка удавалось умыкнуть с фабрики и обменять у модистки на парочку пеннингаров. Теперь же не хотелось ни пряников, ни пирогов.
Хильди, извинившись, выбежала из-за стола, а вернувшись в комнату, открыла окно и полной грудью вдохнула зимний воздух.
«Да что за напасть? В темнице, что ли, заразу какую подхватила?»
Она с трудом заставила себя захлопнуть раму, чтобы вдобавок ко всему не простудиться. Хильди взглянула на кровать, которая снова манила в свои уютные объятия, зевнула, но тут же одёрнула себя:
«Нет. Хватит».
Она решительно вышла из комнаты, добрела до хозяйского кабинета и толкнула дверь.
– Никогда не смей входить в мой кабинет! – гневно рявкнул мужчина, стоявший у стола, а потом крикнул куда-то поверх её головы: – Далия! Убери отсюда девчонку!
Хильди тряхнула головой, отгоняя наваждение. Стены чужого кабинета растворились внутри настоящего интерьера замка ла Фрайн. Исчез и озлобленный мужчина. Вот только его хмурое лицо всё никак не шло из головы – лицо Гордона Янсена.
– Швахх, – сквозь зубы ругнулась Хильди и прошла к столу Торвальда.
Бумаги были нудными и неинтересными – в основном сводки да расчётные документы. Их она ещё в прошлый раз рассмотрела. Сейчас же Хильди бесцеремонно выдвигала один за другим ящики стола. В среднем обнаружила две бутылки эля, как гласили этикетки, и странный газетный разворот за прошлый век, удивительным образом сохранившийся. С него смотрело лицо молодой девушки. Краски портретного рисунка давно поблёкли, но кудрявая копна волос незнакомки, казалось, пламенела огненными искрами.
«Красивая», – подумала Хильди, отложила газету и потянула нижний ящик.
На серебристом блюде лежали клочки бумаги и пинцет. Она повертела его в руках, подцепила один из клочков, силясь разобрать хоть что-то в расплывшихся кляксах.
– И зачем ему эти обрывки?
Так ничего и не поняв, Хильди закрыла ящик и двинулась вдоль стен, заглядывая за каждую из ряда картин, на которых застыл Грантрок. Нашла она среди изображений и академию Асбьёрна, а вот чего за этими картинами не было – так это тайных ниш. Обыскав весь кабинет сверху донизу и даже под ковром, Хильди разочарованно вернулась к себе, устроилась на кровати и всмотрелась в газету, которую прихватила с собой. Руны почти выцвели, но текст ещё можно было разобрать, если хорошенько прищуриться.
– Академия стихий имени Асбьёрна (Грантланда), – зачитала она вслух, – подписала договор о взаимном сотрудничестве с академией магических искусств (Гардарика), которую будет представлять магистресса огня Лагерта дел Сабо (Лисавета Сабошина).
Рыжеволосая девушка с рисунка больше походила на адептку, такую же, как сама Хильди, – молодую и несведущую в магии, но никак не на магистра.
– И кудряшки эти растрёпанные…
Но чем дольше Хильди всматривалась в лицо Лагерты, тем сильнее осознавала, что первое впечатление ошибочно. Слишком уж серьёзным оказался взгляд из-под прямых бровей. Да и вздёрнутый подбородок, расправленные плечи – эта девушка была не из тех, кто будет мяться у порога или заранее репетировать оправдательные речи.
– Так, понятно, – дочитала Хильди статью. – Её пригласили из Гардарики вести лекции по изучению и обличению йотунских заклятий. Что бы это значило? И что это значило для Торвальда?