Дальнейшее она помнила и понимала плохо. Как послушная, но дряхлая собачонка, она хрипела, кашляла, захлёбывалась, но выполняла скупые команды:
«Флое флоат… Повторяй… Ещё раз! Сильнее!»
Лёд стонал и скрипел над головой, но не торопился раскалываться. Ори обвил хвостом запястье Хильди и упрямо тянул вперёд, ровно туда, где наметилась паутинка первых трещин.
«Ну же!» – кричал элементаль у неё в голове.
Она давно потеряла счёт времени – казалось, эта обжигающе холодная и трескучая пытка длилась целую вечность. Единственное, что грело, так это робкий огонёк, что вновь пробудился в груди, да близость Ори. Ори… который внезапно замер, а затем стал стремительно увеличиваться в размере. У Хильди уже не было сил удивляться. С тупым равнодушием приближающейся смерти она смотрела, как морской конёк размером с человека закружил вокруг неё, создавая водную воронку, и резко рванул вверх, к поверхности. Большая голова с шипастыми наростами врезалась в ледяную корку. Раз! Ещё! Трещины, которые до этого только наметились, поползли во все стороны, словно спасаясь бегством от ополоумевшего морского конька.
Ещё удар! Краем ускользающего сознания Хильди заметила, как смялся шипастый гребень, повисли свёрнутые набок наросты на голове Ори. Но его усилия не были напрасны – лёд наконец раскололся. А морской конёк, не теряя драгоценных мгновений, поднырнул под ослабевшее тело Хильди, подставляя спину, и потащил её к открывшемуся отверстию, к воздуху.
«И правда вывез…» – мелькнула и погасла мысль.
Сам по себе элементаль на ощупь был не теплее вод озера Мутт. Но то, что верный друг, пусть и не человек вовсе, не бросил, помогает, направляет, тянет изо всех сил, – согревало сердце.
Когда наконец лёд сменился снегом, под которым была мёрзлая земля, морской конёк отступил и растворился в водах, и лишь его тихий голос всё ещё продолжал звучать в мыслях.
Сошлись на том, что безопаснее и ближе сейчас добраться до замка ла Фрайн. Хильди перебирала окоченевшими ногами, зачерпывая ботинками снег, но упорно шагала вперёд и мечтала лишь об одном – рухнуть на кровать, укрыться, согреться и забыться. Но у ворот, украшенных коварными левиафанами, окольцовывающими стальные прутья, её уже поджидали:
– Ну здравствуй, мышка-трусишка.
Глава 24
Зверем практически невозможно было управлять, чего уж говорить о том, чтобы перехватить контроль. Единственное, что удавалось, – изредка пробиваться в сознание и просить. Просить за Брунхильд, снова и снова вдалбливать в могучую шипастую голову мысли о хрупкости человеческой жизни. А слышать отчаянную мольбу прекрасной девы, когда Зверь окончательно взбесился из-за истошных воплей дородной горожанки, невесть откуда взявшейся на берегу, и кинулся в озеро, было просто невыносимо.
«Остановись! Ты убьёшь её, мою Брунхильд!»
Зверь зарычал, и Торвальд поспешно исправился:
«Нашу. Нашу Брунхильд!»
Но Зверь больше не внимал его беззвучным крикам. Начавшееся было устанавливаться взаимное понимание треснуло и разлетелось морозной крошкой, когда длинное туловище пробило кромку льда и утянуло Брунхильд под воду. Торвальд бился внутри, словно в клетке, снова и снова бросая всю силу своей воли на приступ хаоса, проглотившего сознание Зверя. Драгоценные секунды утекали. Он не видел, но знал, что ещё немного – и дева начнёт задыхаться, не выдержит, хлебнёт ледяной воды. И всё, конец!
Он потерял контроль над Зверем. Но другое существо ещё оставалось подвластно ему. Собрав крохи магии, он направил их к Брунхильд:
«Спаси её, Ори!»
Этот лёгкий магический импульс на краткий миг развеял хаос, дал ту искру, что вновь связала два сознания. И Торвальд разжал кольца хвоста, одновременно подталкивая Брунхильд к поверхности и отчаянно надеясь, что ещё не слишком поздно.
В следующий миг он рванул прочь, уводя Зверя в глубины озера Мутт. Ведь хаос снова сгущался. Йотунское колдовство разрушало внутренние связи, как мерзкая гнилостная хворь. В прошлый раз было то же самое, с одной лишь разницей – истерзанный Торвальд был на век заточён в склянку. И этого времени хватило, чтобы восстановиться, дремля в хаосе бытия. Теперь же он слишком рано был разбужен и страдал от воздействия йотунских нитей, будто Ашилл и сейчас возвышался над ним и отнимал эмоции, чувства, жизнь…
«Не подведи, Ори!»
С элементалем шансы Брунхильд на спасение значительно возрастали. Торвальд вознёс беззвучную хвалу провидению, что не позволило ему оставить без внимания насмешки одарённых одногруппников над Брунхильд. После того, как она вернулась из академии вся мокрая, он, недолго думая, привязал элементаля к каменной капле индиголита и подарил Брунхильд, словно изящное украшение, безделушку. Конечно, это не могло пробудить дар, запечатанный знаком варгов, но давало хоть какую-то защиту. Такая незначительная мелочь, небольшой знак внимания, – а теперь от этого зависела жизнь Брунхильд. Когда-то он и сам получил подобный дар от Лагерты. Только вместо элементаля она привязала к капле янтаря часть своей души. Ох, как Торвальд тогда злился. В отличие от Лисы, он знал, что такая магия чревата дальнейшим расщеплением – откололся один кусок души, может посыпаться и всё остальное. Но дело уже было сделано.
Уплывая, Торвальд постарался вдохнуть в Ори ещё больше магии. Родственные стихии так и работали – взаимная подпитка от одного к другому. Так должно было работать и с Брунхильд, будь она изначально сильным, развитым магом.
«Проклятый знак варгов, да ещё и с блокировкой магии! Всё могло бы сложиться иначе! А теперь…»
– Еда! Добыча!
«Что?»
Торвальд не сразу понял, что к чему. Но его зубы уже вонзились в чью-то трепещущую плоть. Ярко разлился на языке вкус крови, а желудок нетерпеливо заурчал от предвкушения.
Хильди часто проходила мимо портальных врат на главной площади Лэя, но никогда не видела, чтобы кто-то ими пользовался, как и представить себе не могла, что она когда-нибудь пройдёт сквозь них. Магов в Лэе не водилось – так считали горожане.
Но теперь многое изменилось. Вспомнить того же Кристера. Сколько раз Хильди сталкивались с ним на собраниях варгов! Маг огня, кто бы мог подумать. И кто знает, сколько здесь таких ещё, которые не выставляют свою суть напоказ. Вот и теперь она во все глаза смотрела на Олафа, который активировал портальные врата. Олаф! Здоровяк, бездарь и слабак! То, кого притесняли маги в академии Асбьёрна, кто активно принимал участие в Сопротивлении…
– Но как?! – не выдержала Хильди.
– Что? – Он повёл плечами.
От этого незначительного движения плащ на его широкой спине угрожающе натянулся. Дорогая плотная ткань с лоснящимся ворсом на изнанке капюшона, отливающая шелковистым блеском в свете редких уличных фонарей, как раз не удивляла. Ведь все «пустышки» и «почти пустышки», принятые в академию по новому закону, были выходцами из богатых семей. Но магия? Её-то как раз быть не должно.
Хильди озвучила свои подозрения:
– Одежду на мне высушил, теперь вот врата… Как так?!
– Артефакты, я же говорил, – небрежно ответил Олаф, продолжая водить руками по резным створкам. Руками, в которых никаких артефактов не было. – Думаешь, полез бы я в эту, уж извини, дыру без защиты? Ректор в курсе, не переживай. Да ты и сама, помнится, водолея ловко активировала, так чему удивляешься?
«Может, он и прав».
– Странный он, – прозвучал в уме голос Ори, а запястье кольнуло морозом. – Но в одном прав, нам надо в академию. Ректору можно доверять.
Хильди устало вздохнула, слишком уж была измучена за прошедшие сутки и теперь едва на ногах держалась. Когда портал вспыхнул синими искрами водной магии, она позволила Олафу подхватить себя под локоть и увлечь в открывшийся проём.
Один шаг – и маленький Лэй остался далеко позади. Хильди и Олафа теперь окружали аккуратные, ухоженные дома с террасами и каменными изваяниями на парапетах. За высокими окнами первых этажей располагались торговые лавки главной площади Грантрока, вычищенной от снега. Фонарные столбы стояли так часто, что не осталось ни одного тёмного пятна, где мог бы притаиться какой-нибудь воришка.
«Вроде Дэкса», – пробежала мрачная мысль и растворилась в вялом потоке уставшего сознания.
– Идём. – Олаф так и держал Хильди под руку. – С Центральной до академии ещё доехать надо. А я уже спать хочу как…
Он деликатно кашлянул в кулак, очевидно сдержав нелестное сравнение.
– А… Я думала мы сразу в академию. Там же тоже врата есть.
– В целях безопасности на них накладывают запрет ночных перемещений. Только по спецзапросу. Да и магии надо много. У меня таких сил нет.
– Темнит, как пить дать темнит, – прошелестел Ори. – Что-то с ним не то.
Олаф дурашливо развёл руками:
– Уж извините. Придётся обычным способом.
За ближайшим домом обнаружились ожидающие сани. Звонкая монета перекочевала из руки Олафа к вознице. Тот демонстративно зевнул и тут же был облагодетельствован ещё парочкой монет. Вот тогда-то и зашевелился.
В санях пахло дублёной кожей и отчего-то мёдом. То ли извозчик любил потягивать его для сугрева, то ли предыдущий пассажир расплескал напиток под мерный скрип полозьев и топот копыт. Всё это навевало на Хильди дремоту. А через какое-то время монотонной тряски она и вовсе не заметила, как склонилась к сидящему рядом Олафу, прижалась щекой к его плечу и опустила веки.
– Что за…? – едва слышно прошептала Хильди, разглядывая выкрашенные белой краской узенькие доски потолка.
Она часто заморгала и привстала на локте, обозревая неизвестную комнату. И выдохнула, наткнувшись взглядом сперва на оголённое округлое бедро, сползшее на пол одеяло, а затем и светлые, спадающие водопадом вниз с кровати волосы.
– Бригитт?
Та дёрнула плечом и повернулась на другой бок, выставляя напоказ некрасиво сбившуюся сорочку. Бригитт казалась своим двойником, ведь эта растрёпа перед глазами Хильди так не вязалась со всегда аккуратной и манерной девушкой, собиравшей волосы в идеально уложенную высокую причёску.