– Упрямая ослица. – Дэкс пнул попавшийся на пути сломанный ящик. Покорёженные деревяшки отлетели в сугроб. – У меня уже есть работа.
– В «Птице»!
– Ты обещала не осуждать, но судишь.
– Я сужу, потому что вижу синяк! – Она осторожно провела кончиками пальцев по наливающейся синеве на скуле Дэкса. – Вот чем закончился твой первый рабочий день… ночь.
– Не первый.
– То есть? – Хильди отдёрнула руку, с удивлением глядя на него.
– Тепло сегодня.
Он стянул с себя мохнатую с проплешинами шапку, взъерошил волосы, а потом вновь пригладил их.
– Дэкс! Не уходи от ответа. Что значит «не первый»?!
– Маленькая, я подрабатываю там уже два месяца.
– Да как же это?! – всплеснула Хильди руками.
– Не каждую ночь, конечно. Пару раз в неделю.
– Нет… Но… Нет, я бы заметила.
– Ты в последнее время жаловалась, что порой ночи совсем холодные были, помнишь?
Она кивнула, уже понимая, к чему он клонит:
– Дело тогда не в погоде было, да?
– Да. Я уходил. А вот ты слишком устаёшь на своей фабрике. Засыпаешь мёртвым сном, стоит только твоей голове коснуться подушки. – Он вновь надел шапку, а потом приобнял её за плечи. – Маленькая, сама подумай теперь, куда тебе третья смена, а?
– Это уж получше, чем разнузданная обитель грехов и пороков, – проворчала она и, схватив его за руку, с жаром добавила: – Там опасно, Дэкс. Я против.
– Хильди-и-и, – протянул он, улыбаясь.
Он где-то вычитал, что на древнем языке это означало «маленькая курица» или «цыплёнок», и порой называл её именно так, растягивая последний слог. Часто его дурачество срабатывало, и Хильди непременно улыбалась в ответ. Но сейчас ей было не до веселья.
– Ты прав. Я и правда курица, раз ничего не заметила. В голове не укладывается…
– Я не это имел в виду, – вздохнул он. – Послушай, вчера была просто неудачная ночь. Обычно такого не случается. Но и это не беда – мне выплатят компенсацию. Что в нашем случае несомненный плюс. В целом оплата в «Птице» нормальная. Тебе не о чем беспокоиться. Отзови своё прошение.
Хильди, насупившись, зашагала по узкому переулку, что вёл к фабрике. Дэкс отставал на полшага. Время перерыва было на исходе, в животе призывно урчало, да и вскрывшиеся факты никак не желали перевариваться.
– Дэкс, но если всё так, то… – Хильди наконец нарушила тягостное молчание. – Почему у нас по-прежнему долг перед скандой Близзард? Я имею в виду, раз ты утверждаешь, что оплата нормальная…
Она запнулась, чувствуя неловкость за свой вопрос.
– Уже не должны.
– То есть?
– Всё в порядке. Я сегодня говорил со скандой Близзард. Наш долг закрыт.
Хильди неверяще вскинула брови:
– Правда?
– Ага! – Дэкс широко улыбнулся.
– Что ж ты сразу не сказал?!
– Хотел тебя удивить.
Он подхватил её за талию и закружил, заработав неодобрительное ворчание прохожих. Но Хильди было плевать. Она ощутила небывалую лёгкость, словно сдавливающие её тиски наконец разжались, позволяя вдохнуть полной грудью. Хотя бы на месяц вперёд, до наступления следующего платежа. Но об этом сейчас думать не хотелось. Она счастливо смотрела в глаза Дэкса, в фиолетовой глубине которых затаилось что-то странное. Его взгляд медленно опустился к её губам.
Хильди озадаченно хмыкнула, заполняя неловкую паузу, попыталась вывернуться из объятий.
– Дэ-э-экс… Ты чего?
Он, словно одумавшись, поставил её на землю, но рук не разжал. А потом медленно стал склоняться к её лицу.
Хильди взмолилась небесам о лёгком поцелуе в щёку, об ошибке, о том, что неверно истолковала это мгновение… Глупая! Дэкс коснулся её губ странным, неправильным поцелуем.
Хильди дёрнулась, оттолкнула, выпорхнула из объятий.
– Ты что творишь?! – вспыхнула она, чувствуя, как дрожат руки от неверия.
Но Дэкстер не смутился и извиняться не стал. Он схватил Хильди за плечи и звенящим от гнева голосом спросил:
– Ему можно, а мне нельзя?
– Что?! – опешила она. – Дэкс! Он же маг и…
– А если маг, то сразу надо под него ложиться, да?
– Ты что несёшь?! – Она попыталась сбросить его руки, отстраниться. – Я не это имела в виду!
– Богат, красив, обладает магией, и плевать, что убийца, так?
– Лавочника мог убить кто угодно. Ничего не доказано!
– Ну вот, ты его уже защищаешь.
– А надо бы защищаться от тебя! То, что ты сделал, – неправильно! Маг – это посторонний человек, а ты – моя семья!
– Вот именно, Хильди. Я твоя семья. Я! И ты уже выросла. Пришла пора перевести наши отношения на новый уровень. Сегодня ночью ты была не против моего поцелуя.
– Это был сон, всего лишь дурацкий сон! И там был маг, а не ты.
– Ошибаешься, маленькая. – Его лицо тронула кривая усмешка, а синяк на скуле и вовсе сделал её похожей на оскал.
Хильди отступила на шаг, потом ещё на один и ещё. Щёки жгло румянцем, злость внутри клокотала и стыд…
– Боги, как же стыдно, – прошептала она, прижав ладонь к губам.
Это жгучее чувство расползалось горящими колючками по всему телу, безжалостно отравляя нежные, тёплые чувства к Дэкстеру.
– Как же ты мог?! Как?! Ты же мой брат…
– А что, если нет?
Ладонь горела, неустанно напоминая о случившемся. Хильди бежала, натыкалась на прохожих, иногда падала, увязнув в снежном месиве. Жгучие слёзы застилали глаза, превращали встречных людей в расплывчатые силуэты. Ей хотелось убежать так далеко, как только сможет, и одновременно осесть посреди дороги, застыть, замереть… забыть. Но слова Дэкстера вновь и вновь прокручивались в голове:
– Я сказал им, что ты моя сестра. Ты – Янсен, Брунхильд Янсен. Я им это сказал. Законникам, что четырнадцать лет назад пришли за мной – наследником опального семейства, от которого все отвернулись. А отец…
«Гордон Янсен».
– Отец всегда хорошо относился к слугам. Зажравшиеся сканды тут же приписали отцу несуществующий роман с моей няней, а как результат страсти – девчонку-бастарда. Тебя. И плевать всем было на то, что няня Далия въехала в наш особняк уже с малолетним ребёнком. Никто этого не вспомнил. Никто не стал лезть не в своё дело.
«Не в своё дело…»
– Я сказал, соседи подтвердили, законники поверили. А Далия… да кто будет слушать прислугу? Ты пойми, маленькая, я тоже был ребёнком. Напуганным, растерянным. Я сказал, что ты моя сестра, и нас забрали. Вместе. В тот день я пообещал тебе всегда быть рядом, и я здесь. Я пообещал заботиться о тебе, и я забочусь. Мы – семья.
Это слово разрывало Хильди, корёжило, било.
«Семья, семья, семья».
Он отнял её. Отнял маму. Спутал детские образы, раз за разом обманывая, заменил воспоминания своими. И Далия постепенно превратилась из её мамы в их общую няню.
Там, у парадного входа на фабрику Хильди залепила Дэкстеру хлёсткую, злую пощёчину и убежала, скрылась в здании, а он не стал догонять. Лишь крикнул в спину:
– Дома поговорим!
Нет, дома говорить с ним она не станет. Не сегодня. Через запасной выход фабрики Хильди выскочила на соседнюю улицу и помчалась в особняк сканды Близзард. Она планировала успеть вернуться раньше него, собрать свои скудные пожитки и сесть в пассажирские сани первого же почтового каравана. Уехать в Грантрок – туда, где за поворотом осталась растрёпанная няня… Мама.
«Уехать?»
Но за поездку нужно было платить. Хильди перебирала в уме соседей и знакомых, у кого можно было бы взять пеннингаров в долг. Но все варианты были заведомо проигрышными.
Остаться и остыть. Обсудить всё с Дэкстером – разумно, по-взрослому. Снова и снова Хильди пыталась оправдать его, восстанавливала в памяти его заботу, поступки… любовь? Неправильную, исковерканную любовь, основа которой – ложь, длиною в жизнь.
Дрожащими руками она надела лезвия на ботинки и понеслась по застывшей глади озера. Ветер трепал пшеничную косу, забирался под распахнувшийся плащ, но не мог избавить от жалящей боли.
Ложь длиною в жизнь.
Одна только эта мысль порождала в душе яростный огонь, обращая в пепел чувства, пожирая те счастливые моменты, что бережно хранились в памяти. Хоть и были они настоящими, но стояли на гнилом фундаменте. И сейчас дом семейства Янсен трещал под тяжестью правды.
Хильди с головой ушла в свои беды, не заметила, как по льду поползла сетка трещин, с хрустом раскалывая нагретую солнцем поверхность и подбираясь всё ближе, пока наконец пучина озера Мутт не раскрыла смертельные объятия, ледяными иглами впиваясь в хрупкое тело.
Холод, боль, неконтролируемый вдох – лёгкие обожгло. Хильди вынырнула, надсадно закашлялась, выплёвывая воду, ухватилась за край льдины, но та встала на ребро. Пальцы рук онемели, потеряв цепкость. Озеро когтистой лапой ухватило отяжелевшую одежду и потянуло ко дну.
Хильди погружалась всё глубже и глубже. Она перестала дёргаться в тщетных попытках всплыть. Просто смотрела, как медленно тускнеют солнечные лучи, отрезаемые толщей воды и разломившимися льдинами.
«Может, так будет лучше для всех».
Последний воздух вышел из лёгких стайкой мелких пузырьков. Хильди прикрыла веки, почувствовала, как её обволакивает странное тепло, сжимая в кольцах забвения.
«Тишина, покой, забытье…»
Всё утро Торвальд был занят делами. Время ушло. А потому он едва успел к ней. Видел жалкий поцелуй, и как Брунхильд влепила оплеуху тому червяку, а затем торопливо вбежала в серое здание фабрики. Зверь ликовал:
«Моя!»
Торвальд же хмуро проводил взглядом Дэкса, скрывшегося в потоке горожан.
«Обидел её?»
Ветер донёс слабые отголоски дождя и ночной фиалки – её запах. След быстро вился по улицам невидимой нитью.
«Бежишь, Брунхильд? Не сто́ит. Я тебя чувствую. Куда ты направляешься? – он спешил за ней. – Озеро? Нет. Нет! НЕТ!»
В ледяной разлом прыгнул мужчина, но тёмные воды приняли в свои объятия грузное величественное тело Зверя:
«МОЯ!»