Вот так было – и все принимали это как должное, потому что война была такая, что если переживать из-за каждого погибшего так, как они переживают сейчас, то за месяц боев твой разум просто разорвет на части невыносимым напряжением от окружающей, пропитывающей тебя, смерти. Сейчас же – все иначе.
Олег налил себе еще, сделал небольшой глоток и задумался, где взять еще один стакан. В том, что майор Скребо не откажется с ним выпить, он не сомневался. То, что завтрашний день был для полка га-ран-ти-ро-ванно нелетным, было настолько здорово, что такое само по себе требовало давно назревавшей необходимости в алкоголе. Из выдаваемого офицерам по летной норме у многих скопились довольно впечатляющие запасы. Некоторые «подкармливали» технический состав: инженеров, вооруженцев и техников, обеспечивавших надежность твоего самолета в бою, но все равно у каждого в рундуке или тумбочке стояли по две-три непочатые бутылки с коньяком или водкой. Кому дома рассказать – не поверят.
– Разрешите?
Это был уже майор. За две недели, прошедшие с момента их знакомства, он осунулся и больше не производил того впечатления физической мощи, какое было раньше. Но все равно – крепок мужик.
– Заходи, Николай Ильич, гостем будешь. Садись со мной, не обижай.
Олег действительно обрадовался майору и с улыбкой на лице встал, пожимая ему руку. Один совместный бой уже сам по себе здорово их сблизил, а когда генерал Слюсарев приказал командованию дивизии помочь полку опытными кадрами, «ВСС дивизии»[60], как для экономии времени именовали его должность, оказался первым, кого к ним откомандировали. С Олегом они настолько сошлись, что у подполковника часто возникало ложное, не имеющее никакого отношения к действительности впечатление, что они когда-то были близко знакомы и едва ли не воевали вместе. Он дважды переспрашивал майора о боевом пути, который тому достался, но нет – ПВО есть ПВО. Если не считать последнего месяца той войны, с фронтовыми летчиками «оборонщики» пересекались разве что в небе Ленинграда, Грозного или Мурманска.
Майором Скребо ходил, наверное, самый последний месяц, дожидаясь давно заслуженную им вторую звездочку на двухпросветный погон, по возрасту он был старше лишь ненамного, а поскольку разница в звании среди воюющих летчиков большого значения не имела, то они безоговорочно воспринимали друг друга ровней. Сам же Олег вполне осознавал, что своим высоким званием он был обязан только везению в нескольких последних боях Второй мировой войны, твердо задавших темп его военной карьере. К тридцати трем годам он мог быть полковником – не так уж много, если вспомнить, что легенда корпуса, почти не воевавший в Отечественную Пепеляев[61], был полковником уже в тридцать два, но все равно неплохо. Если не собьют…
Майор сел, шаркнув стулом по дощатому полу и опершись на него всей спиной – с удовлетворенным стоном и выражением, которое Олег безошибочно перевел как «ну наконец-то!». Мысль о том, что надо бы добыть второй стакан – или в «кубрике», как с его подачи называли сейчас в полку комнату отдыха, или где-то еще, – осталась недодуманной, поэтому Олег просто пододвинул ему свой. Майор выпил не колеблясь, едва хватанув воздуха в качестве закуски.
– Тяжело? – спросил у него Олег, когда Скребо отдышался.
– Да нормально, – вздохнул тот. – Бывало потяжелее.
– Что думаешь про то дело с «Илами»?
Майор пожал плечами. Историю со слишком уж многозначительным плакатом, увиденным Олегом в гостях у китайцев, он уже успел рассказать многим – помимо прямой передачи информации в соответствующую службу корпуса, офицеры которой пользовались репутацией людей, все схватывающих на лету. Самого майора эта история не впечатлила – мало ли, что расчеты ударов проводились с Японией в качестве цели. Это он постарался Олегу объяснить.
– Мы сами рассчитываем, как кого бить, но ты подумай – это же ничего не значит! Как по-твоему, лежит в каком-нибудь сейфе в Москве жутко детальный план по воссоединению Голландии?
– В смысле?
Мысли подполковника были самыми радужными, в настоящую секунду он просто испытывая удовольствие от комфорта и беседы, поэтому подобный перевод темы был для него слишком уж внезапным.
– В смысле – скажем, как с Финляндией было. Организовать в Москве или даже в Амстердаме второе правительство Западной Голландии, скажем, во главе с председателем Коммунистической партии Нидерландов мадам Джорин Катариной Ван ден Бург, и немедленно признать его законность. После чего по просьбе этого самого правительства и в исполнение воли голландского народа ввести войска в собственно Западную Голландию, точнее – в Юго-Западную. Что там у них пока стонет под пятой капиталистов – Зеландия, Брабант, Лимбург?..
– И что? – Олег все еще не понимал, да и вообще, странный разговор получался.
– Да ничего, это просто пример. Я полагаю, что таких планов в Генеральном Штабе лежит штук триста – для каждой страны в Европе, на Дальнем и на Ближнем Востоке. Но это не значит ни-че-го. Знаешь почему?
– Потому что в Западной Голландии стоят американские и британские оккупационные войска? – предположил Олег наудачу. Его занимало, как бы отнять у Николая Ильича до сих пор находящийся в его руке пустой стакан так, чтобы он не обиделся.
– Ну вот! – обрадовался майор. – Конечно! Но при этом те, кому это положено по должности, наверняка станут рассчитывать, сколько Ильюшиных, Туполевых и Микоянов с Гуревичами нужно и можно будет задействовать, если вдруг это потребуется, и сколько им нужно будет горючего и боеприпасов, учитывая естественную убыль и все такое… Вот и китайцы так же – тем более, что молодым летчикам такие упражнения вообще полезны, в первую очередь как раз с точки зрения штурманской подготовки. Тебе никогда не приходило в голову давать своим задания из области бомбардировочной авиации?
– Да регулярно! – пришлось кивнуть подполковнику. – Противодействовать бомбардировщикам-то нам приходится чуть не каждый третий летный день. Это американцы здесь с истребителями сражаются – с нашими, в основном, да время от времени с китайскими… Но ты, наверное, прав, – дать им, что ли, вводную «прикрытие бомбардировщиков» и заставить посчитать для них расход топлива и радиусы действия с разной нагрузкой?.. Хм-м…
Олег замолчал, чувствуя, что начинает понимать. Можно было сослаться на то, что в авиации ПВО, откуда Николай происходил, их как раз и «затачивают» почти исключительно под борьбу со вражеской бомбардировочной авиацией да с разведчиками, поэтому они и мыслят так своеобразно. Но все равно – мог бы догадаться раньше.
– Ты прав, – сказал он наконец. – Наверное, китайские ребята именно таким образом и упражнялись. Ну и молодцы, соответственно. А ты – философ.
– Да, мне уже говорили, – посмеялся майор. – И что философ, и что стратег. А я просто думать люблю. Во мне, наверное, хороший штабист выродился – в хватание за рукоятку двумя руками, и вот так вот: «дру-ду-ду-ду-ду!!!», – Николай наклонился вперед всем телом, выразил лицом злорадную свирепость и очень похоже изобразил стрельбу из авиационной пушки.
– Давай… Думатель…
Они чокнулись: один стаканом с плещущейся на дне водкой, другой сжатым кулаком – на удачу.
– Чтобы не было войны!
– Ну ты даешь! – майор хохотнул так, что водка едва не выплеснулась ему на руку. – А мы здесь чего делаем? Кур гоняем?
– Ну да, конечно. Это я так… – Олег покачал головой, удивляясь сам себе. Хотел было объяснить, что именно он имел в виду, и не стал, – только скрежетнул зубами и едва подавил в себе порыв снова выдать воющий волчий перелив. За годы мира жена почти совсем отучила его от этой привычки, чтобы он не пугал детей – но сейчас, на войне, она появилась снова, как-то сама по себе.
Впрочем, привычки и самые настоящие суеверия среди воюющих он видал такие, что своя собственная была среди них мелочью. В том числе можно было вспомнить и те суеверия, которые встречались среди самых убежденных коммунистов полка, к которым Олег себя не относил. Например, у командира одной из эскадрильи «соседей», 535-го ИАПа, коллекционирующего «для музея» наглядную агитацию, которую базирующимся на Аньдун полкам исправно поставляло Главное политическое управление КНА и культурно-просветительное управление фронта. Почти наверняка майор был прав. Но слово «почти» никогда не было любимым словом сына учительницы.
Утро следующего дня начальник воздушно-стрелковой службы 32-й дивизии майор Скребо и начальник штурманской службы одного из полков этой дивизии подполковник Лисицын провели, отпиваясь чаем. Чай был гнусный – в нем имелось слишком много травяных примесей, чтобы он мог нравиться нормальному русскому человеку, когда тому столь нехорошо. Но им просто лень было идти за каким-то другим. Странно, что распитая на двоих неполная бутылка водки могла так сильно подействовать на крепких и абсолютно здоровых мужиков, но оба с чистым сердцем списали это на непривычный климат. Ругать еду, которой кормили в полковой офицерской столовой, не поднималась рука: нормы у летного и технического состава были большие, то, что в них входило, сто раз проверили и просчитали на предмет калорийности и питательности. И вообще, кормили в Китае гораздо вкуснее, чем в Союзе.
Теперь, допивая очередные чашки пахнущего мокрой соломой буро-зеленоватого напитка, Олег и майор Скребо уже сидели, перелистывая необходимые бумаги. Погода, как и ожидалось, была совершенно нелетная, и поскольку летному составу, отменив построение, объявили «день отдыха», то рядовые летчики еще отсыпались. Самим же командирам игнорировать работу было уже нельзя: слишком многое предстояло сделать.
– Чай не водка, много не выпьешь, – философски заметил Николай Скребо, переворачивая листок, густо исписанный фиолетовой копирочной машинописью в один пробел. – Ты посчитал уже, сколько к востоку от берега наш радиус получается, со всеми резервами?