ляется в том же направлении по самоедской тундре. Однако местами, в обрывах гор, видны каменные зубья; хребет этих гор до реки Торны — высотой около 50 сажен. Прибрежье большей частью песчано-глинистое. От Торны берег становится несравненно ниже и непрерывная цепь гор исчезает. Южнее этой реки стоят они отдельно одна от другой и кажутся стогами сена на ровной поверхности берега; цвет их несколько темнее цвета берега, состоящего здесь из невысоких песчаных осыпей, покрытых тундрой и прорезанных руслами рек: Месны, Камбольницы, Шойны и Кии. От реки Кии берег опять возвышается и до мыса Конушина составляет глинистый утес до 10 сажен высотой. Внутренние горы сливаются в общий хребет с отличительными вершинами до 40 сажен высотой. Прежде (около ста лет тому назад) через Канинский полуостров существовало водяное сообщение посредством рек Чижи, впадающей в Белое море, и Чеши, вливающейся в Чешскую губу. Но теперь то озеро, из которого вытекали обе эти реки, поросло мхом и превратилось в болото. От этого болота к северу тянется Канинская земля на 150 верст сплошным камнем, в котором видны по некоторым местам шиферные слои; в некоторых речках текут нефтяные копи, а по берегам попадается нередко серный колчедан, и даже когда-то производилась здесь разработка медных руд».
При мне весь берег Канинский, как и Мезенский, засыпанный снегами, окончательно запустел. Он брошен был на всю зиму и самоедами, которые по летам подходят к нему со своими оленьими стадами (и то, впрочем, редко), и самыми предприимчивыми, самыми смелыми из мезенских промышленников, которые иногда бродят сюда на так называемую стрельну (стрелецкий промысел) за нерпой, морскими зайцами и тевяками. Звери эти, говоря словами туземцев, не загребные, не юровые, не кожные, т. е. такие, которые не ходят в стадах или юровах семьями, не загребают одновременно, но плавают в одиночку, без соблюдения условных периодов времени, хотя также гребут из океана и с той же целью — искания пищи. Все три породы зверей этих иногда проводят в водах Белого моря целые годы, если не попадутся под пулю самоеда или мезенца.
Морской заяц (Phoca leporina), названный так по сходству с сухопутным зайцем, у которого величина соразмерна толстоте, а у морского голова круглая, шея короткая. Морской заяц имеет в длину те же 31/2 и 33/4 аршина, как и в толщину, хотя в то же время цвет его шерсти не белый или серый, а темно-желтоватый. Волосы его пушистее и длиннее, кожа значительно толще, чем у лысунов и у всех других тюленьих пород. Из кожи этой поморы выделывают прочные подошвы для своих охотничьих сапог-бахил, а вымятую употребляют на санные вожжи. Зверь этот мечет обыкновенно по одному зайчонку, которые в первый период по рождении имеют на себе волосы мягкие, почти серо-голубого цвета. Для жизни своей морские зайцы предпочитают более северные части морей и, заходя в Белое море, они делаются заметно мельче, чем, например, на Мурманском берегу около Колгуева и Вайгача. Впрочем, и из беломорских зайцев успевают вытапливать сала от 61/2 до 8 пудов (весной от 4 до 5), хотя мурманские и колгуевские весят иногда свыше 15 пудов. Подстреленные охотниками, особенно в глухую летнюю пору, зайцы скоро тонут на воде. Любят нежиться на льдах и гладухах (подводных, осыхающих при отливе камнях среди моря), любят жить в одиночку, любят, наконец, нередко заходить в пресные воды рек и речек. Водятся даже в некоторых больших озерах, каково, например, Ладожское.
Тевяк (Phoca ctistata, s. monahcus) — уродливое подобие льва с длинной шеей, к которой прикреплена голова формы лошадиной; около рта — густые, щетинистые усы; величиною больше морского зайца (4—5 аршин); шкура пятноватого, как у нерпы, цвета с густыми, длинными, торчащими щетиной волосами.
Предпочитая для местопребывания своего также более отдаленные северные страны они любят (хотя и весьма не часто) селиться на Канинском берегу Белого моря и на Тиманском берегу океана. Здесь, выползая только среди моря на луды, гладухи и поливные пески (и никогда на льды и берега), лежат, нежатся и засыпают. Чаще встречается зверь этого тюленьего рода около Трех Островов Мурманского берега и острова Моржовца (среди горла). Сала дает пудов по девяти. Бьют его сонным, на лудах: спать он охотник.
Нерпа (Phoca vitulina) значительно чаще изо всех тюленьих пород попадается в водах Белого моря. Длина ее равна длине серки (т. е. не достигает двух аршин), но чем севернее вылавливается, тем величина эта возрастает. Голова у них замечательно круглая и столько же круглы большие зоркие глаза их. Шерсть, покрывающая нетолстую шкурку, отливает серебристым блеском, хотя в то же время цветом светло-желтая и значительно испещрена пятнами. Сала нерпа дает до 2 пудов. За нерпичью кожу дают в Архангельске 25 и 30 коп. сер. В самой большой нерпе не больше трех пудов, самая обыкновенная дает 11/2 — 13/4 и даже полпуда. Нерпичью шкуру так часто приводится всем видеть на солдатских ранцах. В июле видят ее на берегах и прибрежных песках, всегда попарно, когда зверь этот парится, и в августе рожает детенышей по одному; двойни — замечательное исключение. На льды выходят они полежать; пресную воду любят; заходят в реки и живут постоянно в сладких озерах: Ладожском, Онежском и Байкале. В Каспийском море эти нерпы (тюлени обыкновенные) — аборигены. В Белом море по зимам и веснам их больше, летом и осенью — значительно меньше; вероятно, они также уходят в океан. Попадаются в белужьи невода и семужьи сети; в последний заходят для отыскания пищи. Питаются также толокнянкой (arbutus uva ursi). Во всяком случае, нерпа — самый меньший из всех зверей, населяющих моря. На Летнем берегу и у Соловецкого монастыря нерпа попадает в нарочно для нее расставляемые сети. Сети эти плетутся из толстых ниток (в три прядки); ячеи величиной четверти две; их осмаливают. Сети опускаются в воду на деревянных ромбической формы поплавках, которые для легкого держания на воде коптят в огне. Попавшуюся в сеть нерпу обыкновенно при посредстве деревянной, фунтов десяти весу, колотушки простят, т. е. бьют в голову. Нерпа, как известно, слаба головой.
Так как все эти три породы морских зверей ходят, как уже сказано, в одиночку, а не стадами, то и самая охота за ними во всяком случае не может быть артельной, какова, например, охота за лысунами и моржами. Так как эти звери, хотя и постоянные гости Белого моря, выходят на любимые ими места только по личному произволу (когда им захочется отдохнуть, полежать, погреться на солнышке или когда влечет их к этому лежанию инстинктивное побуждение к соитию), то и самый промысел принимает иной характер, носящий название стрельны. На эту стрельну и самые промышленники отправляются в одиночку: каждый сам по себе. Это или тундряные самоеды, или самые ретивые, не знающие устали русские промышленники из приморских деревень Мезенского уезда.
Промысел этого рода безгранично утомителен: только освоившиеся со своей скудной родиной самоеды способны и привычны переносить все его невзгоды и сопряженные с ними житейские лишения. Самоеды, прикочевывающие со своими оленьими стадами в летнюю пору на Канинский полуостров, иногда по целым суткам флегматически-сосредоточенно лежат в своих карбасах, спущенных на якорь дальше от берега, и терпеливо выжидают, когда-когда покажется на поверхности воды черная головка нерпы, тевяк или морской заяц.
Покажется один из этих зверей, самоед не замедлит выстрелить в него из заряженного уже ружья, прямо в морду, и не промахнется ни в каком случае, если только зверь не успеет, высмотрев своего врага прежде его самого, нырнуть от всегда меткого выстрела в воду.(Самоеды, как и русские поморы, меткие стрелки.) Но такое терпение — выжидать целыми сутками зверя на поверхности воды — может доставаться только на долю полуидиотов из самоедского племени. Русские к тому положительно непривычны, да и в таких случаях они приучились лучше предпочитать верный отдых в семейном кругу, чем на утлом, поталкиваемом с боку на бок карбасе, и притом в такой дали, каков тот же Канинский берег. В этом случае они поступают иначе.
Мезенцы, с незапамятных времен пребывания своего на берегах Белого моря, знают (и никогда не ошибаются в подобных случаях), что, когда на Канинском и Тиманском берегах много корму, т. е. когда у берегов этих появляется в значительном количестве мелкая рыба сайка (gadus virens) — род наваги, видом похожая на налима, с синим и жидким телом, и потому негодная к употреблению в пищу, — наверно в тех местах должны быть все три породы этого тюленьего рода, которые любят гоняться за рыбой сайкой и употреблять ее в пищу. Только этими обстоятельствами и положительными видимостями соблазняются мезенцы на дальний стрелецкий канинский промысел, и то самые беднейшие из них, в которых нужда породила и храбрость, и страсть действовать на авось, буквально очертя голову.
Зная, что рыбка сайка преимущественно является в тех местах в конце ноября и живет там весь декабрь, что особенно любят жрать эту рыбку барышные нерпы, и что потому они являются туда в огромном количестве. (Продувая льдину, назначенную себе для залежки, нерпы выползают через эту прорубь на поверхность льдины. Они лежат тут сторожко, имея всегда эту прорубь как прибежище, как ближайшее и легчайшее средство к спасению в случае опасности.) Зная все это, бедняк из мезенцев долго не задумывается.
«Одна голова не бедна, а и бедна, так одна; семь бед — один ответ, а умирают люди один только раз на веку», — думает какой-нибудь бобыль-одиночка или крутой смельчак и дела не кладет в долгий ящик.
Не обидела его судьба и самопроизвольная лень возможностью запастись крутоиспеченным с солью хлебом, горстями десятью соли и крупы (в малице, бахилах, шапке, камусах или рукавицах и под одеялом он всю зиму бедует: без этого только самые плохие и пьющие хозяева живут на свете). Смельчак не думает долго и собирается. Ходячая разменная монета у него перед глазами — живее, чем давно приглядевшийся канинский берег и нерпа, и тевяк, и заяц морской. Между тем нужда бьет по боку назойливо и ежедневно. Осенится он аввакумовским крестом (если старой веры держится) и никоновским (если не соблазнен в раскол), чмокнет в уста того да другую (если найдутся у него в семье таковые) и, вскинув котомку со съестными припасами за плечи, взяв в руки ружье да дубину (пешню или носок с железным оконечником), ламбы