4-м полком в Холмогорах командовать было некому. После долгих размышлений я решил предложить эту должность капитану 2-го ранга Чаплину.
Нечего и говорить, что это назначение можно было сделать лишь после предварительных переговоров в правительстве. Мне удалось убедить правительство в том, что Чаплин, вновь призванный к делу, потеряет свой ореол как мученик и изгнанник, во-первых, а во-вторых, отлично будет служить, как боевой, храбрый и опытный офицер.
Когда назначение состоялось, за Чаплиным в полк потянулась вереница офицеров, известных мне своей отличной строевой подготовкой. Надо правду сказать, что в полк потянулась также и орда элементов авантюристической складки, но Чаплин справлялся с ними.
Переходя далее на восток, должен несколько подробнее остановиться на районе г. Пинеги.
В Пинеге командовал капитан Акутин. Работа, которую он там сделал, была поразительна по своим результатам. Я послал Акутина в Пинегу в тот момент, когда в город прибежала в панике толпа вооруженных крестьян-партизан, голодная, неорганизованная, к бою неспособная.
Акутин сумел и защитить Пинегу от напора красных и создать там отличные боевые роты, из которых сложился в конце концов 8-й полк.
В конце марта английским командованием проектировалась широкая операция на Пинеге, с привлечением к этой операции и русских сил. Я изложу эти проекты несколько дальше, здесь же скажу только, что я по просьбе Айронсайда должен был возложить командование русскими силами на полковника Дилакторского.
П.А. Дилакторский в первый период занятия области союзниками командовал на Двине отрядом охотников. Командование это было настолько удачно, что Дилакторский снискал себе полное доверие англичан. Это тоже чисто английская черта. Англичанин сходится с трудом, но если он поверит кому-либо, то уже без всяких пределов и навсегда.
В трудные минуты в Архангельске (еще до моего прибытия) английское командование выписывало Дилакторского с Двины на аэроплане, рассчитывая на его энергию и силу в случае необходимости умиротворения разбушевавшихся политических страстей.
При моем приезде я застал Дилакторского в роли почти что военного губернатора или коменданта города с особыми полномочиями. Обязанности его были сложны и определены совершенно неясно. При реорганизации всего военного отдела я сделал Дилакторского своим штаб-офицером для поручений[14].
Айронсайд поставил меня в немалое затруднение просьбой о назначении Дилакторского в Пинегу. Я не мог подчинить ему Акутина, который был неизмеримо выше Дилакторского по своему боевому опыту и специально-военному образованию. С другой стороны, уклониться от назначения Дилакторского значило заранее обречь всю операцию на неуспех и на нескончаемые жалобы англичан на действия русских войск.
Вот почему я в конце концов отозвал Акутина, просил правительство о награждении Акутина чином подполковника за оказанные им услуги области и назначил его командиром 6-го полка в Обозерской, на Вологодской железной дороге.
Дилакторский принял командование Пинежским районом.
В Мезенско-Печорском районе по-прежнему командовал полковник Ш., с неизменным успехом руководивший действиями местных партизан, постепенно образуя из них строевые части.
В конце марта было закончено формирование роты военного состава из сухопутной команды флотских экипажей, стоявших в Соломбале в морских казармах.
Страшные, можно сказать, это были казармы, битком набитые развращенными матросами, видавшими уже и времена Керенского, и большевистскую анархию. Лишь в середине марта бесконечными усилиями офицеров флота удалось создать первую морскую роту из этой орды.
Так как весь флот был подчинен уже генералу Миллеру, то смотр этой роты производил он сам, поручив мне произвести морякам учение по моему усмотрению в его присутствии.
Рота с Андреевским флагом вместо линейного значка произвела на меня отличное впечатление и своей выучкой, и выправкой, и, казалось мне, хорошим настроением.
Генерал Миллер передал этот «первый опыт» в мое распоряжение, а я немедленно выслал эту роту в Холмогоры, на пополнение Чаплина.
В этот же период я обратился с горячим воззванием к офицерам флота, призывая их помочь мне в деле формирования войск в далеком Мезенско-Печорском районе, где ощущался огромный недостаток офицеров, остановивший весь ход мобилизации.
В истинно-патриотическом порыве моряки откликнулись на мой призыв, и около 40 офицеров флота немедленно отправились в распоряжение полковника Ш. – в село Лешуконское, на Мезени.
В конце марта шли обширные приготовления к Пинежской операции. К этому времени положение на всем фронте снова стало спокойным, и угрожаемый Селецкий район был усилен вновь прибывшим с Мурмана Йоркширским полком английской пехоты.
При передвижении этих войск с Мурмана на Онегу, Чекуево – Обозерская по зимнему тракту не все обошлось благополучно. Йоркширцы путешествовали в санях и с большими удобствами, но тем не менее в районе Чекуево они устроили митинг и, кажется, выразили определенное желание перестать воевать. Англичане все это тщательно скрыли, но я знал об этом эпизоде по донесению полковника Михеева, который по просьбе местного английского начальства выставлял русские пулеметы на тракте на случай открытого бунта у англичан.
Ввиду всех этих событий генерал Айронсайд решил дать красным хороший удар, чтобы дать им почувствовать нашу силу, а с другой стороны – добиться успеха, чтобы загладить впечатление потери Шенкурска и Тарасова.
Было решено сосредоточить английскую колонну в районе Усть-Пинеги и двинуть ее далеко в тыл красным на с. Карпогорское. Одновременно с этим русские силы, расположенные восточнее города Пинеги у Труфоногорской, должны были перейти в наступление на эту деревню, к югу.
Расстояние между точкой удара русскими частями и точкой удара английской колонны было около 70 верст. Обход, проектируемый англичанами, уже выходил из области тактической и делался операцией стратегической.
Силы, предназначенные для ведения этого плана, измерялись всего лишь двумя с половиной батальонами русских войск и сборною колонной англичан, численностью в несколько сот человек.
По опыту моему в Селецком районе я уже знал заранее, что мое вмешательство в дела оперативного характера не будет иметь результата; тем не менее, не щадя своего самолюбия, я высказал несколько своих соображений, указал на трудности передвижений по замерзшей тундре, на дальность расстояний точек атак русскими и английскими силами. Я настаивал и на том, что стоверстный путь английской колонны будет своевременно открыт красными.
Все это, конечно, осталось «гласом вопиющего в пустыне».
Всей операцией было назначено командовать вновь приезжему английскому полковнику Б., отмеченному высшей военной английской наградой – Крестом Виктории.
Кажется, во всей английской армии было всего лишь 40 офицеров, удостоенных этого исключительного отличия.
Для совместной атаки с ротами 8-го (Пинежского) полка был предназначен 4-й полк Чаплина. В английскую колонну назначались команды бомбометчиков и пулеметчиков, организованные в Архангельске английскими инструкторами из русских офицеров и мобилизованных солдат.
Искренно беспокоясь за успех всего этого предприятия, я выехал в Холмогоры повидаться с Чаплиным и переговорить с ним о предстоящей операции.
Приехал я в этот исторический городок рано утром, по трескучему морозу, едва не отморозив себе лицо, в течение бесконечной ветреной и холодной ночи.
Все то, что я нашел в полку у Чаплина, произвело на меня самое отрадное впечатление. Энергия Чаплина сказывалась во всем. Каждое дело считалось «неотложным» и «спешным».
Весь день был посвящен подробному осмотру мобилизованных рот. Особенно хорошее впечатление произвели на меня те роты, которые целиком были укомплектованы новобранцами, т. е. молодыми людьми, не служившими еще по призыву и не испытавшими на практике «свобод», разложивших армию. Несмотря на короткий срок обучения, роты эти были уже совершенно готовы к походу и боевой страде.
Вместе с Чаплиным я посетил находившегося уже в Холмогорах английского полковника Б., командующего войсками всего Пинежского района в предстоящей операции.
Полковник Б. как раз перед операцией повредил себе ногу, и я застал его в полулежачем состоянии. Он произвел на меня впечатление отличного солдата, но вместе с тем из разговора с ним я убедился, что он совершенно еще не освоился ни с условиями работы, ни с предстоящими трудностями.
Условившись с Чаплиным по всем данным предстоящих действий, я вернулся в Архангельск.
Операция разыгралась совсем просто.
В назначенный день русские силы, усиленные с правого фланга ротами Чаплина, перешли в наступление и нанесли сильный удар красным у Труфоногорской, взяв несколько сот пленных и очистив несколько деревень. Действия английской колонны не оказали никакого влияния на работу русских сил по крайней удаленности выбранного англичанами пути следования. Кроме того, самые действия англичан носили чрезвычайно своеобразный характер.
Колонна начала движение по тундре очень быстро благодаря громадному количеству взятых подвод. Пододвинувшись к самому району боевых действий, колонна заночевала, не принявши почти никаких мер охранения.
Перед рассветом начальник колонны отдал приказ двигаться назад. Движение назад было произведено настолько быстро, что англичане не хотели стеснять себя взятыми боевыми и продовольственными запасами. Огромное количество этих запасов было затоплено в прорубях одного из глубоких притоков р. Пинеги.
Особенно жалко было, говорили мне бомбометчики из русских, топить снаряды для бомбометов, тем более что запасы их были весьма невелики.
Никаких объяснений всему происшедшему я получить не мог. Полковник Б., с Крестом Виктории, совершенно спокойно уехал в Англию. В Пинеге все осталось по-прежнему, а части Чаплина вернулись в Холмогоры.