С самого начала моей работы я много раз объяснял Айронсайду, что мало еще сформировать войска, надо еще и дать им окрепнуть и воспитать их.
Я указывал даже, что частичные возмущения в этих новых войсках надо считать явлением нормальным и не надо смущаться, если таковые будут. С первых же слов, сказанных мною Айронсайду, я доказывал, что пребывание союзных войск в области должно быть продолжительным. Только время могло дать возможность воссоздать корпус офицеров и кадр солдат дисциплинированных и надежных.
Я предполагаю, что уже в этот период англичане просто-напросто с опаскою смотрели на рост русских сил и боялись выпустить руководство операциями из своих рук, дабы из роли начальствующих не перейти на роль подчиненных в очень сложной политической обстановке.
Я должен сказать, что в это время личные мои отношения с генералом Айронсайдом носили еще весьма дружественный и откровенный характер, но тем не менее я не мог, конечно, добиться того, чтобы он смотрел на события «русскими» глазами.
Тогда же и много раз я советовался с Айронсайдом по вопросам о подготовке нашего тыла и снабжений.
У британского командования на этой службе числилось более 4000 офицеров и сержантов, т. е. то количество офицерских и полуофицерских чинов, которого я не мог набрать во всей области.
Те малочисленные интендантские и тыловые артиллерийские чины, которые обслуживали русские склады, не могли не только принять, но даже и изучить весьма сложное английское тыловое устройство.
Тем не менее часть русских офицеров была выделена и дана в распоряжение английского тылового начальства для образования кадров русского тыла.
Дело не пошло совершенно. Англичане не имели ни малейшего доверия к этим офицерам и всюду склонны были ставить их под начало даже своих сержантов.
Старший из тыловых чинов, полковник Газенко, не владея английским языком, также не мог преуспеть в своих стараниях взять дело в свои руки. Кроме того, английское командование и не стремилось особенно помочь полковнику Газенко, не посвящая его в свои планы и соображения.
Нелегкое время пришлось переживать в этой работе, в полной зависимости от иностранных интересов и в атмосфере, во всяком случае, неоткровенной, неискренней политики.
В том же месяце случилось событие, давно ожидаемое мною и, в сущности, неизбежное. В одну из темных ночей красные незаметно подошли к с. Большие Озерки и, быстро опрокинув части, перебили тот взвод французского колониального батальона, который охранял это направление.
Случилось то, что предсказывалось французским командующим железнодорожным районом и мною после моей первой поездки в этот район. Чтобы понять важность совершившегося, надо оценить огромное значение этого пункта на тракте Онега – Чекуево – Обозерская.
От Б. Озерок к Архангельску ведет целая сеть оленьих троп, отлично проходимых зимою.
Фактически с занятием Б. Озерок большевиками фронт являлся прорванным, а наши пути сообщения с Онежским районом оказались под ударами красных.
Положение сильно осложнялось еще тем, что командующий железнодорожным районом в момент занятия Б. Озерок был в 5-м полку в Чекуеве и чуть не попал в плен при обратном возвращении на железную дорогу. Едва выбравшись из этого положения, он отморозил руки и должен был направиться в госпиталь в Онегу.
Для генерала Айронсайда это был удобный момент, чтобы отделаться от французского командования на железнодорожном фронте и заменить его английским.
По получении известий о занятии Б. Озерок я счел своим долгом снова предложить свои услуги для ликвидации создавшегося положения и организации контрудара. Генерал Айронсайд решил ехать туда сам. В этот момент ожидался приезд еще одного генерала английской армии[16], который, видимо, заранее предназначался на этот фронт. Айронсайд выждал его прибытия на Обозерской, передал ему командование и инструкции, а сам вернулся в Архангельск. В течение около недели против случившегося ничего предпринято не было.
Далее английский штаб разработал план атаки Б. Озерок двумя русскими и двумя американскими ротами со стороны Обозерской.
Всей операцией был назначен командовать начальник штаба Айронсайда Гард, блестящей храбрости солдат, весьма вместе с тем несведущий в азбуке военного дела.
Операция разыгралась вновь совершенно просто. Гард поставил четыре роты в колонну, в затылок одна другой, и повел их прямо по дороге на Б. Озерки. Дорога идет все время по лесному дефиле.
Когда голова наткнулась на заставу красных на той же дороге, она сразу попала под пулеметный огонь. Люди побежали.
Гард вернулся в Архангельск, генерал Айронсайд совершенно спокойно заявил мне: «Вот мы и не взяли Б. Озерок».
Создавшееся положение становилось затяжным. Был момент, когда большевики угрожали нашему положению на Обозерской. В одну из таких минут Айронсайд собрал со всего Архангельска сборную команду человек в 250 англичан и лично повез ее в виде поддержки на Обозерскую. Я отдаю полную справедливость личной храбрости и решимости глубоко симпатичного мне генерала. Мне искренно жаль, что он смотрел на события чересчур через «английские очки». Несмотря на искреннее желание его понять русских и Россию, я позволю себе думать, что он совершенно не понимал нас до конца.
После долгих моих убеждений, наконец, решили использовать для овладения Б. Озерками сформированный французскими инструкторами 2-й артиллерийский дивизион.
Дивизион этот был выдвинут на Обозерскую и входил целиком в отряд, занимавший эту станцию. Подготовка его была блестящая, как я и писал об этом выше, а потому я не сомневался и в отличных результатах его деятельности.
Выдвинувшись под прикрытием пехоты на наиболее допустимое расстояние, полковник Барбович организовал артиллерийское наблюдение и, пристрелявшись по колокольне Б. Озерок, начал поражать деревню непрерывным огнем.
Здесь же произошел эпизод с одним из взводов этого дивизиона, который я не могу не назвать историческим. Взвод этот был атакован колонною большевиков, вышедшей по глухому лесу на лыжах в глубокий тыл.
Оторванный случайно от своей пехоты, взвод повернул орудия на 180° и огнем в упор отбил эту атаку. Дай бог, чтобы старые испытанные войска могли воспитать в себе такую героическую стойкость.
С вступлением в дело артиллерии вопрос с Б. Озерками был ликвидирован в течение суток. Большевики побежали, и наша пехота легко восстановила положение, снова заняв и укрепив этот важный пункт.
Приближались дни Св. Пасхи. Правительство ассигновало особые суммы на организацию разговения в частях войск. Я решил выехать на заутреню в ближайший войсковой район.
В Обозерскую я прибыл поездом в Великую субботу и здесь в первый раз увиделся с новым английским командующим районом. Как этот генерал, так и его штаб произвели на меня скорее хорошее впечатление. Начать с того, что в штабе было несколько англичан-офицеров, вполне владеющих русским языком.
Познакомившись со штабом, я попросил проводить меня в близрасположенную роту французского Иностранного легиона, которой в этот день был назначен парад с раздачей французских наград.
Это была уже 2-я рота легиона, весьма недавно высланная на фронт и отлично проявившая себя в небольших стычках. Этою ротою командовал бывший русский генерал, капитан французской службы Самарин.
Я обратился к роте с краткою речью и от души благодарил ее за отличную службу. Полковник Доноп вручил французские Военные кресты наиболее отличившимся чинам роты.
В тот же вечер я верхом поехал в Малые Озерки, где в сельской церкви мог встретить наибольшее число солдат отряда, стоявшего в Обозерской.
Разговение для всех бывших в церкви было организовано архангельским благотворительным обществом в местной школе. Было громадное количество столов, уставленных пасхами, куличами, жареным мясом и окороками. Кроме того, были в изобилии красное вино, чай и кофе. Перехристосовался я с несколькими стами человек и засиделся среди солдат до шестого часа утра. И как весело было! Какие чудесные старые песни пели потом мои развеселившиеся северяне. Я выехал из М. Озерок в самом радостном настроении, столько хорошего можно было ожидать от этих отличных солдат.
В первый день праздника ранним утром я выехал на паровозе в район блокгаузов, занятых русскими ротами и частями 2-го артиллерийского дивизиона.
Несладко жилось им тут на лесной полянке, заваленной деревьями, разбитыми снарядами.
Тут же стоял бронепоезд «Адмирал Колчак», сооруженный стараниями флота и вооруженный пушками, снятыми с судов. И офицерский состав поезда и команда были в отличном настроении. Поезд этот оказывал огромные услуги защите станции в самые тяжелые минуты.
На блокгаузах жить приходилось уже в совершенно боевой обстановке. Набеги и налеты происходили весьма часто, причем, пользуясь проходимостью леса зимой, большевики совершенно неожиданно появлялись в тылу и нападали на наши железнодорожные составы. Ходить в одиночку даже на небольшие расстояния было опасно.
Рано утром на второй день праздника я выехал в отбитые нами Большие Озерки. Мы сделали около 30 верст по отвратительной вследствие оттепели дороге.
Подъезжая к деревне, мы въехали в район бывших застав большевиков, еще покрытый неубранными трупами убитых.
Осмотревшись в д. Б. Озерки, я заметил, что вся первая половина деревни была уставлена как бы «букетами» из огромных бревен. Впечатление это получилось от вида изб, в которых попадали тяжелые снаряды нашей артиллерии. От взрыва крепкий тяжелый лес северных построек не крошился и не ломался, но в буквальном смысле слова «становился на дыбы». Починка этих домов была почти невозможна. Каждое исковерканное здание надо было начисто разбирать и строить заново.
Почти все стекла в деревне полопались от разрывов, и в домах стоял невыносимый холод. Измученное, изголодавшееся, иззябшее население бродило по деревне в каком-то отупении.