Только вот с песнями так не бывает, верно? Даже если ты забываешь текст, мелодия все равно бьется внутри.
Твою мать! Пожалуй, я думал слишком много. Слишком. И никого не было рядом, чтобы меня остановить. Вечер проходил впустую, и предвосхищение начало скукоживаться в разочарование. Стейша не собиралась показываться, и в глубине души я был не так уж этим и шокирован. Странным было только то, что все это заставляло меня чувствовать себя говнюком. Как будто я должен был бы удивиться сильнее. Как будто мне следовало бы переживать больше, чем я переживал.
Так что, когда сообщение от Стейши наконец-то пришло, я не особенно удивился:
Прости, Хартли. Я застряла тут сегодня…
Бла-бла-бла.
Мне потребовалось не больше трех секунд, чтобы бросить телефон и встать. Был кое-кто через коридор, кого я действительно хотел видеть, – кто-то, с кем мне всегда было легко. Прежде чем новая идея до конца оформилась в моей голове, я взял бутылку в руку и направился к двери.
Как раз в тот момент, когда Человек в черном садился за отравленное вино с Виццини, я услышала, как открывается дверь в комнату. Ожидая, пока Дана выкрикнет свое обычное приветствие, я не встала и не обернулась. Но это была не Дана. Вместо звука ее шагов я услышала характерный стук костылей о деревянный пол. Он был не таким быстрым, как обычно, и то и дело прерывался, наверное, потому что человек с костылями тащил с собой какой-то груз. Мое сердце гулко застучало, а фея надежды, мгновенно вернувшись к жизни, принялась отплясывать на моем животе, щекоча его своими крохотными ножками.
– Боже, Каллахан, может, возьмешь уже что-нибудь?
Я задержала взгляд на экране еще на полсекунды, как будто не смотрела этот фильм с полдюжины раз до этого. Потом села – как раз в подходящий момент, чтобы выхватить свисающие из пальцев Хартли бокалы. В другой руке он держал дорогую с виду бутылку шампанского.
Хартли больше ничего не сказал. Он просто прохромал к дивану так, будто в этом не было совершенно ничего необычного. А ведь именно сейчас, предполагалось, его секс-марафон со Стейшей под девизом «Я так скучал» должен был быть в полном разгаре. Хартли опустил бутылку в мой угол дивана. Затем обошел «журнальный столик», наклонился ко мне, подняв сначала одну мою ногу, а затем другую, и уселся, оставив мои ноги у себя на коленях. После этого он уложил свою загипсованную конечность на «стол» и потянулся через меня за бутылкой.
Пока я смотрела, как Человек в черном отправляется искать свою принцессу, Хартли принялся развинчивать проволоку на пробке шампанского. Очень скоро я услышала приятный хлопок профессионально извлеченной пробки, и шампанское, шипя и булькая, полилось в стакан.
– Каллахан, – сказал он с маскулинной хрипотцой.
Я села, чтобы взять бокал, пристроив ноги на «журнальном столике» рядом с его сломанной ногой.
– Припрячешь это? – спросил он, передавая мне бутылку.
Без комментариев я нагнулась, чтобы найти для нее место под столом.
Когда я распрямилась, мои плечи столкнулись с его рукой, которая лежала позади меня на диване. Рука не двигалась, так что я робко пристроилась перед ней. Хартли с трагическим видом вздохнул. Он явно был чудовищно разочарован.
– Твое здоровье, Каллахан, – сказал он.
Мы чокнулись, и какой-то инстинкт помог мне избежать его взгляда. Я не собиралась забрасывать его вопросами о неожиданном повороте событий. Ему бы кувыркаться в постели со своей роскошной девушкой, а не смотреть очередной фильм со мной.
И все-таки нам так уютно! – вклинилась моя маленькая фея надежды, хлопая в ладоши.
Я сделала глоток шампанского.
– Вау, – вырвалось у меня.
Напиток был восхитительным, слегка терпким и нежным. Если дороговизна имела вкус, то это точно был он.
– Понравилось? – Его голос звучал бесцветно.
– Оно великолепно, Хартли. Но может, ты находишь его… горьким? – Я впервые взглянула ему в глаза и подмигнула.
Он закатил глаза:
– Вино в порядке, Каллахан. Оно просто обязано быть отличным. В моей семье мы называем его первоклассным пойлом. В семье Стейши есть целый словарь для этого. Ты бы слышала ее отца, когда он рассуждает о вине. – Хартли фыркнул.
– Звучит клево, – сказала я, но затем пожалела – ведь я не встречала родителей Стейши никогда в жизни. – Если бы не все остальное, у нее, можно сказать, хороший вкус. – Это тоже был неудачный комментарий, так как он выдавал мое отношение к Хартли. – Сочувствую, что она не пришла.
Он покачал головой с очевидным раздражением:
– Она появится завтра и принесет тысячу извинений. Она всегда так делает.
Он сделал еще глоток и повернулся к экрану. Вместе мы смотрели, как Уэстли катится с холма, крича Лютику «КАК… ТЕБЕ… УГОДНО».
Господи, это был идеальный момент в идеальном кино. Феи надежды всего мира, наверное, пили его, как нектар. Откидываясь назад, к теплому телу Хартли, я поглощала шампанское намного быстрее, чем собиралась. Но оно было таким вкусным, что я не могла остановиться.
– Подлить? – спросил он через некоторое время.
Я нагнулась за бутылкой и наполнила оба наши бокала, опустошив ее.
– С днем рождения, – сказала я. – Не уверена, что уже говорила это.
Он звякнул своим бокалом о мой.
– Спасибо, Каллахан.
– Я приготовила тебе подарок, – сообщила я. – Надеюсь, не слишком ужасно, что мне лень вставать и дарить его прямо сейчас?
Вместо ответа он подтолкнул меня чуть ближе к себе. Теперь он был так близко, что я едва не сходила с ума. Мы продолжили смотреть фильм, а его пальцы теперь рассеянно перебирали мои стянутые в хвостик волосы.
– Люблю эту часть, – сказал он с улыбкой в голосе. – Грызуны Необычных Размеров.
Потом Лютик начала свой опасный путь через Огненное болото, а рука Хартли нежно скользнула к моему затылку. Он принялся медленно массировать мне шею и линию волос.
Проклятье.
Позабыв про безумную сцену на экране, я закрыла глаза и погрузилась в ощущения от его прикосновений. Они должны были расслабить меня, но почему-то вызвали прямо противоположный эффект. Казалось, у меня на затылке вдруг появилось небывалое количество нервных окончаний. Куда бы ни двигались его пальцы, электрический разряд спускался по моему позвоночнику и расходился сладкой дрожью по всему телу. Мое дыхание стало слишком шумным, а сердце бешено забилось. Шампанское из второго бокала проскользнуло мне в горло, и он почти опустел.
Пока я размышляла о собственной глупости, Хартли убрал палец с чувствительной точки у меня за ухом. А потом, к моему изумлению, приник ко мне и коснулся того места, где только что был палец, губами. Ощущения его рта на моей шее было почти достаточно, чтобы я пробила дыру в потолке и улетела в облака.
Его влажные губы плотно прижимались к моей коже. Его поцелуи медленно спускались вниз, к моей ключице, а прикосновения языка обжигали.
Не важно, насколько невозмутимой я хотела казаться, – все, что мне оставалось, – таять на его груди, прерывисто дыша.
Тут я услышала тихий смешок и поняла, что Хартли прекрасно понимает, какой эффект он на меня произвел. И, несмотря на то, что мою грудь жгло желание, я нашла в себе силы заговорить:
– Какого черта ты вытворяешь, Хартли?
– Мне показалось, для этого самое время, – ответил он, не отрывая губ от моей шеи. – И все еще кажется.
Я сделала последний глоток шампанского, выигрывая время, пока мозг и тело лихорадочно спорили о том, что делать дальше.
Хартли взял бокал у меня из руки и поставил на чемодан Даны.
– Смотри, – прошептал он, – ты можешь дать мне пощечину прямо сейчас и сказать, что я говнюк, так как пришел к тебе, поскольку моя подруга меня отшила. А потом мы можем посмотреть, как Билли Кристал возвращает Уэстли к жизни. – Он допил остатки шампанского. – Или же ты можешь поцеловать меня, Каллахан.
Голос Хартли был хриплым и ласковым. Я повернулась и посмотрела ему в прямо в глаза. В них светились веселые искорки, но угадывалась и глубина, которая была там всегда. Он был моим другом – возможно, лучшим из всех, и было просто невозможно бояться его.
– Почему ты усложняешь нашу дружбу? – прошептала я.
– Как будто сейчас она легкая, – ответил он.
Я понятия не имела, что это значит, но мой мозг превратился в расплавленное месиво, и я даже не пыталась докопаться до истины. Мы долго смотрели друг на друга и молчали. А потом он взял мое лицо в свои руки – так нежно, что сердце заболело, – и это решило все. Месяцы грез о поцелуях – слишком много. Я закрыла глаза, и его губы нашли мои. Они были точно такими мягкими, как я всегда представляла – его идеальный рот, сладко прижимающийся к моему. Его губы открылись, разводя мои, и я задохнулась от счастья.
Меня целовали раньше – ну, или я так думала. Но поцелуи Хартли оказались совершенно новым жанром. Его губы были нежными и требовательными в одинаковой степени. Медленное скольжение его языка поверх моего разрушало все, что еще оставалось от трезвых мыслей. Хартли подхватил мое тающее тело под мышки и уложил меня сверху на себя, поднял свою здоровую ногу на диван, а голову устроил на подлокотнике. Я могла чувствовать его крепкое и теплое тело прямо под собой, и это было божественно. Его большие руки обхватывали мою голову, направляя поцелуй. Он не спешил, дразняще покусывая мою нижнюю губу, а его язык плавными толчками ласкал мой. Больше всего на свете я хотела, чтобы он не останавливался.
Никогда.
На заднем плане «Принцесса-невеста» близилась к захватывающей развязке, но я едва ли могла что-то слышать. У Хартли был вкус шампанского и истинного мужчины. И его поцелуи не шли ни в какое сравнение со слюнявыми и торопливыми чмоками, которые я получала в школе.
– Каллахан, – сказал он, пока я судорожно пыталась восстановить дыхание.
– М-м-м-м?
– Ты типа… трешься об меня.
Сгорая от стыда, я отпрянула.
– Извини.
Он поправил голову на подлокотнике дивана.