Мысли о Макгеррине заставили вспомнить о Кори. И вот я снова грезил о ней, лежа с голой задницей и огромным стояком. Да, это было уже не в первый раз. Последние две недели я то и дело возвращался к ночи в ее постели, к ощущению ее тела рядом с моим. Когда я касался ее, она издавала самые эротичные вздохи, которые мне приходилось слышать за всю мою жизнь. Я просто не мог устоять – в отличие от той части моего тела, у которой с «устоять» все было в полном порядке.
Потом я захотел помучить себя как следует и вспомнил тот самый нереально острый момент, когда она наклонилась ко мне и… Черт, это был такой кайф, который я не мог сравнить ни с чем, изведанным раньше. «Это за то, что осмелился назвать меня трусихой», – заявила она. И огонь в ее глазах заставил меня совсем слететь с катушек.
Господи, сколько можно думать об этом?
В конце концов, мы ведь ничего особенного и не сделали. Просто немного развлеклись. Люди поступают так постоянно, верно? Конечно, это была не просто пьяная интрижка. Кори не была мне безразлична, но это только часть правды. То, что она рассказывала о своих проблемах, и побудило меня поступить именно так. Больше, чем что-либо, я хотел дать Кори понять, что она на все сто процентов сексуальна. Я думал, что смогу доказать ей это, и я доказал.
Проблема в том, что я доказал это нам обоим.
И вот теперь я лежал в доме своей девушки, мой член был тверд как камень, а думал о том, как моего тела касалась другая. А потом – потому что ничего в моей жизни никогда не сходило мне с рук – дверь отворилась, и вплыла Стейша. Она, как обычно, была уже при параде: черные обтягивающие брюки, мягкий, дорогой на вид свитер.
Я откашлялся.
– Привет, красотка.
– Привет. – Она закрыла дверь за собой и повернулась ко мне с елейной улыбкой.
Вот оно! Сколько бы я ни бывал в здешней тошнотворной роскоши, принцесса из Гринвича всегда смотрела на меня так, будто я был лучшим лакомством в мире. И это наполняло меня шальной радостью. Она ублажала свои ореховые глаза не кем-то, а мной — отребьем из штата в заднице мира без отца в свидетельстве о рождении и со счетом в банке, денег на котором едва бы хватило на пятимесячный запас пиццы и пива.
Внимание Стейши было для меня чем-то особенным. Чем-то, о чем мне бы не хотелось говорить. Удобно – поскольку разговоров Стейша меньше всего ждала от меня.
Она шлепнулась на кровать, а потом уставилась на палатку на одеяле, которую я создал своим стояком.
– Ну, привет, – прошептала она, а ее глаза загорелись озорством. – Я не знала, что ты уже… встал.
Она поцеловала меня в плечо, а потом стала спускаться ниже, постепенно стягивая одеяло.
Мое тело не преминуло на это отреагировать.
Через десять секунд, скользнув своими длинными волосами и подтянутым животиком по моей груди, она достигла своей цели. Без особых прелюдий Стейша открыла рот и глубоко втянула меня в себя. О-о-о! Все, что я смог сделать, – шумно втянуть воздух и провалиться в матрас.
А потом я закрыл глаза, и это оказалось ошибкой. Потому что мысленно я вернулся прямо туда, где был до того, как Стейша открыла дверь спальни. Моя девушка трудилась внизу, а я рисовал перед собой лицо другой.
Вот дерьмо! Так нельзя. Я не был ублюдком до такой степени. Я снова открыл глаза и сел, опершись на локти. По большому счету увиденное должно было меня возбуждать: склонившаяся передо мной красотка, волосы разметаны по кровати, рот занят делом. Вот только ничего не получалось. С этого ракурса было легко увидеть, что Стейше скоро понадобится нанести визит своему колористу. Корни ее волос были темными, и смириться с этим она никак не могла.
А потом Стейша начала стонать, что должно было вернуть меня в строй. Но звучало это наигранно и громковато, как в порнушке. Не то чтобы ее стоны резали мне слух – она стонала так всегда, и я давно привык. Просто чересчур многое в Стейше было тщательно откалибровано – цвет волос, белье, голос. Однажды она призналась мне, что ее специально учили улыбаться, говоря «до свидания» в конце телефонного звонка, – так ее собеседники могли услышать улыбку и почувствовать собственную важность.
Вот то, о чем я думал, пока мой член находился у нее во рту. Я отвлекся, а значит, дело затягивалось. Теперь Стейше требовались движения челюстей из первого дивизиона, чтобы покончить с этим. Боже, я и правда был ублюдком.
К счастью, тут зазвонил телефон. Дребезжала девятая симфония Бетховена – это значило, что звонила ее мать. На мгновение я решил, что она проигнорирует звонок. Тогда я потянулся вниз и нежно взял ее лицо в свои руки, и ее шелковистые волосы заструились между моими пальцами.
– Тебе лучше взять трубку, – прошептал я.
– Прости, – сказала она, выпрямляясь и доставая телефон.
– Привет! Я наверху, бужу Хартли.
Она бросила на меня многозначительный взгляд. (И да, дом Стейши был действительно таким большим. Ее мать не утруждала себя, высматривая ее поблизости. Гораздо легче было позвонить по мобильному.)
Настроение было официально испорчено, причем это даже была не моя вина. Подъем! Пока Стейша висела на телефоне, я выскочил из кровати, шмыгнул в ванную, закрыл дверь и включил душ.
Минуту спустя, когда горячая вода стекала по моей спине, Стейша вошла в ванную.
– Еду уже доставили, и мама хочет, чтобы я помогла ей решить, где что разместить. Завтрак сегодня в столовой, потому что террасу освобождают от мебели перед вечеринкой.
Я высунул голову из душевой кабинки и улыбнулся ей:
– Увидимся внизу?
Я схватил ее за руку и втянул внутрь для быстрого поцелуя. Она подарила мне одну из своих фирменных улыбок и поспешно покинула ванную, пока ее волосы не начали курчавиться из-за пара. (Говорите обо мне что угодно, но лично я уделял маленьким привычкам моей девушки гораздо больше внимания, чем она уделяла моим.)
Приняв самый быстрый душ в мире, я оделся. Стейша подарила мне обновки на Рождество. Так, интерес у нее вызывали только шмотки и ювелирка, она знала, как их выбрать. Рубашка, которую я надел, была бесстыдно дорогой – «Томас Пинк». Я подвернул рукава, чтобы придать ей неофициальный вид, потому что я это я. Все-таки у Стейши хороший вкус. Джинсы, которые она подарила мне, были какого-то бренда, о котором я никогда не слышал, и продавались только во Франции. Пофиг.
Надев одобренные Стейшей шмотки, я спустился в столовую. Генри – глава семейства – сидел один во главе огромного стола.
– Доброе утро, мистер Бикон, – сказал я, когда он поднял глаза. Рядом с ним лежала стопка из трех газет, причем кто-то потрудился их идеально выровнять.
– Привет, сынок, – сказал он.
Когда мистер Би обращался ко мне так, меня всегда пробирала странная дрожь. Никто, кроме него, никогда так не делал.
– Кофе горячий, и я только что попросил Анну сделать мне омлет. Если поймаешь ее сейчас, она будет рада сделать еще порцию для тебя.
Он скользнул газетой по полированной поверхности стола.
– Отличный план.
Я пересек комнату и попал в гигантских размеров кухню. Здесь, среди полированной мебели и нержавеющей стали, помешивала в сковородке масло Анна, личная повариха Биконов.
– Hola, Hartley! – затрещала она. – Qué quieres para el desayuno?[12]
Если бы я попытался ответить ей на испанском, то опозорился бы.
– Я с удовольствием съел бы омлет, если ты, конечно, готовишь его сегодня.
Она переключилась на английский и ткнула меня пальцем в грудь.
– Сыр, лук и ветчина, хорошо прожаренные?
– Ты всегда помнишь.
Анна была классной. Я понадеялся, что Биконы платили ей большую зарплату, поскольку она чертовски ее заслуживала.
– El café está allí[13], – добавила она.
– Gracias[14]. Стейша уже поела? – сказал я.
– Не видела ее.
Анна наклонилась к разделочной доске и принялась нарезать лук, аккуратно складывая горкой.
– Это нехорошо, – сказал я, направляясь к кофейному сервизу. – Мы не можем оставить Стейшу недокофеинизированной.
– Ты знаешь, что делать. – Анна подчеркнула это предложение шипением лука, упавшего на сковородку.
Я налил две чашки кофе и вышел, чтобы найти свою девушку. Она и ее мать были глубоко погружены в разговор с женщиной в фартуке «Кейтеринг от Кейти». Я заметил, что большие модные конторы, которые Биконы нанимали для работы в своем доме, всегда имели уютные домашние названия. «Такси от Томми». «Лес от Фрэнки». Но это был просто трюк. Порядка семнадцати автомобилей «Кейтеринга от Кейти» разъезжали по округу Фэрфилд прямо сейчас, высасывая деньги из особняков пожарным шлангом.
– Господи, спасибо, – выдохнула Стейша мне в ухо, когда я передал ей чашку.
Она положила теплую руку мне на спину и, пока ее мать и кейтерша продолжали болтать о hors d’oeuvres[15], сладко улыбнулась мне, глядя поверх своей чашки. Этой улыбке место было в каталоге «Виктория сикрет», и предназначалась она мне, и только мне.
И все-таки я почувствовал… Черт. Я не знал, что именно я почувствовал. Ее идеальное тело было таким знакомым. Ее тело имело изгибы во всех нужных местах, ее кожа сияла, а волосы были шикарными. Но почему-то теперь я наблюдал за всем этим словно издали, с расстояния, которого не было между нами раньше.
Может, дело было в том, что за последние несколько месяцев она объездила полмира, и я отвык от нее. Но внезапно мне захотелось чего-то, чего не хотелось раньше. Моим главным желанием всегда было одно – жить на всю катушку с первоклассной красоткой, и оно осуществилось. Но по какой-то причине теперь меня грыз изнутри какой-то новый, незнакомый голод, и я правда не знал, что с этим делать.
Может, мне просто нужен был омлет.
Я чмокнул Стейшу в щеку и оставил трех женщин продолжать строить планы вечеринки. Пришло время съесть омлет и ответить мистеру Бикону на вопросы по поводу моих занятий по экономике. Наверное, этот разговор напомнит мне о Кори. Что заставит меня думать…