Не успела я подойти к двери, как мама открыла ее.
– Входи, детка.
Я резко остановилась перед ней.
– Это ты придумала?
– Ты месяц не отвечала на звонки, милая. Как же мы могли бы все обсудить?
– Он дал мне пощечину, – сказала я, дернув плечом в сторону Аззана. – И угрожал мне.
Она поджала губы.
– Судя по твоему виду, с тобой все в порядке. Заходи.
Позади я услышала шаги Аззана, поэтому обо-гнула мать и вошла в столовую. В кресле перед телевизором виднелась макушка отца. Отвернувшись, я взбежала по лестнице в свою комнату.
Мама – колесики ее механизма ни на миг не переставали крутиться – даже не пыталась усадить меня за стол вместе с ними. В первый вечер она принесла мне в комнату миску чили.
– Ты бы хоть поздоровалась с отцом, – сказала она.
Но я просидела два часа одна в своей маленькой загородной клетке, варясь в соку своих бед. И меня вовсе не тянуло проявлять вежливость.
– Давай не будем прикидываться, будто я просто приехала в гости, – сказала я. – Когда мне идти к адвокатам?
Я понимала, что единственный правильный ход – согласиться на встречу с адвокатами. А поскольку я ничего не знаю, они от меня наконец отстанут.
– В пятницу, – ответила она, поставив поднос на письменный стол. – Сразу после Дня благодарения.
– После этого я хочу вернуться в Харкнесс.
Она покачала головой:
– Аззан отвезет тебя в воскресенье. Все могло быть гораздо проще, Шеннон, если бы ты сама приехала на праздники. Если бы ты общалась со своей семьей.
Я ничего не сказала, потому что сказать было нечего.
Каким-то образом я выдержала сутки в одиночестве. Долго спала, чтобы наверстать вчерашний недосып. Но пробуждение было ужасным. Я вся извелась из-за Бриджера. У него был целый день на то, чтобы прочитать все газетные статьи о моей семье.
И со мной даже не было Джордана, чтобы отвлечься.
В среду вечером, после того как я долго мокла под душем, мама дважды постучала в дверь и вошла в комнату.
– Тебе звонили минут пятнадцать назад.
– Правда? Это Энни? – Я сомневалась, что единственная оставшаяся у меня подруга проделала весь путь из Калифорнии исключительно ради долгих выходных.
Она покачала головой:
– Нет, это Башнейгел-младший. Он просил тебе передать, что вечером идет на хоккей. И спросил, не пойдешь ли ты тоже.
– Эндрю Башнейгел, – тупо повторила я.
– Он ведь тоже учится в Харкнессе?
– Да. На предпоследнем курсе.
– Я рада, что вы подружились, Шеннон. Почему бы тебе не сходить на матч. Наши играют с Квиннипэком.
Я рассмеялась:
– Почему бы не сходить? Да меня и на стадион не пустят!
– Ну что ты бесишься, – она вздохнула. – Через несколько месяцев, когда все это кончится, твой отец получит команду обратно. Иди на матч с высоко поднятой головой. Или не ходи. Как хочешь. – Она повернулась, чтобы выйти.
– Мам?
– Что? – Она остановилась.
– Мне нужен телефон.
– В воскресенье, – сказала она и направилась вниз.
Я была их пленницей. И они даже не пытались этого скрыть.
Расчесывая мокрые волосы, я не знала, что и подумать. Звонок Энди Башнейгела меня удивил. Вчера ведь я буквально пулей вылетела из комнаты, едва он со мной поздоровался.
Прошло всего десять дней (которые казались тысячелетиями) с момента, когда Бриджер сказал мне, что сосед пригласил его в гости на День благодарения. Мое сердце выпрыгивало из груди от всяческих романтических домыслов. И хотя оптимизм едва ли был уместен, в семь часов я стояла у шкафа, инспектируя одежду, которая осталась дома.
На верхней полке я нашла то, что искала, – бейсболку с символикой моей школы. Еще я надела мешковатую спортивную куртку с капюшоном, засунула кошелек в карман джинсов и спустилась вниз.
Отец, источник всех моих бед, наливал себе в стакан виски.
– Привет, – сказала я скрипучим, непослушным голосом.
– Ну, привет. Как колледж? – Его седые волосы поблескивали под кухонными лампами. Он вытер пальцем каплю виски, пролившуюся из бутылки, и облизал его. Морщины у его рта превратились в каньоны и ущелья. Штаны на нем висели мешком, такого я раньше не замечала.
Спортивный герой, на которого было вылито больше грязи, чем на кого бы то ни было в хоккейном сообществе, днем выглядел совсем старым и жалким. Даже голос звучал нетвердо. Но глядя на него, я испытывала не жалость. И не отвращение. А недоумение.
Сейчас, когда я столкнулась с отцом на кухне, в голове у меня завертелся все тот же вопрос, возникавший при виде его каждый раз: «Виноват ли он? Очень может быть. Но почему же я ничего не замечала?»
За этими привычными вопросами следовал столь же привычный ответ: «Ты тоже виновата. Только идиотка и эгоистка могла не заметить».
Слегка кашлянув, я ответила:
– Мне все нравится в колледже.
В первый раз он поднял на меня глаза.
– Это хорошо, малышка. Рад это слышать.
– Я ухожу ненадолго. Увидимся.
Он кивнул.
– Деньги не нужны?
– У меня есть. Спасибо.
Он кивнул еще раз и взял стакан. После чего самый закоренелый педофил в мире – или человек, подвергнутый самым несправедливым обвинениям в истории спорта, – прошаркал назад в свое убежище.
Прежде чем я успела выйти, появилась мама.
– Идешь на матч?
– Да.
– Говорила с отцом?
– Говорила.
Она скосила на меня глаза.
– Может быть, подвезти…
– Не надо, – быстро сказала я. – Ключ от входной двери у меня есть. Пока.
Оказавшись в гараже, я надвинула капюшон на бейсболку и пониже опустила козырек. Аззан и прочие гориллы были вне поля зрения. Я вышла из гаража через боковую дверь, во тьму нашего двойного участка. Когда мне было семь лет, родители купили соседний дом и снесли его, так что у нас оказался самый большой двор в округе. Отец оборудовал там небольшой каток. Еще недостаточно холодно, чтобы его заливать, да и вряд ли в этом году отцу будет до катка.
Я обежала каток, направляясь к границе наших владений так, чтобы не попасть в поле зрения телевизионщиков, которые, возможно, дежурят у ворот. За мной никто не гнался, но я продолжала бежать. В детстве я побаивалась дальних закоулков нашего гигантского двора и сейчас, продираясь сквозь кусты на тротуар, ощутила отзвук былых детских страхов.
До ледовой арены было десять минут бега трусцой, и я не останавливалась до самой подъездной дорожки.
Замедлив шаг, чтобы перевести дыхание, я рассматривала ярко освещенное здание. Я не была внутри с тех пор, как колледж отстранил моего отца от тренерства на время расследования. Если бы я специально выбирала в городе место, где меня меньше всего хотят видеть, Ледовый дворец Стерлинг-колледжа победил бы безоговорочно. Но стремления узнать, кого я там встречу, и желания хоть ненадолго смыться из дому было достаточно, чтобы заставить меня переступить порог.
Я купила в кассе билет и вошла.
Отыскать в толпе Энди было нелегко, я ведь не знала, во что он одет и не нахлобучил ли шапку. Я медленно шла вдоль верхнего яруса. В толпе были десятки знакомых лиц. Вот мой дантист на своем обычном месте, рядом со скамейкой штрафников. Вот моя школьная хоккейная тренерша с мужем около студенческого сектора.
Никто из них не обрадовался бы ни мне, ни другим членам нашей семьи. В прошлом году я часами пыталась понять причины этой глухой ненависти. И поняла, что отцовский Кубок Стэнли только испортил дело. Жители нашего города не могли смириться с мыслью, что, может быть, хвастались друзьям, что знакомы с Джей-Пи Эллисоном или хотя бы часто встречали его в кофейне.
Их предал человек, которого они превозносили. И теперь они стыдились, что восхищались им. А я служила им живым укором.
Конечно же, меня он тоже предал. Но они плевать хотели на такие тонкости.
Старые привычки неискоренимы, и я поймала себя на том, что изучаю табло. Два-один в пользу Квиннипэка, первый период наполовину сыгран. Пора квитаться, мысленно произнесла я, прежде чем вспомнила, что мне наплевать на игру.
Бриджер
Я увидел ее и, стыдно сказать, не сразу узнал. В проходе верхнего яруса стояла какая-то девчонка и вглядывалась в толпу. На ней была бейсболка и куртка с капюшоном, в которой она буквально тонула. Я почти не обратил на нее внимания. Но она двинулась с места, и это была походка Скарлетт – плечи откинуты, спина прямая. В ней чувствовалась сила, которую было не скрыть даже под нелепыми шмотками.
Я проследил за ней взглядом по краю арены, готовый помахать, как только она взглянет в нашу сторону. Но когда она наконец увидела меня, у нее сделалось такое лицо, что внутри у меня все перевернулось. На ее лице был написан страх.
Сначала она просто стояла, как будто сжавшись. Я стряхнул оцепенение и сделал ей приглашающий знак. Она двинулась к скамье, где сидели мы с Энди. Мне стало чуть легче. Я звонил ей весь вечер, без толку. Писал сообщения. Писал по электронной почте. Ответа не было. А сегодня Энди достал старый школьный справочник и, чтобы вывести меня из бедственного состояния, предложил позвонить ей по городскому телефону.
И вот она здесь, пробирается к нам через толпу. Закусив губу, она села рядом с Энди. А не рядом со мной. Но меня уже прорвало.
– Скарлетт… – Я начал заикаться. – Слава господу… ты и не представляешь, что я подумал. Когда я увидел их… эту машину.
Стоп, надо быть осторожнее, а то я все испорчу. Но вид этого засранца, запихивающего ее в машину, так и сверлил мне мозг.
Так бывает в кошмарных снах – хочешь дотянуться до человека, а его выхватывают у тебя из-под носа. Ты бежишь, но машина едет быстрее…
Мне и в самом деле постоянно снился такой сон. Но его героиней обычно была Люси.
Энди начал было вставать.
– Я сейчас пересяду…
– Нет-нет. – Скарлетт схватила его за руку и усадила на место. – Сиди, где сидишь. – Вид у нее был напуганный, нестерпимо было видеть, как она озирается по сторонам. – А где Люси?
– Дома, – сказал Энди. – Играет с моими сестрами.