ули, кто где был, словно вампиры, попавшие под удар священных солнечных лучей. Даже Дьявол забрался в мягкий высокий стог и завернулся там в свой толстый плащ.
А Создатель — проснулся.
Он встал, нажал кнопку будильника, сладко потянулся. Голова гудела, как с похмелья. Похоже, мухоморы вредно не только есть — на них и смотреть опасно. Потом Олег отправился на кухню, заглянул в холодильник и отрезал толстый шмат колбасы: после бурного ночного застолья хотелось прожевать что-то реальное. Потом поставил на огонь кастрюлю с молоком для каши и чайник. Отошел к окну.
За покрытым изморозью стеклом кружились снежинки. Вяло и неторопливо. Так ведь двор-колодец. А на улице наверняка ветрюга хлещет. И снег, несмотря на холод, мокрый и липкий. А еще — грязно-бурый, вылетающий из-под колес машин и насмерть прилипающий к брюкам. Нет, мир, который создал Он, намного лучше.
Хотя рамы и были оклеены на совесть, от окна все равно тянуло холодом. Зима. В квартире такой холод, что Танюшка уже почти месяц с головой под одеялом спит. Как только не задыхается? Вот бы забрать ее с сынишкой в свой сон хоть на пару часов! Отогреться, позагорать, подышать свежим воздухом. Искупаться в теплом прудике, наконец! Но — никак. А жалко. Так хочется подарить своим капельку лета…
Олег залил кипятком растворимый кофе, убавил огонь под молоком и понес чашку в комнату. А когда жена замурлыкала от бодрящего аромата, предложил:
— Давай в Ботанический сад сходим? В тропическую оранжерею?
— Пошли, — немедленно согласилась Таня. — Только когда? Ты работаешь каждый день чуть не до полуночи!
— Ну как на выставку наши ювелиры свалят, так и отправимся. Прогуляю пару деньков — никто не заметит.
— Ура-а! Папка дома будет! — Танюша выпростала из-под одеяла руки, призывая мужа в объятия. — И когда выставка?
— Через пять дней. — Олег прижал правую руку к груди, а левую клятвенно вскинул над собой. — Пять дней, а на шестой — гуляем!
МАРТ
Деревню они покинули только на второй день. Точнее — ночь. После бурного празднества селяне зашевелились только к вечеру. Вставали. Покачиваясь, подбирались к столу, жадно отпивались соком, уже начинавшим бродить после двухдневного пребывания на солнцепеке. Сил пожевать жареной свинины хватило только у пяти-шести человек. Остальные просто расползлись по избам, где, по всей видимости, попадали в постель. Про гостей никто и не вспоминал. Восседая во главе «банкета» в гордом одиночестве, Создатель обозревал место торжества, больше похожее на поле битвы, и откровенно скучал. Наконец из стога выполз слегка опухший Дьявол. Встретившись с Олегом взглядом, слуга мгновенно угадал желание повелителя, и через двадцать минут оба они уже покачивались в седле.
Ночь в здешнем мире отличалась покоем: ни единого звука, ни малейшего шороха. Глухой топот копыт по мягкой дорожной пыли разносился словно грозный голос тамтама, а дыхание коней напоминало оглушительный рев драконов. Вверх-вниз стремились десятки крупных звезд, размером заметно уступающих земной Луне, но по яркости весьма ее превосходивших, и поля вокруг были освещены куда лучше питерских полуночных улиц. Воздух казался прохладным, но не морозным. Просто тело отдыхало от избытка солнечного тепла.
«Ай да я, ай да молодец, — подумал Олег, — классный все-таки мир придумал. Курорт. Самому себе завидно. Целый мир, да такой прекрасный! И я — его Создатель!»
В ночной тиши они благополучно миновали две спящие деревни, но вскоре над горизонтом взметнулось ослепительное светило, потом еще одно, еще, и настал день. А вместе с ним и безмерный восторг жителей третьей деревни.
На этот раз буйный праздник не вызвал у Олега энтузиазма. Понаблюдав, как объевшиеся мухоморов селяне быстро теряют разум, он пересел за стол к слуге:
— Слушай, Дьявол, мы что, так и будем проводить дни в попойках, а к морю красться по ночам, словно тати какие? Неужели нельзя проехать спокойно, без всех этих… торжеств?
— Все в твоей власти, Создатель, но только тогда ты не получишь в этом мире достойной встречи.
— Спасибо, дорогой, но «достойной встречи» я уже накушался — во! — Олег красноречиво провел ладонью по горлу.
— Мы двигаемся по главной торговой дороге, Создатель. Через самое сердце пахарских селений. Можно повернуть и объехать деревни по кружному пути, по границе с голодными землями. Жизнь там более опасна, а люди угрюмы, настороженны и не умеют радоваться праздникам. Путь удлинится на пару дней, но никакие застолья нас не ждут. Клянусь!
— Ты убедил меня, рогатый. Тем паче что если обойтись без праздников, то кружный путь будет короче прямого.
— Твоя воля — закон для этого мира, Создатель.
— Вот и хорошо. А теперь, пожалуй, я последую твоему вчерашнему примеру и заберусь в какой-нибудь стожок отдохнуть. Этого уже никто явно не заметит. Разбуди меня, когда рассветет.
Олег встал из-за стола, огляделся кругом. На него и вправду больше не обращали внимания. Селяне играли в жмурки: несколько парней с завязанными глазами и растопыренными пальцами бегали по огороженной улице. Время от времени им в лапы попадались девицы, которые визжали — то ли от страха, то ли от удовольствия, — но легко вырывались, и охота продолжалась снова.
Олег прошел вдоль плетня, открыл ближайшую калитку, миновал несколько яблонь с низкими густыми кронами. Показался дом. Точнее, мазанка. Почти вся побелка с нее уже сползла, а местами и глина обвалилась, обнажив решетчатый каркас. Солома крыши торчала неопрятными клочьями. В такой дом и входить-то не хотелось. Создатель сунулся в низкий покосившийся сарайчик рядом и тут же шарахнулся назад от дружелюбного, но неожиданного хрюканья.
Но должен же здешний хозяин держать где-то сено для домашней скотины! За свинарником обнаружились длинные и опрятные — не в пример дому — грядки. За ними еще сарайчик. Курятник, наверное. Шум гульбы сюда не доносился. Тихо, покойно. Пахнуло осенью: свежескошенная трава оказалась за домом. Ее разложили толстым, рыхлым слоем на просушку. Олег тут же сгреб себе на постель огромную кипу и бухнулся в нее лицом вниз.
— Создатель, — послышался шорох рядом, — Создатель, я готова для тебя на все…
Олег поднял голову: высокая белокурая женщина, призывно улыбаясь и поворачиваясь то одним, то другим боком, расстегнула ворот платья, жеманно спустила его с плеча, обнажилась до пояса, простонала: «О-о, Создатель!» — медленно покачивая бедрами, полностью выбралась из одежды, с многозначительной неторопливостью опустилась на землю, развела в стороны колени и… громко захрапела.
— У-у, не могу больше! — взвыл Олег. — В обход, только в обход!
Он сгреб в охапку как можно больше травы, ушел под яблони и лег там. С улицы доносилось девичье пение. Можно было подумать, что там продолжается праздник.
По мамочкиному отрывному календарю Трофимов узнал, что полнолуние ожидается четвертого марта. Вооружившись безвкусной, хотя и импортной шоколадкой, он за неделю стал канючить у Вали, диспетчера парка, наряд на сорок девятый маршрут. В четверг, пожав плечами, Валюта отправила его на Двинскую улицу.
Довольный, как слон после купания, Саша выменял в кладовке картонки с шестьдесят третьим и сто шестнадцатым маршрутом на два комплекта досок — на сорок девятый и пятидесятый — и отправился работать с присущей автобусникам аккуратностью.
Однако в половине первого ночи, причесавшись и переодевшись, вместо последнего рейса к Финляндскому вокзалу Трофимов рванул на площадь Победы.
Безусловно, такая выходка могла выйти боком, а то и увольнением, но Трофимову очень хотелось выпендриться перед Синичкой.
По Московскому шоссе он проскочил до мясокомбината, развернулся и медленно поехал вдоль правого поребрика. Хотя март и считается первым весенним месяцем, по погоде этого не скажешь: вдоль дороги лежали черные от грязи, закопченные, окостеневшие за зиму громадные сугробы, пронзительный ветер забирался холодными щупальцами даже в хорошо прогретую за день кабину, размолоченные днем лужи к вечеру смерзлись бурыми зубчиками и громко трескались под колесами.
Синичкину компанию Трофимов увидел, когда она пересекала шоссе перед пустынной осмотровой площадкой ГАИ. Посигналил. Синичка тут же запрыгала, размахивая руками. Остальные просто повернулись к автобусу, а когда машина остановилась, чопорно, словно заслуженные пенсионеры, вошли в переднюю дверь. Дед, пригладив неправдоподобно черные волосы, уселся сразу перед дверью, поставив посох между ног, а парень с девчонкой устроились в середине салона. Синичка опасливо покосилась на старика и юркнула в кабину.
— Поехали? — спросил Саша, усадив девушку на воздушный фильтр, по размерам вполне заменяющий табуретку. Синичка кивнула. — На Васильевский остров?
— Да, он так называется. Мы доедем?
— А как же! — Трофимов выжал сцепление и включил передачу.
— Постой, — она оглянулась в салон, встала, обняла Сашу и крепко поцеловала, — теперь можно.
В салонное зеркало Саша увидел, как парень погрозил Синичке пальцем, а потом обнял свою девушку.
— Он что, ревнует? — спросил я.
— Яр, что ли? Да ему, кроме Млады, никто не нужен!
— Яр — это имя?
— Нет, но Ярополком его звать не надо. Если имя вслух произнести, то сглаз разбудить можно.
— А Младу как называть, если не по имени?
— Млада — это не имя, просто мы ее так кличем. И дедушку звать не Велемиром, и меня не Синичкой. Кстати, а ты Саша или нет?
— Саша. — Трофимов притормозил, пропуская несущийся с Новоизмайловского проспекта на красный свет «мерседес», свернул на Краснопутиловскую улицу и успел обдумать за это время одну мысль. — Хотя, может, и нет. По паспорту я Александр. А ты что, серьезно в сглаз веришь?
— Нет, не верю, — звонко засмеялась она. — А ты хочешь знать мое имя?
— Да ладно, — отмахнулся Трофимов, — тайна так тайна. Главное, сама не исчезни.
— Сашок, — улыбнувшись, тихо позвала она, — я тебя очень люблю…