— Благодарим тебя, Создатель, благодарим… — И те, не переставая кланяться, выскочили из дома.
Олег облегченно вздохнул, сел на постель. Сероватое белье попахивало гнильцой, жесткий соломенный тюфяк сбился в комки. Пожалуй, приятнее было бы спать в каком-нибудь стогу. Но на улице продолжался дождь…
Антонина Митрофановна с громадным изумлением наблюдала, как сын, пользуясь выходным днем, наводил порядок у себя в комнате. Еще больше ее удивление возросло, когда Саша пропылесосил пол, а уж когда он начал мыть окна, поняла, что кровинушка ее, плоть от плоти, сошел с ума.
— Сбрендил, ей-богу сбрендил, — ехидно причитала она. — Может, аспиринчику выпьешь?
— Некогда.
— Что, и пол на кухне будешь мыть? А корвалольчику?
— Мам, тебе что, жалко, если я пол помою?
— Нет, для родного сына мне ничего не жалко. Но только я подобное старание впервые за двадцать шесть лет вижу.
— Могу я помыть пол хоть раз в четверть века?
— Да хоть каждый день! — Антонина Митрофановна потопталась в дверях кухни и наконец не выдержала:
— Это что же за зазноба тебя так цепанула?
— С чего ты вдруг взяла? — попытался Саша увильнуть от ответа.
— Вилка у меня сегодня на пол упала. Стало быть, не миновать гостей женского полу. А уж если сынок взялся полы мыть… Я ее хоть знаю?
— Нет, мама, не знаешь.
— Обидно. — Впрочем, лицо Антонины Митрофановны ни малейшей обиды не выражало. — Хоть познакомишь, донжуан?
— Ну, не все сразу… — замялся Трофимов.
— Жалко, жалко, — покачала головой мама и с улыбкой закончила: — А все же почаще бы такие гости. Какой порядок был бы в доме…
Весь вечер Антонина Митрофановна с интересом ждала. Однако гостья не появлялась. Не было ее ни в семь, ни в восемь. И до девяти никто не появился. Разочарованно вздыхая, Сашина мама просидела у телевизора до одиннадцати вечера, потом махнула рукой и улеглась спать. К полуночи из-за стены донеслось сладкое посапывание, и примерно в то же время Саша вышел из дому. Вскоре он уже приплясывал от холода на темном Московском шоссе.
Сугробы к апрелю изрядно похудели, на газонах появились проплешины земли с жухлой прошлогодней травой. От снежных куч тянулись тощие ручейки, неизменно замерзающие на ночь. Ветер из морозного стал влажным, но не менее пронизывающим. Не изменилась только консервная банка, кем-то заботливо пристроенная на нижней ветке тополя.
Трофимов довольно долго мялся на автобусной остановке, сжимая небольшой букетик и внимательно осматриваясь по сторонам, но появление девушки все-таки проглядел.
— Это мне?
— Да. — Саша повернулся на голос и протянул Синичке тюльпаны.
— Спасибо. Мне уже лет триста никто цветов не дарил! — Она прижала букет к груди.
— А где все?
— А кто тебе нужен?
— Ты, — ответил он без колебаний.
— Я здесь, — засмеялась она.
— Тогда пойдем?
Вместо ответа она взяла Сашу под руку и положила голову на плечо. Идти, чувствуя девушку так близко, было не очень удобно, но чертовски приятно.
В прихожей Синичка сразу скинула шубу и крутанулась перед зеркалом — ее плотно обтягивало темно-бордовое платье с глубоким вырезом на спине и единственной застежкой сзади на шее. На фоне платья белые волосы казались светящимися, в ушах хищно блеснули рубиновые серьги. У Трофимова появилось такое странное чувство, будто он пытается проглотить аппетитный кусок вырезки вдвое больше своего желудка. Синичка резко остановилась, косо посмотрела на молодого человека:
— Саша, ты меня еще любишь?
— Почему еще? Я тебя просто люблю. Очень.
Синичка порывисто обняла его, отпустила, взяла за руку. Они вошли в комнату. Саша заботливо усадил ее в кресло.
— Я за шампанским схожу.
— Разве я тебе не нравлюсь?
— Почему? Очень…
— Тогда почему ты хочешь замутить свою голову? Посмотри лучше на платье! — Она вскочила, прошлась по комнате. — Я его в твоем журнале увидела. Нравится?
— Очень!
— Там еще другое было, с широкой юбкой, может, лучше было его сделать?
— Не знаю…
— Ты же его видел! Похожее, но с широкой юбкой.
— Да…
Можно подумать, Трофимов хоть раз заглядывал в этот дурацкий журнал мод!
— Сашок, но я хочу знать, в каком платье я тебе больше нравлюсь, в том или этом?
— Ты мне и без платья нравишься, — попытался отшутиться Трофимов.
— Да? — Синичка, кинув хитрый взгляд, подняла руки к затылку; послышался тихий щелчок, платье медленно стекло на пол, а девушка скромно потупила глазки и с наивностью в голосе спросила:
— Так?
Трофимов подавился воздухом. На ней не было ничего! И она была потрясающе красива! Чуть тронутая загаром атласная кожа, высокие девичьи груди, ровный живот, стройные ножки. Между холмами грудей соблазнительно блеснул медальон.
— Ты простудишься! — лживо забеспокоился Трофимов, сдернул с кровати покрывало и откинул одеяло. — Забирайся скорее!
Синичка юркнула в постель и тут же требовательно пожаловалась:
— Холодно!
— Сейчас будет тепло. — Он быстро разделся и забрался к ней.
Саша так и не узнал, насколько на высоте оказался он в первую ночь. Ему было так хорошо, что все просто вылетело из головы. Он не помнил, что делал, как, сколько времени прошло. Словно бомба взорвалась в голове в тот самый миг, как только он коснулся ее тела, и волна наслаждения раскатилась, затмевая разум, выходя изо всех пор маленькими капельками. Потом Саша долго и неохотно приходил в себя, и когда стал воспринимать свои мысли, то поклялся, что в следующий раз сделает все возможное, но ей будет так же прекрасно.
— Любимый мой, ты пришел. — Она гладила его по ногам, целовала лицо, шею, грудь, и шептала:
— Ты со мной. Я ждала тебя тысячу лет, я уже не верила, что ты придешь. Любимый мой, родной мой.
— Я люблю тебя, — шепнули его губы.
Она положила голову Саше на грудь, медленно водя рукой по его животу.
— Синичка, оставайся со мной…
— Я с тобой… — шепнула она.
— Нет, оставайся со мной навсегда.
— Я буду с тобой… Будут полнолуния. Будет Иван Купала. Мы будем вместе.
— Нет, не раз в месяц, а всегда, каждый день!
Она вздохнула, и он понял, что этого не получится.
— Ну почему? Тебе дед не разрешит? Или… Или ты замужем?
Она повернулась и прижала палец к его губам:
— Сашенька, любимый мой, я ничего не могу изменить. Не надо говорить про это. Лучше люби меня.
Синичка убрала палец с губ и стала целовать его глаза. Она была нежной и страстной, королевой и рабыней, женщиной и сказкой.
Наваждение оборвалось внезапно.
— Ох, я же не успею! — Синичка вскочила, подхватила платье, выскочила из комнаты. Секунду спустя хлопнула входная дверь. От неожиданности Саша упустил несколько очень важных мгновений, и когда он метнулся в прихожую, там было пусто. Все… Ушла. Опять целый месяц в ожидании, а потом опять короткая ночная встреча… И ещё неизвестно, будут ли они вдвоем или у Синички и ее компании опять найдутся дела…
— Нет!
Проклиная себя за упущенные секунды, Трофимов лихорадочно натянул брюки, ботинки, схватил с вешалки куртку и бросился из дома. Девушки видно не было, но он знал, где искать — в стороне детских садиков, построенных чуть ли не в сталинские времена.
Саша помчался со всех ног, забыв застегнуть накинутую на плечи куртку, поскользнулся на повороте, вскочил, безразлично сплюнув кровь из прокушенной губы, пересек темную улицу Ленсовета, перепрыгнул ограду детского садика, неудачно свалившись на обледеневший сугроб, но опять быстро оказался на ногах…
— Сашка, милый, ну что же ты делаешь?..
— А-а? — Оглянувшись, он увидел ее совсем рядом. — Синичка, не уходи, пожалуйста. Я не могу ждать тебя по месяцу! Я же с ума сойду!
— Они уже близко, — грустно сообщила девушка. — Нам пора.
— Останься! — Он поймал ее руки.
— Сашенька, не заставляй меня говорить то, чего я не хочу.
Теперь и Трофимов заметил быстро приближающуюся троицу, крепко сжал ее руки:
— Не пущу!
Синичка оглянулась, увидела в двух шагах от себя Велемира и упавшим голосом признала:
— Прости, Саша, но я — из рода Гекаты.
На Трофимова, однако, эта фраза не произвели ни малейшего впечатления, и девушка, уже громче, повторила:
— Ты что, не понял? Я — колдунья из рода Гекаты!
— Ну и что? — На столь дикое и бессмысленное заявление молодой человек просто не смог никак отреагировать. Переизбыток чувств и необходимость отвечать непонятно на что вызвали в его мозгу полный ступор, и он продолжал выполнять намертво засевшую в голове задачу: удержать Синичку рядом.
— Ночь кончается, — почти кричала девушка, — полнолуние гаснет! Я не могу приходить и уходить в другие дни!
— Вот и не уходи…
— Но что удержит меня здесь?!
— Я.
Синичка резко замолчала. Оглянулась на деда.
— Нет! — отрезал тот.
— У него есть энергия. Живая.
— У нас нет времени, — повысил голос старец, — а он не понимает, что говорит.
— Я остаюсь…
— Дура! — Яр всем телом упал на руки молодых людей и разорвал сомкнутые ладони. — Ты погибнешь! Он же не понимает, о чем идет речь!
— У нас нет времени! — оборвал споры Велемир. — Луна уходит, Синичка…
— Нет!
— Синица! — кричал Яр. — Полнолуние уходит! Сгинем все!
— Саша, — твердо приказала девушка, — отойди и закрой глаза.
Трофимов, ничего не понимая, но, чувствуя, что происходит что-то важное, послушался.
— Млада, руку!
— Не делай…
— Время!!!
— Нет!
Сквозь закрытые веки ощутилась яркая вспышка, а затем нежный Синичкин голос произнес:
— Ох, мамочки, как здесь холодно…
Олег открыл глаза, несколько минут смотрел на тикающий будильник.
Опять… Опять метро, опять муфельная печь, глина и восковки. Опять мокрый снег и слякоть. Словно он быдло какое, а не Создатель. Господь Бог занимается отливкой безделушек. Смешно…