— Что отвратительная ложь? — спросила Аманда, которая как раз вернулась из биолета.
— Мой отец не трахает Мокрую ведьму! — прошипела Бернис.
— Я ничего не могла поделать, — объяснила я. — Она выкрутила мне руку.
Глаза у Бернис покраснели и были на мокром месте, и она бы ударила меня, если бы Аманды здесь не было.
— Рен немного увлеклась, — сказала Аманда. — По правде говоря, мы точно не знаем. Мы только подозреваем, что твой отец трахает Мокрую ведьму. Может быть, это не так. Но в любом случае его можно понять, ведь твоя мать так давно находится «под паром». Должно быть, твой отец сильно неудовлетворен, потому и хватает все время девочек за подмышки.
Она говорила наставительным, добродетельным голосом, подражая Евам. Это было жестоко.
— Неправда, — сказала Бернис. — Неправда!
Она чуть не плакала.
— Но если это все же правда, — спокойно продолжала Аманда, — то ты должна об этом знать. Во всяком случае, если бы речь шла о моем отце, я бы не хотела, чтобы он трахал чей-либо репродуктивный орган, за исключением органа моей матери. Это очень грязная привычка, ужасно антисанитарная. Тогда у него были бы микробы на руках, которыми он потом тебя трогает. Хотя я уверена, что он ничего такого…
— Я тебя ненавижу! — сказала Бернис. — Чтоб ты сгорела и подохла!
— Это совсем не в духе братской любви, Бернис, — укоризненно произнесла Аманда.
Тут к нам, суетясь, подбежала Нуэла.
— Ну что, девочки? Покупатели были? Бернис, почему у тебя глаза красные?
— У меня аллергия на что-то, — ответила Бернис.
— Да, это так, — серьезно подтвердила Аманда. — Ей нехорошо. Может, ей лучше пойти домой. А может быть, это из-за воздуха. Тогда ей нужен респиратор. Правда, Бернис?
— Аманда, ты такая заботливая, — сказала Нуэла. — Да, Бернис, дорогая, я тоже думаю, что тебе лучше прямо сейчас пойти домой. А завтра мы подыщем тебе респиратор, чтобы у тебя не было аллергии. Я тебя провожу немножко.
Она обняла Бернис за плечи и увела ее.
У меня в голове не укладывалось, что мы натворили. В животе все оборвалось — так бывает, когда уронишь что-нибудь тяжелое и знаешь, что оно сейчас упадет тебе на ногу. Мы слишком далеко зашли, но я не знала, как сказать об этом Аманде, чтобы она не сочла меня проповедницей. В любом случае сказанного уже не вернуть.
28
Тут к нашему прилавку подошел мальчик, которого я никогда раньше не видела, — подросток, старше нас. Он был худой, высокий, темноволосый и одет не так, как все богатенькие. В обычную одежду черного цвета.
— Что желаете? — спросила Аманда. Иногда в разговорах с покупателями мы подражали эксплуатируемым трудящимся из «Секрет-бургера».
— Мне нужна Пилар, — сказал он. Не улыбнулся, ничего. — Вот с этим что-то не так.
Он вытащил из рюкзака баночку меда производства вертоградарей. Странно: что может быть не так с медом? Пилар говорила, что мед никогда не портится, если не добавлять в него воды.
— Пилар болеет, — ответила я. — Поговорите с Тоби — вон она, за прилавком, где грибы.
Он стал озираться, словно нервничал. Он, кажется, пришел один — ни друзей, ни родителей.
— Нет, — сказал он. — Мне нужна именно Пилар.
Подошел Зеб — от ларька с овощами, где торговал корнями лопуха и марью.
— Что-то не так? — спросил он.
— Он хочет говорить с Пилар, — ответила Аманда. — Что-то насчет меда.
Зеб с мальчиком посмотрели друг на друга, и мне показалось, что мальчик чуть заметно кивнул.
— А я не подойду? — спросил Зеб.
— Я думаю, что нужна она, — ответил мальчик.
— Аманда и Рен тебя отведут, — сказал Зеб.
— А кто же будет уксус продавать? — спросила я. — Нуэле пришлось уйти.
— Я буду поглядывать, — ответил Зеб. — Знакомьтесь, это Гленн. Позаботьтесь о нем как следует.
А Гленну он сказал:
— Не давай им волю, а то они тебя заживо съедят.
Мы шли по улицам плебсвилля в сторону «Райского утеса».
— Откуда ты знаешь Зеба? — спросила Аманда.
— Я с ним давно знаком, — ответил мальчик.
Он был неразговорчив. Он даже не хотел идти рядом с нами: к следующему кварталу приотстал немного.
Мы дошли до здания, где жили вертоградари, и вскарабкались по пожарной лестнице. Там были Фило Туман и Катуро Гаечный Ключ: мы никогда не оставляли здание пустым, чтобы туда не залезла плебратва.
Катуро чинил поливальный шланг; Фило просто так сидел и улыбался.
— Кто это? — спросил Катуро, увидев мальчика.
— Зеб велел его привести, — ответила Аманда. — Он ищет Пилар.
Катуро кивнул через плечо.
— Она в хижине для тех, кто «под паром».
Пилар лежала в шезлонге. Перед ней стояла шахматная доска с расставленными фигурами, но все они были на месте: она не играла. Она плохо выглядела: вся как-то осунулась. Она лежала с закрытыми глазами, но открыла их, когда услышала, что мы идем.
— Здравствуй, дорогой Гленн, — сказала она, словно ждала его. — Надеюсь, все прошло благополучно.
— Никаких проблем, — ответил мальчик. Он достал банку. — Качество плохое.
— Все хорошо, — ответила Пилар. — Если рассматривать картину в целом. Аманда, Рен, будьте добры, принесите мне стакан воды.
— Я схожу, — сказала я.
— Обе, — сказала Пилар. — Прошу вас.
Она хотела поговорить без нас. Мы вышли из хижины, стараясь идти как можно медленнее. Мне хотелось послушать, что они будут говорить, — мед тут ни при чем, это точно. Меня сильно напугал вид Пилар.
— Он не из плебсвилля, — шепнула Аманда. — Из охраняемого поселка.
Я и сама так подумала, но вслух сказала:
— Откуда ты знаешь?
В охраняемых поселках жили сотрудники корпораций — все эти ученые и бизнесмены, которые, как говорил Адам Первый, уничтожали старые виды и создавали новые и вообще губили мир. Хотя я и не могла поверить, что мой родной отец в «Здравайзере» такое делал; но, как бы то ни было, с чего вдруг Пилар общаться с кем-то из тамошних?
— Нутром чую, — сказала Аманда.
Когда мы вернулись со стаканом воды, Пилар опять лежала с закрытыми глазами. Мальчик сидел рядом; он передвинул несколько шахматных фигур. Белая королева была окружена: еще один ход, и ей конец.
— Спасибо, — сказала Пилар, беря у Аманды стакан. — И тебе спасибо, Гленн, милый, что пришел.
Он встал.
— Ну ладно, пока, — неловко сказал он, и Пилар ему улыбнулась. Сияюще, но слабо.
Мне захотелось ее обнять — такая она была хрупкая и маленькая. Мы пошли обратно к «Древу жизни», и Гленн с нами.
— Ей по правде плохо, да? — спросила Аманда.
— Болезнь — это дефект дизайна, — ответил мальчик. — Его можно поправить.
Да, наверняка он из охраняемого поселка. Так разговаривают только тамошние мозговитые: не отвечают прямо на вопрос, а изрекают какую-то общую мысль, словно точно знают, что она верна. Интересно, так ли разговаривает мой родной отец? Может быть.
— Значит, если бы ты делал мир, ты бы сделал его лучше? — спросила я.
Я имела в виду — лучше, чем Бог. Меня вдруг охватило праведное негодование. Как на Бернис. Как на вертоградарей.
— Да, — ответил он. — Именно так.
29
Назавтра мы, как обычно, пошли за Бернис в «Буэнависту». Кажется, нам обеим было стыдно за вчерашнее — мне, во всяком случае, было. Но когда мы постучали и сказали «Тук-тук», Бернис не отозвалась, как обычно: «Кто там?» Она ничего не сказала.
— Это мы! — крикнула Аманда. — Ганг! Рена!
Никто не отозвался. Молчание было почти ощутимым.
— Ну Бернис! — крикнула я. — Открывай! Это мы.
Дверь открылась, но за ней оказалась не Бернис. Там была Ивона. Она смотрела прямо на нас, и было совсем не похоже, что она «под паром».
— Уходите, — сказала она. И захлопнула дверь.
Мы переглянулись. У меня появилось нехорошее предчувствие. Что, если мы своей историей про Бэрта и Нуэлу непоправимо навредили Бернис? Что, если это вообще неправда? Поначалу это была просто шутка. Но теперь все стало очень серьезно.
Обычно на Неделе святого Юэлла Пилар и Тоби водили нас в Парк Наследия за грибами. Туда было ужасно интересно ходить, потому что заранее неизвестно было, что попадется на глаза. В парке семейства из плебсвилля устраивали барбекю или семейные скандалы, и мы зажимали нос от вони жареного мяса; парочки барахтались в кустах; бездомные пили из горла или храпели под деревьями; всклокоченные психи говорили сами с собой или орали; нарики кололись. Если мы доходили до пляжа, где лежали девушки в бикини, то Шекки с Крозом подходили к ним и говорили: «Рак кожи», чтобы обратить на себя внимание.
Могли попасться и патрули ККБ — они напоминали гуляющим, чтобы те бросали мусор в урны, но на самом деле, как утверждала Аманда, искали мелких дилеров, которые толкали товар, не делясь с дружками из мафии. В этих случаях можно было услышать свист струи пистолета-распылителя и вопли. «Напал на нас при исполнении», — говорил патруль случайным свидетелям, утаскивая тело.
Но в тот день поход в Парк Наследия отменили, потому что Пилар болела. Так что вместо него у нас была ботаника дикорастущих растений, которую вел Бэрт, на пустыре за «Чешуйками».
У нас были грифельные доски и мел, потому что мы всегда рисовали дикорастущие растения, чтобы лучше их запомнить. Потом стирали рисунок, и растение оставалось в голове. Бэрт говорил: чтобы запомнить что-нибудь, надо это нарисовать, лучше способа нет.
Бэрт походил по пустырю, сорвал что-то и поднял, чтобы нам всем было видно.
— Portulaca oleracea, — сказал он. — Или портулак. Растет как в диком виде, так и в огородах. Предпочитает землю, которую до него потревожили. Обратите внимание на красноватый стебель и супротивные листья. Хороший источник «омега-3».
Он помолчал и оглядел нас.
— Половина из вас не смотрит, а другая половина не рисует, — сказал он. — Эти уроки могут спасти вам жизнь! Мы говорим о жизнеобеспечении. Жизнеобеспечение. Что это такое?