Теперь Тоби работала в сети предприятий быстрого питания под названием «Секрет-бургер». Секрет этих бургеров заключался в том, что никто не знал, из какого животного их делают. Девушки, стоявшие за прилавком, были одеты в футболки и кепки с надписью: «Секрет-бургер! Секреты любят все!» Платили тут самые гроши, но сотрудникам полагались два бесплатных секрет-бургера в день. Попав к вертоградарям, Тоби дала обет вегетарианства и полностью вытеснила воспоминания о том, что ела секрет-бургеры; но, как говаривал Адам Первый, голод — мощный реорганизатор совести. Мясорубки перемалывали не все: в бургере можно было обнаружить пучок кошачьей шерсти или кусок мышиного хвоста. И уж не ноготь ли попался ей однажды?
Все возможно. Местные плебмафии платили откуп людям из ККБ. В ответ ККБ позволяла плебмафиям потихоньку заниматься похищениями и заказными убийствами, растить шмаль на продажу, держать бордели и подпольные лаборатории по производству крэка, сбывать разные наркотики — в общем, делать все, что положено мафии. Кроме того, они избавлялись от трупов: органы изымали, а выпотрошенные трупы бросали в мясорубки «Секрет-бургера». Во всяком случае, так гласили зловещие слухи. Во времена расцвета «Секрет-бургера» трупы находили на пустырях очень редко.
Если из-за какого-нибудь случая поднимался шум и дело попадало в телевизор (это называлось «реалити-шоу»), ККБ делала вид, что проводит расследование. Потом дело заносили в список нераскрытых и приостанавливали. Им приходилось ломать комедию ради тех граждан, которые еще кричали про старые идеалы: «защитники покоя», «на страже общественной безопасности», «не пустим преступность на улицы». Это уже тогда была комедия. Но большинство людей считали, что ККБ все же лучше полной анархии. Даже Тоби так думала.
Годом раньше «Секрет-бургеры» зарвались. ККБ закрыла их после того, как один из ее собственных боссов отправился погулять по Отстойнику, а потом его ботинки обнаружились на ногах оператора мясорубки одного из «Секрет-бургеров». На какое-то время бродячие кошки вздохнули с облегчением. Но через несколько месяцев знакомые тележки со шкворчащими грилями снова появились на улицах, потому что невозможно отказаться от бизнеса, в котором так мало накладных расходов.
8
Тоби обрадовалась, когда узнала, что ее взяли в «Секрет-бургер»: теперь она сможет платить за комнату и не будет голодать. Но потом она обнаружила, в чем загвоздка.
Загвоздка была в менеджере. Его звали Бланко, но за глаза работницы «Секрет-бургера» называли его Брюхо. Ребекка Экклер, девушка из смены Тоби, сразу предупредила ее.
— Старайся ему не попадаться, — сказала она. — Может, и обойдется — он сейчас занят Дорой, а он, как правило, не занимается несколькими девушками сразу, и к тому же ты худая, а он любит круглые попки. Но если он вызовет тебя в офис, гляди. Он жутко ревнивый. На части порвет.
— А тебя он вызывал? — спросила Тоби. — В офис?
— Восхвали Господа и сплюнь, — ответила Ребекка. — Я слишком черная и грубая, и к тому же он любит котят, а не старых кошек. Может, тебе стоит подбавить морщин. Выбить пару зубов.
— Ты не грубая, — сказала Тоби.
Ребекка была на самом деле довольно изящна, в своем роде — с коричневой кожей, рыжими волосами и египетским носом.
— Я не в том смысле, — ответила Ребекка. — Я к тому, что со мной лучше не связываться. С нами, негреями, если свяжешься, то два раза пожалеешь. Он знает, что я напущу на него «черных сомов», а они крутые ребята. А может, еще исаиан-волкистов заодно. Небось побоится!
Тоби надеяться было не на кого. Она старалась держаться как можно незаметнее. По словам Ребекки, Бланко раньше был вышибалой в «Чешуйках», самом шикарном ночном клубе Отстойника. Вышибалы имели определенное положение в здешнем обществе: они разгуливали в черных костюмах и темных очках, были стильными, но крутыми, и женщины вешались на них пачками. Но Бланко сам себе все испортил, рассказывала Ребекка. Он порезал одну из тамошних девушек — не «временную», привезенную контрабандой нелегальную иммигрантку, этих резали каждый день, — а одну из звезд, исполнительницу-стриптизершу. Понятное дело, никто не захочет держать на работе человека, который портит товар, себя не контролирует. Вот его и выгнали. Ему повезло, что у него были приятели в ККБ, а то лежать бы ему, за вычетом некоторых частей тела, в приемнике углеводородного сырья для мусорнефти. А так его засунули руководить отделением «Секрет-бургера» в Отстойнике. Это было большое понижение, и он злился — что это он должен страдать из-за какой-то шлюхи? Так что он ненавидел свою работу. Но считал, что работницы — его законная добыча, приложение к должности. У него были два дружка, тоже бывшие вышибалы, которые служили при нем телохранителями, и они получали остатки. Если что-нибудь оставалось.
Бланко сохранил фигуру вышибалы — высокий и здоровенный, — но уже начал толстеть: слишком много пива пьет, сказала Ребекка. Он по-прежнему собирал волосы на лысеющей голове в конский хвост — фирменную прическу вышибалы — и щеголял полным набором татуировок: змеи вокруг бицепсов, браслеты из черепов на запястьях, вены и артерии на тыльных сторонах рук, так что казалось, будто с них содрана кожа. Вокруг шеи у него была вытатуирована цепь с медальоном — красным сердечком, уходившим в чащу волос на груди, заметных под расстегнутой рубашкой. Ходили слухи, что эта цепь проходит у него по всей спине, обвиваясь вокруг перевернутой голой женщины, голова которой скрывалась у Бланко в заднице.
Тоби следила за Дорой, которая приходила сменять ее на посту у тележки-гриля. Поначалу Дора была пухленькой и жизнерадостной, но недели шли, и она как-то съеживалась, словно сдувалась; на белой коже рук расцветали и увядали синяки.
— Она хочет убежать, — шепотом, на ухо объясняла Ребекка, — но боится. Может, и тебе лучше сделать ноги. Он на тебя уже поглядывает.
— Со мной все будет о’кей, — сказала Тоби. Но она не чувствовала, что все будет о’кей. Она боялась. Но куда ей было идти? Она жила от зарплаты до зарплаты. У нее не было денег.
На следующее утро Ребекка подозвала Тоби к себе.
— Дора всё, — сказала она. — Хотела сбежать. Я только что услышала. Ее нашли на пустыре — шея сломана, сама порезана в куски. Как будто это какой-то псих.
— Но это на самом деле он? — спросила Тоби.
— Кто же еще! — фыркнула Ребекка. — Он уже хвалился.
В тот же день, в полдень, Бланко вызвал Тоби к себе в офис. Приказ он передал через своих шестерок. Они пошли справа и слева от нее, на случай если ей что-нибудь придет в голову. Пока они шли по улице, все смотрели на них. Тоби шла будто на казнь. Почему она не сбежала, пока могла?
В офис вела грязная дверь, спрятанная за контейнером сырья для мусорнефти. Офис оказался комнатушкой, где стоял стол, шкаф для бумаг и потертый кожаный диван. Бланко, ухмыляясь, встал с вертящегося кресла.
— Я тебя повышаю по службе, сучка ты тощая, — сказал он. — А ну скажи «спасибо».
Тоби выдавила из себя только шепот. Ей казалось, что ее душат.
— Видишь сердце? — спросил Бланко, указав на свою татуировку. — Это значит, что я тебя люблю. И ты меня теперь тоже любишь. Ясно?
Тоби заставила себя кивнуть.
— Умничка, — сказал Бланко. — Поди сюда. Сними с меня рубашку.
Татуировка у него на спине была точно как описывала Ребекка: голая женщина, закованная в цепи, головы не видно. Длинные волосы женщины волнами поднимались вверх, похожие на языки пламени.
Освежеванными руками Бланко обхватил шею Тоби.
— Хоть раз пойдешь поперек — я тебя сломаю, как щепку, — сказал он.
9
С тех пор как родители Тоби скончались таким прискорбным образом, с тех пор как она сама ушла в подполье, она старалась не думать о своей прошлой жизни. Она покрыла ее льдом, заморозила. Но сейчас она отчаянно тосковала по прошлому — даже по тяжелым временам, даже по горю, — потому что ее нынешняя жизнь была пыткой. Тоби пыталась представить себе далеких, давно не существующих родителей — как они витают над ней, словно два духа-хранителя. Но ничего не видела, только туман.
Она пробыла возлюбленной Бланко меньше двух недель, но ей казалось, что прошли долгие годы. Бланко считал, что баба с такой тощей жопой, как у нее, должна уже считать за счастье, если нашелся мужик, готовый ей засунуть. Еще она должна быть счастлива, что он не продал ее в «Чешуйки» как временную работницу (там это означало «временно находящуюся в живых»). Да, пускай благодарит свою счастливую звезду. А еще лучше — пускай благодарит его, Бланко. Он требовал, чтобы она говорила ему «спасибо» после каждого унизительного акта. Правда, Бланко не стремился сделать ей хорошо: хотел только, чтобы она ощущала свое подчинение.
От работы в «Секрет-бургере» он ее тоже не освобождал. Он требовал, чтобы она обслуживала его во время своего обеденного перерыва — в течение всего получаса, а это означало, что она оставалась без обеда.
День ото дня она становилась все голоднее и все больше падала духом. Теперь у нее был свой набор синяков, как когда-то у бедняжки Доры. Тоби все сильнее отчаивалась: ясно было, к чему идет дело, и ее будущее больше всего напоминало темный туннель. Скоро Бланко использует ее всю, и ничего не останется.
Кроме того, исчезла Ребекка, и никто не знал куда. Если верить уличным слухам, ушла в какую-то секту. Бланко на это плевал, поскольку Ребекка не входила в его гарем. Ее место в «Секрет-бургере» скоро занял кто-то другой.
Тоби работала в утреннюю смену, когда увидела, что по улице приближается странная процессия. Судя по плакатам, которые они несли, и гимнам, которые пели, это было какое-то религиозное движение, хотя раньше она ничего похожего не встречала.
В Отстойнике было множество культов и сект, и все они старались уловить страдающие души. Явленные плоды, петробаптисты и другие религии для богатых сюда не совались, но время от времени по улицам шаркали кучки стариков в фуражках — оркестры Армии спасения, одышливо сипя под тяжестью барабанов и валторн. Иногда мимо, крутясь, проносились увенчанные тюрбанами суфии из Братства чистого сердца, или одетые в черное поклонники Древнего, или стайки харе-кришн в оранжевых рубахах — они бренчали и распевали гимны, навлекая на себя насмешки толпы и град гнилых овощей. Исаиане-львисты и исаиане-волкисты одинаково проповедовали на перекрестках и воевали между собой: они не могли договориться, кто возляжет рядом с ягненком — лев или волк, когда настанет Тысячелетнее Царство. Когда они сцеплялись между собой, банды плебратвы — смуглые «текс-мексы», бледнокожие «белоглазые», азиаты-«косые», «черные сомы» — налетали на упавших и обшаривали их в поисках чего-нибудь ценного или хоть чего-нибудь вообще.