Более того, для индейцев, как и для других народов с низким уровнем культуры, просто не существует понятия естественной смерти. Она всегда вызвана происками врагов, например, ядом или темной магией, а раскаты грома – это волшебный шум, сопровождающий роковой результат. Если возможный виновник известен или подозревается и после прорицания шаман может точно на него указать, то долг родственников – отомстить за умершего, который, согласно индейской логике, был убит[455].
Несомненно, очень большое количество смертей вызвано ядом. Убийство путем отравления часто практикуется индейцами карахоне, которые, как уже было сказано, многое знают о ядах и их действии. Если племенной шаман считает своего пациента безнадежным, он объявляет о том, что бессилен что-либо сделать, и шансов на выздоровление нет, а затем незаметно вводит ему смертельную дозу яда. Знахарь старается как можно скорее привести в исполнение свой вердикт, чтобы не скомпрометировать себя, если больной неожиданно пойдет на поправку. Вероятно, он в любом случае умер бы, независимо от предсказания колдуна, но этот джентльмен не желает рисковать[456].
Существуют и другие поводы для применения яда шаманом. При лечении душевнобольных он сначала проводит обряд экзорцизма, и, если тот не помогает изгнать злых духов, вызывающих безумие, человека убивают, чтобы уничтожить злые чары, которые, вероятно, наслал более могущественный вражеский колдун, поскольку они оказались сильнее целительных способностей племенного шамана. Иногда, если с индейцем произошел серьезный несчастный случай, шаман проводит специальный обряд, в ходе которого заводит пострадавшего далеко в лес, дает ему наркотик и оставляет там на ночь. На следующий день к нему приходят родственники, и, если человек не умер, он рассказывает о своих видениях, из которых они делают вывод о том, какой враг навел порчу.
За этим, естественно, следует месть.
Если в племени вспыхивает какое-то известное инфекционное заболевание, то заразившихся немедленно бросают даже самые близкие родственники, дом покидают, а иногда даже сжигают. В джунглях часто встречаются такие заброшенные дома – мрачные и пустые напоминания о возможных трагедиях.
Не исключено, что жестокое обращение с больными является следствием того, что всякая болезнь считается делом рук врага, который с ее помощью пытается уничтожить все племя. Так что первопричиной, несомненно, является страх. Но также не следует забывать и о том, что жизнь в джунглях нелегка даже для здоровых и полных сил, а беспомощные могут выжить только за счет своих активных соплеменников. Вопрос самосохранения еще более усугубляет проблему немощных. На каждом шагу становится ясно, что выживают действительно только наиболее приспособленные – и это самое суровое правило жизни в амазонской сельве. Оно определяет жизнь и философию индейцев с рождения и до самой смерти. Помощь слабым зачастую ставит под угрозу жизнь сильных[457]. Здесь никто не станет сентиментальничать и возражать против этого весьма практичного утверждения. Индеец судит обо всем с точки зрения здравого смысла: зачем жить неполноценной жизнью, зачем помогать человеку влачить жалкое существование, обрекая его при этом на еще большие страдания? Более того, индейцы считают такое цепляние за жизнь крайне эгоистичным.
Само собой, люди, страдающие хроническими заболеваниями, не встречают сочувствия у туземцев. Человек, который не может охотиться или воевать, считается обузой для племени. Если он не проявляет никаких признаков выздоровления, друзья без колебаний оставляют его умирать, и если шаману не поручали от него избавиться, то несчастного загоняют в лес, где его быстро настигает неминуемая гибель. Так поступают не только с инвалидами, но и со стариками, за исключением тех случаев, когда они обладают большой мудростью и опытом, а значит, являются полезными для племени. В противном случае считается, что они утратили какую-либо практическую ценность и просто мешают более активным соплеменникам. Отцеубийства как такового нет, стариков не убивают, их просто бросают на произвол судьбы. Ни у кого не возникает сентиментального желания составить им компанию или облегчить их тяжелую долю. Ни один индеец не станет помогать старику, который не в состоянии заботиться о себе сам. Им могут время от времени бросить маниоковую лепешку, а иногда забудут это сделать. Во времена дефицита слабым совсем не дают еды, хотя очевидно, что сами они ее добыть не смогут. Рабов, конечно же, и вовсе не считают за людей и не задумываясь бросают на произвол судьбы больных или калек. Если должна умереть женщина, у которой есть маленький ребенок, а желающих взять его себе не нашлось, то отец говорит, что он все равно умрет, и его либо тихо убивают и хоронят вместе с умершей матерью, либо оставляют в лесу[458].
С другой стороны, причина, лежащая в основе пренебрежения больными и немощными, привела к предотвращению внутриплеменных убийств. Если поддержание жизни слабых нежелательно, то выживание сильных, напротив, поощряется всеми возможными способами. В целом, хотя больных людей оставляют без попечения, у меня создалось впечатление, что убивают их редко. Больной индеец не раз обращался ко мне: «О! Дай мне умереть!» – но никто никогда не говорил: «Убей меня!» Помимо того, что внутриплеменные убийства, безусловно, запрещены традицией, людей также сдерживает страх перед наказанием – это сочетание эффективнее, чем любая полиция или уголовный кодекс. Даже если один из членов племени сознался в преступлении, его не карают смертью, поскольку это означало бы потерю воина и подрыв племенных сил, к чему нельзя относиться легкомысленно в условиях, где побеждает только сильнейший. Однако из этого правила есть одно исключение – и это воровство. Ввиду того, что жизнь у местных индейцев всецело общественная, смертная казнь в наказание за воровство становится необходимостью. Если тому, кого обокрали, удастся поймать вора, он убьет его, повалив на землю ударом меча из железного дерева по ногам и отрубив голову. Такое возмездие считается оправданным и разрешено племенными обычаями.
За умышленное убийство обязан отомстить брат или родственник погибшего, покарав смертью человека, который его совершил, в соответствии с древним принципом «око за око, зуб за зуб». Отказавшийся от кровной мести мужчина будет поднят на смех всеми женщинами, что вскоре сделает его собственную жизнь в племени невыносимой. Но я никогда не сталкивался с распространенным среди некоторых примитивных народов Африки обычаем, когда мстить полагается не самому убийце, а человеку, который по степени родства соответствует тому, кем был погибший для мстителя, например, «ты убил моего племянника, я убью твоего племянника».
Осуществив задуманное, убийца убегает в лес, за ним сразу же бросаются в погоню и преследуют до тех пор, пока не схватят или преследователи не окажутся в опасной близости от враждебных племен. В последнем случае вопрос кровной мести остается открытым для скорейшего урегулирования, и в первую очередь разберутся с друзьями убийцы.
На самом деле убийство всегда рассматривается как преступление, совершенное не столько по отношению к отдельному человеку, сколько к его племени или семье в целом. Даже случайное убийство может привести к кровной вражде. Дело сделано, и этого вполне достаточно для простодушных туземцев. Убийство могут счесть следствием действия чар шамана из соседнего племени, который навязал обидчику злые намерения, однако это не убережет последнего от кары, скорее наоборот, послужит дополнительным аргументом в пользу того, что его необходимо уничтожить, чтобы не случилось бо́льших бед. Следует также считаться с верой местных жителей в то, что дух умершего будет преследовать племя, и особенно его ближайшего родственника, до тех пор, пока не свершится возмездие[459]. К тому же весьма нелегко провести грань между случайностью и злым умыслом, так что понятие «несчастный случай» индейцам неизвестно.
Вождь и племя иногда принимают возникший конфликт на свой счет, но, поскольку неспособность отомстить за нанесенную обиду считается позором, индеец никогда не станет обращаться за помощью к вождю. Это справедливо в отношении всех небольших сообществ: оскорбление, нанесенное одному члену общины, воспринимается как личное всеми остальными, однако совсем не обязательно, что мстить за него будут коллективно, это произойдет только в том случае, если оскорбленный в силу тех или иных обстоятельств не сможет отомстить обидчику самостоятельно.
На внутрисемейные убийства, как, например, убийство сына или жены, племя не обращает внимания, поскольку в этом случае месть не требуется, утрата касается только убийц, это семейное дело. Смерть одного члена семьи не является достаточным основанием для лишения жизни другого. Однако в том случае, если погибший был искусным воином и его смерть стала серьезной потерей для племени, после табачного совета к убийце могут быть применены карательные меры.
Это все, о чем стоит упомянуть в связи с насильственной смертью. Теперь я хотел бы рассказать о смерти от болезней и о заболеваниях, которые не обязательно являются фатальными.
Все путешественники и писатели отмечают, что индейцы очень подвержены перегреву и обгоранию на солнце. Привыкнув жить во мраке малоки и приглушенном свете густых джунглей, они, кажется, исключительно восприимчивы к воздействию яркого солнечного света. Причем эта чувствительность дает о себе знать при малейших изменениях условий, даже переход из верховий к основному руслу реки полностью выбивает индейцев из колеи. Стоит им немного выйти за пределы своей привычной среды обитания, как тут же начинаются проблемы со здоровьем. Вдобавок, они плохо переносят малярию, которая весьма распространена на реке Иссе и территории в непосредственной близости от нее. Даже в нескольких сотнях ярдов от ее берегов уже относительно безопасно и нет разносящих инфекцию мух, которых, как вы помните, особенно много в трех днях пути вверх по этой реке