У всех дикарей, народов с низким уровнем культуры, нет дифференциации, поощряющей индивидуализм, то есть все представители народа или группы находятся приблизительно на одном социальном уровне. Это то, что мы называем «низким уровнем цивилизации». Высказывалось предположение, что такое всеобщее равенство, полное отсутствие инициативы и попросту прогресса объясняется отсутствием религии, образцов для подражания или богов, что является необходимым условием для зарождения энтузиазма. Религиозный идеал, несомненно, способствует прогрессу и оказывает на него определяющее влияние, помимо, пожалуй, патриотизма, который в конечном счете тоже является религиозным идеалом. Однако это вопрос причины и следствия, ибо не следует упускать из виду влияние на человека его среды обитания, которая закладывает основу для развития и может стать причиной восторженного отношения к идеалу, что является следствием и в то же время мощным стимулом прогресса.
Поразительным и неоспоримым фактом является то, что все вместе индейцы глупы, но каждый в отдельности мудр, как народ они неумелы, но каждый является мастером своего дела. Возможно, все дело в географическом положении и особенностях социальной среды. В амазонских дебрях отсут ствует главный стимул человеческого прогресса – общение. Это правда, там есть реки, но местные обычаи не позволяют использовать их с целью коммуникации. Существующие условия вынуждают местные племена жить в изоляции, поскольку это единственный способ самозащиты.
В итоге мы получаем групповую систему, где община – это все, а индивидуальность – ничто, что значительно замедляет ход эволюции лесных индейцев Южной Америки, как и в случае с австралийскими аборигенами. Человек не может получить ничего для себя, он работает исключительно ради общественного блага, поэтому у него нет личной мотивации усиленно двигаться вперед. У племени практически нет возможности развиваться, когда оно состоит всего лишь из нескольких сотен членов и практически изолировано от всех остальных племен. Размеренный темп жизни ничто не нарушает, за исключением кратковременного потрясения от войны, которое едва ли можно назвать интеллектуальным, или эпизодического появления бродячего торговца, к которому относятся терпимо, даже если он принадлежит к враждебному народу, поскольку у него есть необходимые другим племенам вещи, которые те не могут произвести самостоятельно.
Индеец со всех сторон окружен стеной джунглей, чему он едва ли может противостоять. Он смирился с тем, что происходит на востоке, и ничего не знает о вспыхнувшем на западе мятеже, цель которого – окультуривание почвы и прогресс. Чего индейцу не хватает, так это характера или силы воли, а не интеллекта. Он храбр, с величайшим стоицизмом переносит боль и лишения, может быть упорным и настойчивым, но лишь в редких случаях способен выделиться на фоне своих товарищей и проявить нечто похожее на индивидуализм и твердость духа.
Главной особенностью индейца является глубокая замкнутость и нервозность. Чрезвычайная тревожность, несомненно, обусловлена злоупотреблением кокой. Это оказывает влияние на все уровни социального взаимодействия. Туземцы необычайно пессимистично относятся к жизни. Энтузиазм в Амазонии – редкое явление. Индеец никогда не выказывает бурной радости или панического страха. Потрясение скорее заставит его смеяться, чем кричать. Он готов многое вытерпеть и вынести, но при этом с легкостью станет потешаться над своим соплеменником. Индеец всегда высмеивает дискомфорт других. При взаимодействии с чужаком аборигены всегда молчаливы, а если он к тому же и белый, то им, скорее всего, и вовсе нечего будет ему сказать.
За пределами узких границ своего племени индейцы не испытывают альтруистических чувств и симпатии к незнакомцам. В каждом человеке они видят фактического или по крайней мере потенциального врага. Добрый, спокойный и любящий туземец – это исключительно плод чьей-то буйной фантазии. Индейцы от рождения безжалостны. Они совершенно не проявляют доброты к животным, любое животное для них – враг, о чем я уже упоминал ранее. Особенную жестокость проявляют дети маку, но бессердечие по отношению к братьям нашим меньшим свойственно всем племенам. С другой стороны, внутриплеменное радушие безгранично. Я дал мальчику одно печенье и видел, как он скрупулезно разделил его на двадцать крошечных кусочков, чтобы угостить всех своих товарищей. Но индейцы совершенно не думают о завтрашнем дне. Если семье грозит голод, она, не дожидаясь приглашения, просто-напросто приходит в чужой дом и начинает жить там, есть и пить без малейших зазрений совести. Причина этого очевидна. Сегодняшний хозяин дома завтра может стать гостем в чужом. Однако мне доводилось видеть, как группа охотников изо всех сил пыталась съесть целого тапира до того, как придет другой, возможно, менее удачливый отряд звероловов. В противном случае добычу пришлось бы разделить поровну, бо́льшая доля причитается только вождю.
Индеец не всегда является гостеприимным хозяином, когда речь не идет о его собственном племени или языковой группе. Даже до его блаженного неведения доходят слухи о том, что творится в каучуковом поясе, и о подневольном труде других индейцев. Он ненавидит белого человека и не доверяет ему. Андоке всегда неприветливы по отношению к белым. Есть племена, например, карахоне на северном берегу Жапуры, которые наотрез отказываются от общения.
Они не принимают ни подарков, ни послов. Если исследователь упорствует, несмотря на нежелание местных жителей идти на контакт, то он может обнаружить на своем пути вкопанные в землю отравленные колья. Ему будут мешать на каждом шагу. Добравшись наконец до племенного штаба, он увидит малоку и, возможно, еду, но там не будет ни воинов, ни женщин, ни детей. Костер все еще будет гореть внутри дома, но племя бесследно исчезнет, не оставив ни намека на то, где его следует искать. Если индейца «нет дома» – это не просто социальный эвфемизм, а наглядная демонстрация факта.
Когда незнакомец сталкивается с таким молчаливым свидетельством отношения племени к его присутствию, ему следует немедленно принять все возможные меры для того, чтобы себя защитить. Он может не сомневаться: индейцы, хотя их и не видно, следят за каждым его действием. Стоит ему или одному из членов его группы показаться, как из джунглей на них обрушится град отравленных стрел. За этим следует осада, которая измотает нервы даже самому бывалому вояке. Скрытый враг, бесшумное оружие, угроза, таящаяся за каждым деревом. Выйти на открытую местность значит обречь себя на верную гибель. Дом едва ли можно назвать надежным укрытием. Туземцы пронзают крышу горящими метательными копьями, крошечными дротиками, несущими пылающие пучки конопли или хлопка, и рано или поздно большое сооружение загорится. Обороняющиеся будут вынуждены выбежать на поляну, где их всех быстро перебьет невидимый, но бдительный враг.
Далее следует танец победителей и каннибальский пир.
В подобных обстоятельствах и при противостоянии такому врагу от ресурсов цивилизации мало пользы. Жалкий маленький дротик, который обмакнули в племенной боевой яд, может быть хрупким, как тростник, но выпущенный из ближайшего укрытия в лесу, он не менее эффективен, чем пуля маузера.
Когда вы путешествуете по лесу вместе с индейцами, необходимо делать все так, как они, чтобы завоевать их уважение. Я акцентировал на этом внимание на протяжении всей книги. Даже по самому ненадежному мосту путешественнику придется идти самостоятельно, а не просить кого-то перенести его в гамаке. Совершенно иную картину я видел в некоторых частях Африки, где передвижение пешком считается признаком низкого статуса. Человек, который делает это, не может в глазах местных жителей быть тем, кого в Индии называют «бурра сахиб»[620]. Я также отмечал, что исследователь жизни индейцев должен соблюдать все обычаи и привычки тех племен, с которыми он вступает в контакт. В краях, где Pia является высшим законом, любое отступление от традиции может рассматриваться только как преступление.
Когда вы приближаетесь к индейскому дому, навстречу выходит вождь в сопровождении группы воинов. Первым свои намерения должен продемонстрировать европеец. Он приближается к вождю вместе с переводчиком и заявляет, что пришел с миром. Если объяснение причины его появления будет принято, индеец засмеется и может сильно хлопнуть своего гостя по спине, так у жителей Южной Америки принято приветствовать незнакомца. Затем они вместе заходят в дом, вождь подзывает свою жену и приказывает подать еду гостям. Белый человек, в свою очередь, вручает все принесенные им подарки, например, бусины, ружейные патроны, гребень с частыми зубьями или нож.
После завершения вечерней трапезы вождь выходит в центр малоки, который до сих пор пустовал, как арена цирка перед началом представления. Индейцы разводят большой костер, вокруг которого садятся на корточки все мужчины племени. Вождь объясняет им присутствие незнакомца и спрашивает их совета по поводу того, как его развлекать. Он ритмично и нараспев описывает свои намерения, и его соплеменники выражают одобрение утробным возгласом Huhh! Это занимает немало времени, но, в конце концов, племя приходит к общему решению. Затем вождь наклоняется вперед к племенному горшку с табаком, размещенному в центре группы, торжественно опускает в него специальную палочку и слизывает с нее немного табака. Индейцы друг за другом по кругу склоняются к горшку и обмакивают в жидкость палочки, демонстрируя таким образом свое одобрение. Этот знак племенного согласия имеет не менее обязывающую силу, чем печать лорда-канцлера на государственном документе. Данная церемония завершает табачный совет, и туземцы отправляются спать в свои гамаки.
О вероломстве индейцев известно всем. В связи с этим я хотел бы упомянуть две поговорки, хотя существуют и сотни других, посвященных этой стороне характера и обычаев коренных жителей Амазонии. Андоке говорят о карахоне: «Если ваш дух отправится в странствие (сон) в гамаке обезьяны или индейца-зверя, он будет скитаться вечно»