[621]. Смысл этой поговорки в том, что карахоне, видимо, обладают глубокими и весьма точными знаниями о смертельных ядах. Делается намек на то, что они могут пропитать гамак наркотиком, который жертва не сможет обнаружить, и во сне ее настигнет смерть. Они также разжигают костры под гамаками тех, кого хотят устранить, и люди погибают, задохнувшись наркотическим дымом.
Еще один афоризм гласит: «Если карахоне даст тебе ананас, остерегайся». Это отсылка к обычаю карахоне дарить отравленные ананасы. У боро есть похожая пословица: «Стоит взять ананас у врага – и умрешь», подтверждающая тот факт, что индеец наиболее опасен, когда имитирует радушие, – это высшее проявление коварства.
Есть одна индейская черта, которая сразу же бросается в глаза и производит неизгладимое впечатление на наблюдателя – это контраст очаровательного альтруизма в родной общине или племенной группе и жгучая ненависть по отношению к другим племенам. Индеец стремится уединенно жить со своей семьей в лесной глуши и просит лишь об одном – оставить его в покое.
В регионе, где любой человек может жить там, где захочет, а личных вещей мало и их всегда хоронят вместе с хозяином, не может существовать законов о наследовании. Зато закон, защищающий собственность, очень строг, а наказание за его нарушение – смерть. Нельзя мириться с кражами, поскольку ввиду общественного образа жизни индейцев, совершить их очень легко. Поэтому кара за воровство должна быть немедленной и необратимой. Жертва имеет право убить вора. Мне сказали, что это делается путем отсечения головы преступника деревянным мечом или каменным топором, что очень напоминает церемониальное жертвоприношение. Тогда как кража у члена племени равносильна воровству у всей общины, что является преступлением, красть у чужака не запрещено. И индейцы беззастенчиво это делают. Помню, как однажды у меня пропали ножницы. В ходе поисков выяснилось, что их украла женщина уитото. Она поклялась, что никогда не клала их в свою корзину, хотя именно там я их и обнаружил!
Налицо политика двойных стандартов: для племени существует один закон, а для всех остальных – другой. Убить соплеменника – значит навредить племени, уничтожив одного из его членов. Преступление против личности имеет значение лишь в том смысле, что вред, нанесенный одному человеку, наносит ущерб всей общине, и тогда в силу вступает закон возмездия наподобие того, который действует в том случае, если преступник принадлежит к другому племени. Преступление против другого племени является преступлением исключительно в глазах того племени, интересы которого были ущемлены, а его члены возлагают вину за произошедшее не только непосредственно на исполнителя, но и на весь его народ. Например, если боро убил менимехе, соплеменники погибшего могут мстить любым индейцам племени боро.
Месть – это в первую очередь дело того человека, который более всего пострадал от преступления. Неспособность отомстить за себя считается позором, поэтому в таких случаях не принято обращаться к вождю и соплеменникам за помощью. С другой стороны, вождь и племя иногда сами вступают в ссору, принимая ее близко к сердцу. Данный обычай характерен для всех небольших сообществ: оскорбление, нанесенное одному члену общины, воспринимается как личное всеми остальными, однако совсем не обязательно, что мстить за него будут коллективно, это произойдет только в том случае, если оскорбленный в силу тех или иных обстоятельств не сможет расквитаться с обидчиком самостоятельно.
Члены одного племени тоже иногда ссорятся, и порой, хотя и редко, вспыхивает конфликт, в который ввязываются и другие соплеменники, пока в конечном итоге он не перерастет в «стычку» между двумя семьями. Однако, в целом я склонен считать, что жители Амазонии – самые миролюбивые люди из всех, кого я встречал.
Было бы неправильно утверждать, что у местных туземцев нет представлений о нравственности, поскольку рабская приверженность обычаям сама по себе является моралью. То есть моральный кодекс у них определенно есть, но это отнюдь не привычные нам представления о добре и зле, а только Pia – «то, что думали и делали наши предки», иными словами, племенной обычай, или так называемый «хороший тон». В индейских языках нет слов для обозначения таких понятий, как добродетель, справедливость, человечность, порок, несправедливость или жестокость. Они неизвестны племенам, которые различают только добро и зло. Такие слова свидетельствуют о наличии у народа этики. Здесь также прослеживается негативный характер индейцев, о котором я уже упоминал. Подтверждением того, что нравственный закон предписывает соблюдение супружеской верности, является наказание за измену – испытание жалящими муравьями. За нарушение закона или кодекса придется расплачиваться. Нельзя сказать, что обвинения в измене обусловлены чрезвычайной ревнивостью индейских мужчин, поскольку пытке подвергаются оба супруга, и решение о необходимости принятия карательных мер принимает не отдельный человек, а все племя. Неженатые мужчины пользуются услугами племенных проституток – девушек из племени маку и в некоторой степени неприкасаемых женщин, но после вступления в брак такого не происходит. Инцестов здесь не бывает, под этим термином я подразумеваю связи интимного характера между любыми членами общины. Однако неприятие подобных отношений распространяется только на тех, кто живет под одной крышей, но не касается родственников, принадлежащих к разным домохозяйствам.
Женщины ведут себя чрезвычайно скромно. В присутствии незнакомца они редко отрывают взгляд от земли. В моей группе была индианка, которая ни разу не заговорила со мной и даже не взглянула в мою сторону за все время нашего путешествия. Я видел, как женщины, разгоряченные долгими танцами, поддавшись моменту, демонстрировали свою симпатию определенным мужчинам, положив руки им на плечи. На самом деле, протанцевав некоторое время, они становятся довольно шумными и безрассудными. Но даже в самый разгар танца в нем нет ничего явно непристойного, и это при том, что в индейской этике сексуальные намеки считаются нормой. Но даже в этом отношении у индейцев есть определенные нравственные нормы. По словам Кох-Грюнберга, когда его разговор с индейцами десана затронул непристойные темы, он был прерван до тех пор, пока женщины не отошли подальше. После их ухода мужчины говорили свободно и ничуть не смущаясь. В тех племенах, которые посетил я, такого не было, и интимные вопросы без стеснения обсуждались обоими полами и даже маленькими детьми.
Индейцы, о которых идет речь, несомненно, испытывают острую расовую неприязнь к белому человеку. Особенно ярко это отношение проявляется у женщин, поскольку они никогда не признаются своему народу, что когда-либо вступали в контакт с европейцем.
Местным жителям неведомо чувство благодарности, я, во всяком случае, не видел его проявлений. Рассмотрим такой пример: в мою группу входили индейцы, которые прежде были рабами и решили пойти со мной или, по крайней мере, не испытывали к этой идее отвращения, я делился с ними всей имеющейся у меня едой, часто обделяя себя и надеясь, что это поможет мне снискать их расположение; я заботился о них, лечил и выхаживал, когда они болели, пока в конце концов не привязался к ним. Но когда мы достигли главного русла реки, они при первой же возможности сбежали, видимо, по наущению одного из членов их собственного племени – пеона, сборщика каучука. Не знаю, какие он использовал аргументы, может быть, сказал, что я дьявол и пытаюсь откормить их, чтобы потом съесть. Факт остается фактом: они бросили меня, по всей видимости, добровольно.
Воровство – известная амазонская забава, а пострадавшие от него индейцы (которые сами, несомненно, при первом удобном случае посягнут на чужое имущество) настолько вялы и апатичны, что даже через реку не станут переправляться, чтобы вернуть украденное. Так что характер местных жителей еще более способствует распространению этого порока. Туземец всегда готов переметнуться от одного белого человека к другому и никогда не упустит возможности сбежать и направиться куда-то еще. Это в некоторой степени относится и к индейцам, порабощенным другими индейцами. Если с ними плохо обращаются и не считают частью племени, они сбегают только ради того, чтобы вновь попасть в плен или встретить свой конец. Сложно дать объяснение такому поведению, видимо, это у них в крови. Как заметил Браун, таков их обычай, Pia. Они делают это «просто так».
Еще одна характерная черта индейского мужчины – его постоянно нужно заставлять работать. Женщины трудятся неустанно, а мужчины, напротив, отлынивают от работы под любым предлогом. Большую часть времени они слоняются без дела. Их основное занятие – добыча пищи. Но когда индейца побуждают к работе, он трудится старательно и усердно.
Хотя поначалу поведение индейцев было неизменно отстраненным, любознательность им тоже присуща. Многие мои вещи чрезвычайно их заинтересовали. Трудно предугадать, что привлечет их внимание. Бывало, что индеец не проявлял ни малейшего интереса к пароходу, но был зачарован моими ботфортами и тем, как я их надевал. Моя трость тоже была для них неразрешимой загадкой, им и в голову не приходило, что я просто опираюсь на нее при ходьбе. Монокль и фотоаппарат казались туземцам таинственными демонами, которые могут заглянуть в их сердца и украсть души. Часы с будильником привели этих наивных людей в ужас. Мой фонограф, который воспроизводит записи танцев при повороте ручки в обратном направлении, был встречен криками изумления. Оказавшись в городе в низовье реки, индеец не нашел ничего удивительного в трамвае и поехал на нем как ни в чем не бывало, но его поразили женские шляпы, а при виде мужчины на велосипеде он пришел в неописуемый восторг: это же «мужчина на паутине»! Лошадей в этих краях нет, и крайне маловероятно, что местным жителям доведется когда-либо встретить человека верхом на лошади. С мулом я смог дойти только до первой большой реки, но затем лес стал слишком густым. В противном случае, я думаю, они были бы столь же удивлены, как австралийские аборигены, увидевшие, как чудище разделилось надвое, когда всадник спешился»