— Меня, Сетнер Осипович, в вашем хозяйстве многое беспокоит.
— Конечно, секретарская должность такая — обо всем хлопочи да беспокойся. Это мы знаем.
Но Пуговкин не обратил внимания на этот простоватый тон. Может быть, ему важнее было сказать свое? Есть и такие: Сетнер Осипович знает, что иной начальник не слышит никого, кроме себя. Может, и Пуговкин из тех? Тогда у Сетнера Осиповича один путь: на эту его строгость отвечать твердостью, ведь клин вышибить можно только клином.
— Ив первую очередь вот что беспокоит, — продолжал Пуговкин. — Я понимаю: засуха, урожай не тот. Но район в этот трудный год выполнил полтора плана по сдаче хлеба. А ваш колхоз, Сетнер Осипович, только один план едва дотягивает. Как это понимать? Сейчас, когда засухой охвачены южные районы нашей страны, дорога каждая лишняя тонна хлеба, сданная государству.
— Это все понятно, — перебил Сетнер Осипович секретаря. — Но, во-первых, мы — колхоз семенной, мы не хлеб сдаем, не фураж, а элитные семена. Между фуражным зерном и элитными семенами есть некоторая разница. Видимо, вас по этому вопросу плохо информировали.
Вот уже пять лет мы занимаемся семенами, обеспечиваем элитными семенами многие колхозы нашего же района, район выполняет и перевыполняет план по сдаче продовольственного и фуражного зерна. И тот урожай, который мы нынче соберем, — это семена будущего хлеба для нашего же района. Я не знаю, как вы, а лично я живу не одним годом, не одной сводкой, но я знаю, что придет весна и я должен буду сеять.
— Этому-то вы меня не учите, — фыркнул Пуговкин. Видно было, что он слегка растерян. — Однако мне говорили, что вы за тонну семян с других колхозов берете две тонны зерна. Получается, что вы живете за счет других. Это не по-коммунистически.
— У меня нет ни одного гектара рядового посева, так чем же в таком случае мне кормить колхозный скот и выдавать колхозникам? Кроме того, цены устанавливаю не я, а государство. — И Сетнер Осипович при этом так простодушно улыбнулся, что вспыхнувший было Пуговкин насупился и промолчал. А когда маленько поостыл в нем задор, он признался:
— Да, меня неправильно информировали относительно вашего колхоза.
— Мы ведь зерном на базаре не торгуем, — уже мягко и спокойно, точно внушая непонятливому ребенку, продолжал Сетнер Осипович. — И объявления в газетах не печатаем о том, что у нас есть элита, приезжайте и покупайте. Но там, где люди хотят выращивать хороший хлеб, там в первую очередь думают о семенах и ищут их по всей стране. И вот к нам едут со всех концов Чувашии, едут из Горьковской области, едут марийцы, из Мордовии едут. Теперь время такое пришло: не сеют то, что под рукой, всем нужна элита, потому что только так можно получить большой хлеб.
Секретарь райкома слушал молча, не перебивал, не делал нетерпеливых жестов. Ну и ладно, пусть знает, что Сетнер Осипович в своем деле тоже соображает. А Сетнер Осипович уже заходил с другой стороны.
— Вы большой учености человек, — подольстил он для поднятия настроения у Пуговкина. — Вы учились в академии, а там ведь не только газеты читать обучают вашего брата, это понятно. Но вот на своей земле, где я, как крот, вожусь уже второй десяток лет, маленько тоже разбираюсь. И вот объясните мне такую задачу: я, крестьянин, выращиваю скот, выращиваю зерно, картошку и прочее, все это я делаю для того, чтобы продать свою продукцию. Правильно? Значит, у меня должно быть такое право — продать, распорядиться тем, что я сделал. Правильно? Правильно, а как же иначе? Но вот: такого права у меня нет. Телят мы откармливаем до высшей упитанности, шерсть блестит на теленке, словно его не на бойню везут, а на выставку, и мясо — что надо, высший класс. А привожу я на мясокомбинат, и мне говорят: нет, Ветлов, твой скот вовсе не высшей упитанности, а только средней. Ладно. Везем сдавать картофель. Нам говорят: десять процентов веса на землю, десять процентов — на бой списываем, итого — восемьдесят центнеров вместо ста. Да помилуйте, говорю, откуда земля, если картошка чистая, время сухое, а растет она у нас на песке? Со мной и говорить не желают. Не хочешь сдавать так, как мы говорим, уматывай, освобождай место — вон какая очередь. Да и как не сдашь? — ведь колхоз должен выполнять план. Не выполни план, вы же выговор и повесите. К чему это я все вам говорю? А вот к чему. Вы человек большой учености, у нас в районе кандидатов наук еще и не бывало, и вот я думаю, что вы поймете, почему половина наших колхозов сидит на голых убытках. А тот же мясокомбинат, или молокозавод, или другая организация, работающая на нашей продукции, есть ли хоть одна из них убыточная? Нет! Только и слышно: мясокомбинат — первое место, молокозавод — Красное знамя. Почему так? Я понять этого не могу. — Сетнер Осипович театрально развел руками. Да и все у него получалось с таким естественным пафосом, что Пуговкин и в самом деле поверил, что в этой сложной проблеме Ветлов не разбирается.
— Наш начальник управления Яштаков меня в спекуляции обвиняет! — опять простодушно удивился Сетнер Осипович. — Почему же мы картофель, отборный чистый картофель, который роем деревянными лопатами, почему такой картофель мы должны сдавать по шесть копеек? И это при том, что он обходится нам самим по десять копеек! По Яштакову выходит, что колхоз должен терпеть убытки. Что мы делаем? Своим тугим умом соображаем так: зачем по шесть копеек, если семенами этот лее картофель мы сдали по девятнадцать копеек? А как же иначе, Станислав Павлович?
Станислав Павлович, насупившись, смотрел скучными глазами куда-то мимо Ветлова в окно. Однако не заметно было, что Сетнеру Осиповичу удалось обратить секретаря в свою, что называется, веру. Тонкая лесть в форме «большой учености» на него, судя по всему, не сильно подействовала.
— Это уже из другой оперы. — сказал он. — Вопрос стоит так: повышение производительности труда, снижение себестоимости. Возможно, в закупочных ценах и имеется какая-то проблема, я еще не разбирался с этим вопросом и сказать не могу, но наша цель ясная: больше молока, больше мяса, хлеба и овощей…
— На наш стол, — подсказал Сетнер Осипович.
— Да, на наш стол. Я как раз приехал по этому поводу. Специализацию и концентрацию производства надо начать с крепких, передовых колхозов. Посмотрите, что делается в других районах, да и по всей стране. Вы читаете газеты? Кругом идет специализация и концентрация. Везде строят комплексы, переводят сельскохозяйственное производство на промышленную основу. А мы? Мы все еще раскачиваемся. И довольны, как я посмотрю, что строим один межрайонный комплекс. Так дело не пойдет. Говорят, вы вчера ездили в «Восход» и посмотрели… — Пуговкин сделал значительную паузу и при этом не спускал глаз с Ветлова.
— А вы, случайно, не смотрели этот комплекс? — уныло спросил Сетнер Осипович, потому что сердце у него упало, он понял, что эта молодая энергичная глыба с высоким лбом много успеет сделать за три-четыре года, пока будет здесь работать.
Но Пуговкин, оказывается, там еще не был. Не успел.
— Но был Яштаков, он хвалит, и я ему верю.
— Знаете, как у нас в районе зовут Яштакова? Свадебный шут.
— Ну, знаете!..
Сетнер Осипович пожал плечами: я, мол, тут ни при чем, так люди говорят.
Улыбнувшись, он добавил:
— Весной он ездил по колхозам и поджигал старые стога соломы — они, видите ли, не соответствуют культуре земледелия, портят вид у полей. А между тем эта солома нынче бы зимой очень пригодилась.
— И у вас поджигал? — Пуговкин с усмешкой взглянул на Сетнера Осиповича.
— Если бы он у нас так хулиганил, я бы на него подал в суд.
— То-то я смотрю: у Ветлова все поля в старых стогах соломы!
— Не пропадет. Культура земледелия начинается с навоза, а навоза без соломы не бывает.
— Я вижу, что вы просто не любите Яштакова. Что за причина?
— Видите ли, Станислав Павлович, к дуракам да выскочкам я вообще отношусь с подозрением. Во всяком случае, близко к делу их допускать нельзя.
— Ну, хорошо! — сказал Пуговкин и стукнул ладонью по столу, словно поставил точку. — Оставим Яштакова, я с ним разберусь. На комплексе в «Восходе» я не был, это так, но подобные комплексы я видел в других областях. Видел иностранные сенажные башни. Все это отличная техника. И я не понимаю, чем не понравился вам комплекс в «Восходе».
— Может быть, комплекс и, верно, хороший, — сказал вяло Сетнер Осипович и пожал плечами. — Но коровы дают только по четыре килограмма.
— Засуха влияет на удои.
— Вот я и говорю, — поддержал он. — Коров можно поставить хоть вот в этот кабинет, но от того, что они будут стоять на паркете, удои не повысятся. Также ни к чему коровам железобетонные бомбоубежища…
— Странные рассуждения, — недовольно прервал Пуговкин. Видимо, примитивный, простой ход мыслей Сетнера Осиповича не сочетался с какой-то новой и многообещающей концепцией Станислава Павловича. Иначе что же странного было в словах Ветлова?
— Прежде комплекса нужно крепко подумать о кормовой базе, — продолжал Сетнер Осипович. — А в «Восходе» том урожай берут по тринадцать центнеров. Где же быть кормам? Очень уж дорогое молочко получается на таких комплексах. Но виновата, конечно, не техника, а дураки-председатели. И вот вместо того чтобы хорошенько разобраться в этом «Восходе» да хорошенько взгреть и выставить для примера на всеобщее обозрение, этого председателя в газетах хвалят: инициативный, передовой!
— Трудности эти временные, — твердо сказал Пуговкин. — Что же, по-вашему, лучше жить по старинке?
— Я бы так ответил: лучше жить не по старинке, не по новинке, а по-человечески да с головой. Вот я расскажу вам! Еще до войны, да и после войны, — вы, пожалуй, и не помните, ребенком были, — так вот, тогда было почему-то много кинокартин о басмачах. Или мне так сейчас кажется, не знаю, только вот осталось у меня твердое впечатление, что все главари басмачей — одноглазые. И вот уже в жизни все одноглазые люди стали мне казаться басмачами, а ведь я ненавидел их всей душой. Вот какое дело. Вы понимаете меня? Я к тому, что много сейчас шума о комплексах, но подходящих к нашим условиям комплексов пока нет. Не кажусь ли я вам таким одноглазым басмачом? Но поймите и вы меня: я не против комплексов, я против пустой траты человеческого труда, против траты народных денег на гиблое дело. Если бы я не видел, что дело это гиблое, то я бы не смущался. Но я чувствую, что нашему колхозу подобный комплекс пока не подходит. Мы начали переделывать из старой свинофермы свой комплекс, затраты тут мизерные. И пока мы прекрасно этим обойдемся. А построй я комплекс на восемьсот голов, куда я дену пять старых коровников? Они у нас кирпичные, с полной механизацией, послужат колх