Сами одним глотком допивает пиво.
— Послежу, не появится ли здесь доска Розботтома.
— Спасибо.
— Эбби. — Она открывает вторую бутылку.
— Что?
— У меня хорошее чутье на людей. Ты чего-то недоговариваешь.
— С чего ты взяла?
— Одинокая женщина, профессиональный фотограф, приезжает в маленький городок в Коста-Рике, населенный почти исключительно серфингистами. При этом сама не занимается спортом и значительно старше большинства тех, кто болтается на этом пляже… — Сами подмигивает. — За исключением разве что меня.
— Я же сказала, делаю снимки для путеводителя.
— Это глупо, — возражает Сами, откидывается на локти и обращает лицо к солнцу. — Если бы ты делала снимки для путеводителя, уже давно уехала бы из Эрмосы. Ну как, сама расскажешь, в чем дело, или начать угадывать?
В эту секунду решаю ей довериться. Мама твердила, что самый мой большой недостаток — стремление все делать самостоятельно. Зато самое главное достоинство — неимоверная целеустремленность. В год и два месяца я битый час пыталась натянуть носок и никому не позволяла помочь. У мамы имелось тому подтверждение — пятнадцатиминутное черно-белое любительское видео, на котором малышка, совершенно не похожая на меня, отчаянно (и, к слову сказать, безуспешно) сражалась с белым кружевным носочком, который никак не лез на пухлую ножку.
— Приходи вечером, когда закончишь, — говорю.
Сами что-то напевает и отзывается:
— Хорошо. Может быть, замаскироваться? Надеть черный плащ и маску?
Она приходит за полночь, и от нее разит марихуаной.
— Будешь? — вынимает из кармана самокрутку.
— Нет, спасибо.
— Как хочешь. — Плюхается на свободную кровать. — Так что за страшная тайна?
— Я потеряла девочку.
— Потеряла?!
— Дочь моего жениха, Эмму. На пляже в Сан-Франциско. Думаю, ее похитили, и эти люди здесь, в Коста-Рике. — Не рассказываю Сами, насколько зыбка версия о злоумышленниках в желтом «фольксвагене» и умалчиваю о том, что это моя последняя надежда. Может быть, самое необходимое сейчас — человек, который поверит.
— Плохая шутка, — говорит Сами. — Ну же, брось.
— Это не шутка. — Кладу на матрас два портрета.
— Черт, да ты и в самом деле меня не разыгрываешь!
— Видела этих людей?
— Кажется, нет.
— Точно? У парня на груди татуировка в виде волны. Среднего роста, мускулистый, один зрачок больше другого. А она — худая крашеная блондинка. И как будто слегка не в себе.
— Каким образом с ними связана доска Билли Розботтома?
— Эти двое были на Ошен-Бич в тот день, когда исчезла Эмма. А доска с золотой лягушкой принадлежит парню с разными зрачками.
У Сами глаза лезут на лоб.
— Поверить не могу. Похищение. Совсем как в кино.
Подруга ненадолго замолкает.
— Знаешь, серфингисты все стоят друг за друга. Поэтому лучше смотри в оба и пока помалкивай. Я тебе помогу. Поспрашиваю насчет доски.
— Спасибо. И еще кое-что… Не знаю, где искать. Сто раз просматривала карту Коста-Рики и окончательно растерялась.
— Нужно поговорить с Дуайтом, барменом из «Розового пеликана». Он живет здесь уже двадцать лет и знает всю страну вдоль и поперек. Я вас познакомлю.
— Чрезвычайно обяжешь, Сами…
— Слушай, я проголодалась. У тебя что-нибудь есть?
— Бананы, печенье, арахисовое масло, хлеб и чипсы.
— Просто склад здоровой пищи, — смеется Сами. — Не откажусь от сандвича с бананом и арахисовым маслом.
Столик у окна служит мне кухонным (на нем стоят кофеварка и спиртовка), делаю на нем два сандвича. Моя помощница посыпает свой сандвич чипсами.
— Когда-нибудь была в Грейсленде[15]?
— Нет.
— А я ездила пару лет назад. Забавно, но это вовсе никакой не особняк. Самый обычный дом, только большой. И мебель дурацкая. Зато напротив есть ресторан, где подают сандвичи с арахисовым маслом и печеными бананами. Они просто сногсшибательно хороши; два съела сразу, а третий взяла с собой. Стоит махнуть в Грейсленд лишь затем, чтобы наесться сандвичей.
Арахисовое масло очень вкусное, наконец-то я начала питаться регулярно. Оттягиваю пальцем пояс шортов и замечаю, что они начали сидеть плотнее, хотя до своего нормального веса еще есть и есть. Все твердили мне о необходимости жить дальше, а я упорно считала людей неправыми. Думала, будто невозможно жить дальше, пока Эммы нет со мной. Как выяснилось, у моего тела по этому поводу собственное мнение.
Думаю об Эмме и гадаю, здорова ли кроха. А если она выросла и поправилась? Изменилось ли ее лицо? В числе прочих вещей привезла с собой маленький альбом с двумя десятками фотографий девочки. Кое-где она с Джейком, кое-где одна; есть фотография, на которой мы с ней стоим недалеко от мемориала Почетного легиона, на фоне фонтана. Самый ранний снимок в моем альбоме сделан на Крисси-Филдс две недели спустя после нашего знакомства, а последний — за день до похищения. Даже за этот короткий промежуток времени — всего за год — внешность Эммы претерпела небольшие изменения: лицо похудело, волосы отросли. Взрослый может в течение десяти и более лет оставаться практически одним и тем же, но ребенок меняется так быстро, что фотографии, сделанные с промежутком в месяц, могут быть пугающе разными.
В альбоме есть место еще для пяти фотографий. Уже не помню, сознательно ли оставила пустыми эти несколько кармашков, когда собирала вещи. Твержу себе, что в альбоме непременно будут новые снимки, а история, которая началась на Крисси-Филдс, еще не окончена. Убеждаю себя в неотвратимости прекрасного будущего. Это не последние фотографии. В предутренних снах, невзирая на угнетенное состояние последних недель, я вижу Эмму, Джейка и себя. Вместе.
Глава 64
На следующий день Сами, как и обещала, знакомит меня с Дуайтом. Дуайт заметно выше шести футов, лысоватый и очень загорелый, его возраст трудно определить. Когда в десять часов утра мы приходим в «Розовый пеликан», Дуайт управляется один. Перемещается за стойкой приставными шагами и одновременно поднимает и опускает руки, как будто летит. Он кого-то напоминает, но не могу понять кого.
— Здравствуйте, дамы.
— Моей новой подруге Эбби нужна твоя помощь.
Дуайт останавливается, тянется через стойку и пожимает руку.
— Здравствуйте, Эбигейл. Чем могу помочь?
Теперь понимаю, на кого он похож: на Сэма Банго. Та же лысина в сочетании с юношеской энергией, и зовет он меня полным именем. Сэм Банго отказывался называть меня Эбби, потому что Эбигейл, по его мнению, звучало очень по-британски, а у него был пунктик насчет всего британского.
— Я подумала, вы сможете посоветовать лучшие места для катания на длинных досках, — говорю.
Он начинает протирать тряпочкой и без того идеально чистую стойку и вопросительно смотрит на меня.
— Катаетесь?
— Нет. Провожу исследования.
— Она фотограф. Делает снимки для путеводителя, — перебивает Сами, указывая на фотоаппарат.
— А, ну ладно. Я нарисую вам карту. Взамен пообещайте, что вставите меня в свой путеводитель.
— Договорились.
— И не просто назовете имя, я хочу видеть в книжке свое фото.
— Никаких проблем.
Дуайт вытаскивает из-за уха карандаш и начинает чертить карту на обороте меню. Он начинает с Карибского побережья.
— Здесь у нас Плайя-Бонита, а южнее — Каита. Отличные пляжи. А если в эту сторону, то самое лучшее место для серфинга — Сальса-Брава. Самые высокие волны во всей Коста-Рике. Вы знаете, что означает «Сальса-Брава»?
Отрицательно качаю головой.
— «Бешеный соус», если перевести дословно. Поэзия, блин. Единственный способ понять это изнутри — покататься там. Потрясающий коралловый риф, лучшая «труба» в мире. Любите поэзию?
— Конечно, люблю.
— Так и думал, — провозглашает Дуайт, придвигаясь ближе. — Мне всегда нравились женщины поэтического склада. Послушайте, а сколько вам лет?
— Отвяжись, — говорит Сами. — Она замужем.
— Не ври, — кивает на мою левую руку бармен. — Если замужем, то где кольцо?
— Оставила дома. От жары распухают пальцы.
— Тогда ладно…
Не знаю, поверил ли он мне, но Дуайт снова переводит взгляд на карту и продолжает рисовать.
— Честно говоря, сейчас там почти нечего делать. Пик сезона на Карибском побережье — с февраля по апрель. А летом все, кто хоть немного смыслит в досках, едут на запад.
Делает на карте пометки зеленым фломастером.
— Самое классное место — Оллис-Пойнт. Названо в честь Оливера Норта[16]. Когда-то там был секретный аэродром. С него отправляли оружие повстанцам в Никарагуа. На машине туда не добраться, придется идти пешком. Вот здесь, на юге, по направлению к Панаме, у нас Матапало. Волны размером с дом, постоянный западный ветер. Потом Плайя-Павонес, одно из самых лучших мест на планете. Если подняться выше по побережью, попадете в Доминикаль. Там довольно тихо и удобный берег. Потом Плайя-Эспадилья, прямо у входа в национальный парк Мануэль-Антонио. Уйма туристов, можно заниматься чем вздумается, но когда в бухте начнется серьезное волнение — у вас душа в пятки уйдет. Вот здесь, на севере, тоже… — Дуайт ведет ручкой вверх по карте, отмечая Куэпос, Рока-Лока, Пуэрто-Кальдера.
— А мы с вами, миссис Эбигейл, вот здесь. — Бармен подмигивает, как будто состоит со мной в тайном сговоре, и рисует большое сердечко в том месте, где находится Эрмоса — посредине между Куэпосом и Пунтаренасом. — А вот тут — Бока-Барранка, где чайникам нечего делать.
— Кому?
— Ну, всем этим людям, которые занимаются серфингом по выходным и не относятся к спорту серьезно… Бока-Барранка находится в устье реки, примерно в ста километрах на северо-запад от Сан-Хосе. Очень популярное место среди профессиональных серфингистов, в удачный день можно пролететь на волне полмили. А еще там проводятся самые давние из всех соревнований по катанию на длинны