Громкий голос объявляет взлеты и посадки. Каждый раз, когда динамики в углу начинают потрескивать, задерживаю дыхание. Пусть рейс ненадолго отложат. Пусть Джейка задержат на таможне. Еще немного времени с Эммой. Еще несколько часов. Несколько минут. Разумеется, наше грядущее воссоединение приводит меня в восторг, но я с ужасом представляю себе, как они входят в самолет и оставляют меня одну.
Наконец в двери стучат. Три раза.
Эмма подскакивает. Я тоже. Девочка сидит спиной к двери, со склоненной головой, но ее руки тут же замирают. Она смотрит на страницу и так сильно стискивает мелок, что пальчики у нее белеют. Панико открывает дверь — на пороге стоит Джейк. У него с собой никаких вещей, кроме небольшой сумки на плече. В одной руке — огромная кукла в нарядном платье и черных ботинках со шнуровкой. Счастливый отец замер в дверях и смотрит на Эмму, как будто боится поверить собственным глазам. Джейк поправился, и волосы у него отросли.
Слегка касаюсь ее руки:
— Эмма, посмотри, кто пришел.
Она смотрит на меня, не выпуская мелок, и не двигается. Джейк подходит к столу и опускается на колени рядом с дочерью. Когда та видит отца, в ней что-то меняется, лицо Эммы светлеет, на губах появляется тонкая улыбка. Джейк роняет куклу, заключает Эмму в объятия и рыдает, уткнувшись лицом в ее волосы.
— Это ты. Поверить не могу. Действительно ты.
— Конечно, я, папа.
Панико отводит взгляд. Подобно мне, человек Уиггинса чувствует себя посторонним в этот момент.
Джейк смотрит на меня:
— Поверить не могу…
— Я знаю.
Болфаур берет Эмму на руки, подходит ко мне и крепко обнимает. От него приятно пахнет, и он отлично выглядит.
— Ты все-таки оказалась права. Прости, что сомневался.
Эмма смотрит на куклу, лежащую на полу, широко улыбается и пытается высвободиться из отцовских рук.
— Это Фелисити, — говорит Джейк, ставя дочь наземь.
Девочка трогает волосы куклы, щупает белое кружево, которым отделан подол платья.
— Она красивая.
Джейк смотрит на Эмму так, словно все еще не верит в реальность происходящего. Как будто боится в любой момент проснуться.
— Наш рейс через два часа. Может, выпьем кофе?
Мне трудно сдержать смех.
— Ты шутишь?
Панико делает шаг вперед.
— Я из посольства, — обращается он к Джейку. — Встречу вас у выхода и удостоверюсь, что благополучно сели в самолет. Паспорт Эммы не забыли?
— Здесь. — Джейк похлопывает по карману куртки. — Спасибо за помощь.
— Не благодарите меня, — говорит Панико. — Это все Эбби.
— Что еще ты знаешь? — спрашивает Болфаур у меня.
Эмма занята — развязывает и завязывает шнурки кукольных ботинок.
— Мужчина из желтого «фольксвагена» — двоюродный брат Лизбет, — негромко говорю. — По крайней мере так они сказали Эмме.
Джейк недоверчиво качает головой.
Несу куклу, Джейк несет Эмму — спускаемся в кафе. Панико шагает следом. Дочь не сводит глаз с отца, он с нее, я гляжу на обоих. Это так странно — мы трое, вместе идем по аэропорту, как самая обычная семья.
— Тебе надо подстричься, — говорит Эмма, щупая длинную отцовскую челку.
— Ты сама меня подстрижешь, когда вернемся домой, — отвечает тот сдавленным голосом.
Заказываем кофе, фруктовый коктейль для Эммы и пирожные. Садимся за уединенный столик у окна. Джейк придвигает стул Эммы поближе к своему и начинает разламывать для нее пирожное на маленькие кусочки, как всегда это делал, но малышка притягивает к себе тарелку и говорит:
— Я сама.
— Извини. — Джейк улыбается. — Полагаю, ты уже большая. Господи, только посмотри, Эбби, как она выросла.
Эмма ухмыляется и как будто хочет что-то сказать, но вместо этого принимается жевать пирожное.
— Что? — спрашивает Джейк.
— Я стала выше, а ты толще.
Мы смеемся, Эмма тоже.
— Я так по тебе скучал. Ты даже не представляешь…
Девочка вытирает рот тыльной стороной ладони и смотрит в тарелку.
Знаю, он изо всех сил сдерживается, чтобы не засыпать ее вопросами. Болфаур не сводит с дочери глаз словно зачарованный.
— Твоя спальня осталась такой же, как и раньше, — говорит Джейк. — А на Рождество было много подарков.
У Эммы расширяются глаза.
— И когда мне можно будет их открыть?
— Сразу по приезде.
— А еще — подарки на день рождения, — добавляю.
Она как будто смущается.
— На день рождения?
— В ноябре. Помнишь? Тебе теперь семь.
Глаза ребенка загораются.
— Мне семь?
Из динамиков раздается голос, который сообщает нам о начале посадки на рейс в Сан-Франциско.
— Это наш. Детка, ты готова?
— Да.
Джейк тянется через стол и берет меня за руку.
— Когда приедешь?
— Не знаю. Надеюсь, что скоро. Здесь еще столько возни…
Наш разговор напоминает скверно поставленную пьесу.
Режиссура никуда не годится, реплики бессмысленные, оба говорим громче, чем требуется. Мысленно принимаюсь подсчитывать, каковы наши шансы. Перед моим отъездом в Коста-Рику Джейк недвусмысленно дал понять, что между нами все кончено. Но разве положение вещей не изменилось? Разве я не сделала то единственное, что могло вернуть его мне, а наши жизни вновь направить по привычному руслу?
Но спросить его невозможно. Это вовсе не похоже на сцену нашего воссоединения, которую я представляла себе с тех самых пор, как прибыла в Коста-Рику. Все воображала, как мы втроем, единой семьей, возвращаемся домой. Но суть в том, что семья — лишь Эмма и Джейк. И только они.
Подхожу к Эмме, наклоняюсь и обнимаю. Не хочу ее отпускать.
— До свидания, малышка.
— А ты не летишь с нами?
— Я должна ненадолго задержаться. Но скоро приеду.
— Хорошо.
— Пока, Джейк.
— Спасибо тебе. Свершилось чудо.
Он отбрасывает прядь моих волос за плечо — так, как сделал на нашем первом свидании. Удивительное дело — простого жеста достаточно, чтобы вновь пробудить в человеке надежду.
Джейк берет Эмму на руки; девочка оборачивается ко мне и машет.
— Adios.
— До свидания, Эмма.
Наблюдаю, как они идут к выходу — Джейк шагает быстро, словно ему не терпится поскорее отсюда выбраться. Отец и дочь будто возвращаются домой после каникул, а я — всего лишь любовница Джейка. Та часть уравнения, которую необходимо вычесть для получения надлежащего результата.
Глава 79
Вечер. Номер гостиницы в Сан-Хосе. Ожидание. День триста тридцать пятый. Когда произвожу этот мысленный подсчет, понимаю всю нелепость календаря, которым была одержима весь год. Начинаю с нуля. Да, минуло триста тридцать пять дней с тех пор, как я потеряла Эмму. И два дня с тех пор, как нашла.
Сижу на балконе. В соседнем номере громко играет музыка — недостаточно громко для того, чтобы заглушить звуки, которая издает парочка, занимающаяся сексом. Раньше я уже их видела. Худой мужчина и полная женщина, без багажа. Мне следовало бы приняться за дело — писать благодарственные письма, рассылать сообщения, звонить всем, кого знаю. Но кому писать? А телефонную трубку я и так не выпускала все утро. Рассказала Аннабель, Нелл и Нику. Одержимость Эммой в течение минувшего года значительно сократила круг моих знакомств. Больше некому звонить.
Джейк и Эмма прибыли в Сан-Франциско вчера вечером и угодили в объятия нескольких десятков доброжелателей, собравшихся в аэропорту с приветственными плакатами и мягкими игрушками. Джейк позвонил из дома и сообщил, что они долетели.
— Можно поговорить с Эммой? — спрашиваю.
— Она уже спит.
— А завтра?
— Конечно.
Длинная пауза.
— Спасибо, — повторяет Джейк. — До сих пор поверить не могу.
В течение долгого времени каждая минута моей жизни была посвящена поиску девочки. А теперь не знаю, чем заняться. Включаю телевизор, смотрю «Индиану Джонса» и борюсь со сном. Думаю об Эмме, спящей в собственной кровати. Представляю себе Джейка, который сидит в детской. Наконец, усталый, он решает пойти спать, но на пороге останавливается, не в силах покинуть Эмму. В итоге Болфаур проводит в комнате дочери всю ночь и наблюдает за тем, как этот прелестный ребенок дышит во сне. Может быть, она вдруг проснется и начнет плакать — тогда он бросится к ней. Сначала малышка его не узнает. Не узнает свою постель, комнату, игрушки и спросит: «Где Тедди? Где Джейн?» Интересно, что Джейк ей ответит?
На экране взрывы, змеи и Кейт Кэпшоу в крошечном купальнике. Парочка в соседнем номере успокаивается; по коридору проносится смех. Засыпаю.
Внезапный стук в дверь. Ритмичный и четкий — примерно так же Аннабель в детстве стучалась ко мне в комнату. У нас был специальный код. Проснувшись, думаю, что стук приснился, но затем он повторяется. Натягиваю платье (купленное сегодня утром в небольшом торговом центре рядом с мотелем) и открываю дверь. На пороге стоит мужчина среднего роста, мускулистый, в кубинской рубашке, соломенной шляпе и просторных брюках цвета хаки. Очень смуглый. Явно американец, но в нем есть что-то необычное. Утренний гость абсолютно не похож на туристов, которые бродят по рынкам Сан-Хосе, то и дело оглядываясь и судорожно стискивая бумажники.
— Я Уиггинс. — Он заходит. — Отличный номер.
— Спасибо.
— Шутка.
— Простите?
— Ну, это была шутка. Насчет номера.
— О! Поняла.
Радужное настроение Уиггинса сбивает меня с толку. Наверное, я рисовала себе кого-то в бронежилете и высоких ботинках, с рацией в руках. Парочка в соседнем номере снова начинает возню.
— Прошу прощения за звуковые эффекты.
— Не извиняйтесь, вы-то здесь ни при чем. — Он чем-то звенит в кармане и вытаскивает массивный ключ на цепочке. — Готовы?
— Куда едем?
— В участок. На опознание.
— Что?!
— Вам придется опознать тех двоих.
— Вы хотите сказать, что нашли их?
— Да.
Вчера по телефону я поделилась с Уиггинсом подробностями поисков. Думала, охота на Тедди и Джейн займет недели, если не месяцы. А теперь выясняется, что Уиггинс поймал преступников, я должна их опознать — и все. Это кажется слишком простым, особенно спустя месяцы розысков. Мне бы хотелось быть там, когда их арестовали, и видеть,