Только дверь бара была закрыта за нами, Сюзанна стала говорить. «Ира, кажется, мне нужна помощь».
В этом путешествии я слышала многие истории и рассказывала многие. Но эта история была еще незаконченной, живой, она разворачивалась прямо передо мной, и Сюзанна хотела, чтобы я участвовала в ней. «Выкладывай», – сохраняя спокойствие, сказала я.
Оказалось, что Сюзанна – настоящая сердцеедка. Точнее, она влюбляет в себя мужчин неосознанно. Она скорее открыто и добро общается с людьми, и недолюбленные мужчины принимают это за романтическую связь. Высокий пилигрим, вошедший в бар, – один из самых ярых поклонников Сюзанны. Чтобы идти за ней, он изменил первоначальный маршрут, свернул на португальский путь, останавливался в тех же приютах, что и сердцеедка, чтобы больше времени провести с ней. За один вечер как-то он пытался поцеловать ее три раза, после чего Сюзанна встала утром спозаранку, тихо собрала вещи и упорхнула в португальское утро, изменив маршрут. Огромный пилигрим обрывал телефоны, спамил в почту и социальные сети, но нигде не получал ответа. В итоге он дошел до Финистерры и встретил сбежавшую подругу в анархистском баре на краю Земли. Я стала невольным свидетелем этой встречи несколько минут назад. Сюзанна была испугана, она чувствовала, как и я, что история не закончена. Она не разрезала нить, связывающую их с гигантским пилигримом, и он все же нашел способ встретиться с ней.
Кажется, что перестать общаться с человеком очень просто. Уверена, что у каждого человека в жизни была история, когда другой поселялся в сердце без постоянной регистрации, заполняя собой мысли, будоражил сознание невозможностью продолжения, чувствами, у которых нет будущего. Такие люди приходят в жизнь, чтобы научить нас жить здесь и сейчас, они словно возвращают нас на землю, нарушая планы и изменяя маршруты, они следуют своим безумным идеям и не хотят слышать рациональные доводы. Они немного дети, смелые, злые, настойчивые. С ними нельзя строить отношения, но их можно любить. Две разные вещи.
Сюзанне было страшно. Сигаретный дым заполнял ее пустые легкие, создавая иллюзию наполненности, тепла и защищенности. «Ира, я не хочу быть с ним. Я сказала ему, что он не мой мужчина. Но он вбил себе в голову, что у нас любовь, а я просто боюсь отдаться чувствам. Он мне нравится, но я не вижу нас вместе. Зачем он пришел?»
Сюзанна выговаривалась еще какое-то время. Казалось, что она играет в бильярд сама с собой и никак не может загнать ни одного шара в лузу, они бились друг о друга и борта стола.
Я спросила ее:
– Ты боишься его обидеть отказом, потому что он стал тебе дорог?
– Да.
Первый шар упал в лузу. Сюзанна выдохнула.
– Понимаю. Это бывает, когда человек дорог, но не хочется быть с ним как с партнером. Ты и не должна. И он достаточно силен, чтобы принять отказ.
Второй шар отправился к первому. Дальше Сюзанна решила разыграть партию на троих.
Мы вернулись в бар. Большой пилигрим разговаривал с немецкой алкоголичкой. Я подсела к ним, пока Сюзанна вышла прогуляться к океану. Большой пилигрим повернулся ко мне:
– Тебе повезло, что ты встретилась с Сюзанной. Она чудо.
– Согласна.
– Я ради нее изменил маршрут. Я влюблен в нее по уши, она тоже в меня влюблена. Но боится соединиться со своими чувствами. Я искал ее, чтобы поговорить.
– Слушай, ну она же уже однажды сказала «нет».
– Она это сделала под влиянием страха. Я хочу ее переубедить.
– Слушай, ну ты же не ее психолог, чтобы разбираться в хитросплетениях чувств. Она сказала тебе «нет».
– Она любит меня, но боится.
Большой пилигрим завел свою шарманку. Он был похож на Одиссея, связанного по рукам и ногам, молящего отвязать его от мачты, потому что он слышал чудесный голос сирен. Но я была глухим матросом. По крайней мере, от меня разрешения быть с Сюзанной он не получит.
– Прости, я, наверное, не так выражаю свои мысли, я хочу сказать так, чтобы ты меня услышал. Сюзанна сказала тебе «нет». Верно? Не имеет значения, по каким причинам она сказала тебе «нет». Тем более не имеет значения интерпретация причин. Она подкрепила «нет» уходом. Это не игра. Я чувствую, что тебе больно это принять. Но другой человек свободен, им нельзя обладать просто потому, что так хочется, нельзя вытрясти из него взаимность и принудить к любви. Потому что любовь – дитя свободы. Тем более, когда любишь, хочешь человеку счастья, с тобой или без тебя. Для «без тебя» надо много мужества и принятия. Прости, что говорю с тобой об этом. Я представляю себе, как тебе сейчас больно.
Большой пилигрим сник. Его крупные ослабшие локти не справлялись с функцией поддержки туловища, голова впала в плечи, и казалось, что он заплачет. Но он держался. Пришло его время забивать шары в лузы.
Я же при всей внешней невозмутимости чувствовала себя пораженной громом. Я такая же, как он. Не желаю слышать слово «нет». Даже когда факты свидетельствуют об отказе, я хватаюсь за малейший волосок надежды и следую за человеком. Если не физически, то мысленно изменяю собственные маршруты, гуляю в своих фантазиях с избранником по улицам несуществующих городов, разговариваю с его светлым образом, получая несуществующее иллюзорное внимание. Психика не желает принимать слово «нет», а эго хочет владеть тем, что никогда ему не принадлежало. И я прониклась чувством благодарности к этому неудачливому в любви большому пилигриму за ту искренность, с которой он говорил со мной, и за сам факт присутствия в моей жизни, и за иллюстрацию моих собственных разрушающих мыслей.
Сюзанна вернулась за столик. Пилигрим воспрянул. Мы поговорили еще какое-то время об отстраненных вещах. Я отправилась спать, чувствуя, что все слова были уже сказаны.
Утром я пошла провожать Сюзанну на автобус. Перед самым отъездом она сказала мне, что прощание с пилигримом было очень спокойным, без его надрыва, без убеждений в вечной любви и просьб подумать еще раз. Каждый просто продолжил свой путь: она без него, а он без нее. Я была рада такому окончанию еще одной истории. Автобус, увозящий Сюзанну в ее нормальную жизнь, скрылся за поворотом, а я одиноко побрела к океану, рожавшему красное утреннее солнце.
Ночь с бездомными. Сантьяго-де-Компостела
В Финистерре я почувствовала, что мой путь окончен. Пора возвращаться в Севилью.
Я приехала в Сантьяго-де-Компостела около девяти часов вечера. Я думала переночевать в приюте или эпично закончить свой путь ночевкой напротив стен кафедрального собора. Завтра волшебство пути уже не будет иметь силу.
Внезапно я услышала английскую речь за спиной, обращенную ко мне: «Вы ищете место для ночлега?» – Я обернулась. «Если у вас есть палатка или гамак, я могу вам показать одно место на природе. Я сам живу недалеко от этого места в заброшенном доме». Мужчина выглядел интеллигентным бездомным, в шляпе, чистой одежде, с рюкзаком и в добротных походных ботинках, которые выглядели намного лучше, чем мои ботинки-стариканы, в которых я прошла всю Испанию. Я, подчиняясь голосу защитного рефлекса, на автомате вежливо сказала: «Нет, спасибо!».
Я все же склонялась к ночевке в приюте. Он располагался недалеко от выхода из города. Нам было по пути с гостеприимным бездомным, и мы разговорились. Он рассказал, что родился в Испании, долгое время жил в Италии и Германии, знает несколько языков, любит Достоевского и Толстого. Когда-то у него были машина и дом, но машину он подарил, а про дом не захотел говорить. Я сразу внутри себя прозвала его Интеллигентом. Мы зашли в магазин, он купил грибов, сосисок и вина. Я подумала, что он неопасный, а жизнь бездомных всегда была для меня интересна и непостижима. Я боялась и мысленно спрашивала себя: «Ну чего тебе спокойно не живется?». Но все равно пошла с Интеллигентом за город, разделить жизнь бездомных на одну ночь, мужественно сжимая в руке согнутую железную вилку, которую на всякий пожарный стала носить в правом кармане куртки после рассказов управляющей приютом о маньяке-убийце.
Мы шли за город, оставляя собор, домики, площади города, освещенные ночными фонарями, позади. Дорога была узкая для двоих. Я пропустила Интеллигента вперед. Оставлять его позади себя не очень хотелось. Он на чем свет ругал испанских политиков, вышагивая впереди меня. Потом он обернулся, посмотрел мне в глаза и изрек: «А ты очень красивая!». Я подумала, что вот оно, началось. И уже примерялась, куда я ударю своей согнутой вилкой, прежде чем убежать. Я прямо спросила его, стоит ли мне воспринимать комплимент как намек на что-либо? Он в ответ смутился, сотню раз извинился и уверил, что не имел злых мыслей. Просто хотел сказать комплимент. Я разжала руку, и вилка упала на дно кармана.
Через несколько минут в темноте я увидела костер. Когда мы подошли ближе, я увидела десять силуэтов людей, сидящих вокруг него. Мне хотелось убежать, так страшно мне было: ночь, я с каким-то странным мужчиной пришла в поле к людям, которые здесь живут, я не понимаю испанского, я девушка, никто из друзей не знает, где я. Но я не убежала. Большинство из сидящих у костра были мне рады, все говорили по-испански, смеялись и приветствовали русского пилигрима. Наиболее пьяный и старый обитатель города бездомных по имени Пако подошел ко мне и начал по-испански что-то говорить про свои путешествия. Я почти ничего не понимала и стояла, словно парализованная. Он стал по-пьяному обниматься со мной, я не давалась. Напряжение нарастало. Тут из толпы сидящих у костра отделился силуэт, подошел к нам, отогнал Пако мягко и аккуратно, что-то объяснив ему по-испански, и на нормальном английском спросил, как меня зовут. Я выдохнула. Это был французский пилигрим. Он сказал, чтобы я ничего не боялась, все здесь пьяные, но добрые, он уверил, что никто не причинит мне зла. Он посадил меня греться у костра и накормил яблоком. Я немного успокоилась и стала наблюдать.
Напротив меня сидел поляк. Он переехал в Испанию несколько лет назад, работал лесорубом. Потом он устал, ему надоело, платили немного, и он вовсе перестал работать. Он чудно играл на гитаре и губной гармошке, балагурил и прижимался к соседке справа. Соседка справа – Ольга. Босс, как ее все называли, была главной в этом городе из пластиковых пакетов. Выглядела она как ленивец: за весь вечер слова не сказала, вся в сером, мягком, шерстяном, с большими глазами и заторможенной реакцией, наверное, под марихуаной. Француз Джонатан с натуральными дредами. Я слышала истории про него от путешественников: он такой светлый, что другие пилигримы готовы были платить за него, чтобы он оставался с ними в приютах ночевать, но он отказывался, предпочитая спать на улице. Следующим по кругу был мой защитник – француз. В прошлом солдат французской армии, отслужив пять лет по контракту, он купил дом на острове Корсика, там сейчас живет его мама, а сам уехал путешествовать. Сейчас он работает волонтером на тропе: чистит путь, обновляет стрелки, строит мосты. А я думала: кто всем этим занимается? Он не любит спать под крышей и предпочитает спать в палатке, нежели ночевать в приюте. На ту ночь француз уступил мне свой прекрасный горный тент, чтобы я не мерзла в гамаке.