Мама Нины также была занята изданием книги об отце Нины. Он был известным певцом и музыкантом. Он погиб, когда Нине было два года. Мама Нины однажды рассказала мне историю любви за чашкой бразильского кофе.
Мама и папа Нины полюбили друг друга с первого взгляда. Небольшой бразильский город на побережье, дорожка вьется через дома, слишком узкая, чтобы два человека могли идти рядом. Высокий парень с кудрявыми волосами, одетый в брюки клеш, с гитарой за спиной, столкнулся лицом к лицу с черноволосой застенчивой девушкой, которая при виде парня на этой небольшой улочке опустила глаза. Пытаясь разойтись, оба делали шаги в зеркальном отражении, сами того не зная, кружась в своем первом танце.
Девушка, наконец, поборов смущение, подняла голову и снизу вверх посмотрела в лицо гитаристу. «Какой дорогой ты хочешь идти?» – спросила она. Он ей ответил: «Твоей».
Через год они поженились и уехали в Штаты. Папа Нины учился музыке, мама Нины – английскому. Они очень хотели ребенка. Когда они вернулись в бразильский город, где произошла их первая встреча, у них родилась девочка, которую через двадцать четыре года я встречу в аэропорту Барселоны и полюблю всем сердцем. Папа Нины стал известным гитаристом, исполнителем собственных песен, мама преподавала английский и продюсировала мужа. Молодая семья ездила на концерты в полном составе, в доме было много музыки, в гости постоянно приходили поэты, артисты и музыканты. Малышке едва исполнилось два года, когда все желтые газеты Бразилии запестрили фотографиями с места автокатастрофы, в которой погиб музыкант. Это был папа Нины.
Все в городе напоминало о нем. Океан, лестница их общего дома, кафе, где они собирались с группой, узкая улочка. Мама Нины больше никого не смогла полюбить. Никогда. Через год мама Нины собирается с духом, кутает маленькую Нину в куртку и штаны и из бразильского лета вместе с дочкой улетает в испанскую зиму. Мама работала продюсером группы, играющей джаз. Группа часто играла в Барселоне в клубе Харлем. Эту историю вы уже знаете.
В один из дней, когда мы завтракали, Нина спросила маму: «Почему ты сегодня так хорошо выглядишь?» «Потому что я скучаю по твоему отцу!» – был ответ мамы Нины. Такие дела.
Наблюдая за взаимоотношениями Нины и ее мамы, я заметила, что дети, рожденные в любви, даже выглядят особенно. В них есть уверенность в себе, ведь мир ждал их появления на свет. Они верят в себя и верят в других. Они, будучи наполненными с самого рождения, могут делиться силой и вдохновением. Нина тоже со мной делилась.
Мы были с Ниной на пляже, который называется Злым. Волны были как лошади. Бешеные, с белой гривой, рвущиеся вперед и бегущие назад быстрой горделивой поступью. Солнце жарило тропическим ультрафиолетом. Я вспомнила, как тонула во Владивостоке, и снова стала бояться океана как силы, которая может разрушать. Вспомнила, как волны накрывали мое тщедушное не слушавшееся тело, а в глазах чернело от недостатка кислорода. Вспомнила, как в голове была звенящая пустота и только две мысли били в виски: «Это действительно все?» и «Маму жалко». Вспомнила, как я чувствовала собственную слабость. Вспомнила усталость на берегу: жива! Такой усталости я никогда в жизни не испытывала: ни до, ни после. Наверное, так устают только младенцы во время родов, находясь на грани жизни чуточку больше, чем на грани смерти. Я вспомнила свою ободранную о прибрежные камни спину.
Но океан, даровавший мне второй шанс тогда, снова манил меня буйством стихии, вызывал меня на борьбу со своим страхом, порожденным незнанием его законов. Бразильянка увидела мои горящие глаза и почувствовала мой страх. «Бояться океана не надо, надо его уважать. Так серферы говорят», – сказала моя бразильская подруга.
Мне очень хотелось побыть на волнах, ощутить их тягучую силу, подъем и спуск гребня, быть накрытой пеной. Но я боялась. Боялась снова бороться с волнами, как во Владивостоке. Но в этот раз не выжить. Подруга чувствовала этот страх и сказала спокойнейшим из голосов: «Пойдем». Мои зрачки расширились, я физически почувствовала выброс адреналина. Как будто сорвался со скалы и летишь вниз, и вот та самая первая секунда срыва… Мне хотелось преодолеть страх. Нина объяснила мне, когда надо заходить в воду, когда встречаться с волной, как пересечь точку, где волны режутся о берег и набирают свою затягивающую силу. Мы зашли в воду.
Я перестала слушать свой страх и слушала голос Нины: «Так, смотри, это большая волна. К ней надо подойти самой. Сейчас, сейчас, скорее». И я шла, ведомая голосом и океаном. «Ныряй», – и я ныряла. «Иди скорее на волну», – и я шла. У меня получалось, но без Нины не получилось бы. Меня все же сбила с ног одна волна. Нина сказала, что это произошло, потому что я не пошла в глубину и осталась на месте.
Мы вышли на берег. Я смеялась как ребенок, и делала колесо на песке, и обнимала Нину. Вечером Нина сказала, что волны действительно были опасными в тот день, но она верила, что мне нужно встретиться со своим страхом, посмотреть в его глаза и оставить его за спиной.
Я думала потом о сбившей меня волне, когда я боялась идти глубже. Наверное, и жизнь такая: она бьет тогда, когда из-за страха не идешь в глубину. Во всех смыслах.
P.s. Хочу, чтобы Нина самостоятельно когда-нибудь прочитала эту главу на русском.
Уроки португальского
Я прилетела в Бразилию, не зная ни слова по-португальски. Заявляться в страну, где английский практически не используют, без каких-либо знаний местного языка было несколько самонадеянно.
В Сан-Паулу ко мне среди бела дня пристал бездомный. Вцепился в мой рюкзак и давай меня за него дергать. Тащил меня, тащил, как дедка репку, но рюкзак утащить не смог, потому что он был застегнут на грудной обхват. Я судорожно стала перебирать в голове испанские слова, подходящие к ситуации, и кроме pasar – «проходи», ничего не нашла в закромах памяти. Тогда я начала благим матом кричать это одно-единственное слово бездомному, пытающемуся забрать мой рюкзак. Уверенный в себе бездомный отлип от моего рюкзака и начал беззлобно хохотать. Я, освоободившись, пошла своей дорогой. Оказалось, что испанское pasar в моем произношении было неотличимо от португальского passear, что означает «гулять с собакой». Интересно, что его так рассмешило?
Португальский был необходим как воздух. Первые уроки мне преподала Нина.
Однажды на уроке португальского с Ниной мы изучали тему семья. Я назвала имя моей тети – Галина. Нина сложилась пополам от смеха. Я не поняла, в чем дело. Она объяснила: Галина по-португальски – это курица и девушка, которая не отказывает мужчинам. Название курицы на португальском навсегда осталось в моей памяти. Когда мне нужно было аккуратно отшить собеседника, с которым мне было неинтересно, я произносила коронную фразу про свою тетушку, и назойливый парень терял интерес, принимая меня за сумасшедшую. Русское имя Федор по-португальски означает вонючка. Гале и Феде, когда они приедут в Бразилию, лучше немного видоизменить имена.
Потом я начала учить язык сама. Я редко останавливалась в одном месте дольше пары недель, потому ни на какие курсы не ходила. Я знала, что все языки держатся на глаголах. Если человек знает много глаголов, он может более-менее порядочно изъясниться с собеседником без знания сложных грамматических конструкций, времен и деепричастных оборотов. Потому я просто учила глаголы, спрашивая своих друзей о контексте их употребления. А также я мимикрировала под собеседника, подмечая новые слова, запоминая их и тут же используя в разговоре, чтобы не забыть. Эта схема изучения отлично работала без просиживания штанов в классах и скучной долбежки грамматики.
Начало работы с WWF. Сан-Паулу – Рио-де-Жанейро
Во время моего житья-бытья в Нинином доме мне ответили из Фонда дикой природы. Путешествия ради путешествия меня не прельщали. За время своего долгого пути по Испании я осознала, что мне хочется быть полезной везде, где я нахожусь. Работа мечты, на поиски которой я отправилась, все еще была не найдена мной. Мне хотелось соединиться с тем чувством, когда делаешь то, во что веришь. Потому в Бразилии мне хотелось найти проект, который мне по-настоящему понравится, независимо от оплаты, и поработать в нем.
Несколько лет я искала в закромах мозга и в запыленных уголках души собственные ценности, спрашивая себя, что я люблю, от чего у меня загораются глаза, что делает меня счастливее, чем бы я хотела поделиться с другими, что за свою короткую жизнь я хотела бы создать или сохранить. Мне было мало хорошо устроиться и сытно есть. Мне хотелось верить в собственное дело, видеть результаты трудов, которые удовлетворяли бы меня в первую очередь. Путем подбора я обнаружила, что у меня есть тяга к природе, к лесам, полям, океану. Мне хотелось знать столпы мироустройства, знать логику приливов и отливов, знать законы роста дерева из семечка и причины круговорота воды. Мне хотелось узнать, как устроен базис. Знание исключительно надстройки в виде правовой системы общества больше не могло меня удовлетворить. Мне хотелось вернуться к истокам, к тому, с чего все началось. У ветра я просила совета, лес был моим учителем, вода пела мне колыбельные. В Бразилии мой план удался. Я работала в природоохранном проекте и чувствовала себя на своем месте.
Никогда не знала, чем занимаются компании, защищающие природу. Я думала, что они организуют спасение черепах, фотографируют белых медведей, которым жарко, и под это дело получают гранты Организации Объединенных Наций, собирают деньги, чтобы построить скворечники. А работники все сплошь зеленые, вегетарианцы, работают на голом энтузиазме, бегают с плакатами в поддержку вымирающего вида обезьян и носят тематические футболки из вторсырья со значком «подлежит переработке». Однако только последний стереотип оказался правдой, и то не все носят.
Мой друг через социальные сети познакомил меня с координатором проектов Фонда дикой природы в Бразилии. И понеслось.