Я оказалась в нужное время в нужном месте, поющей в унисон с самой собой, людьми и природой. Везде вовремя. Тогда прекратились вопросы о поиске смысла жизни, действия совершались легко, без внутреннего сопротивления и излишних размышлений о верности или ошибочности пути. Это состояние стало настолько естественным за время работы над тропой, что к прошлому состоянию смятения возвращаться не хотелось ни под каким предлогом.
Письмо капитана
Однажды после трудового дня на тропе я открыла электронную почту. Во входящих маячило сообщение от капитана, с которым мы расстались в Гибралтаре, не найдя общего языка. Надо признаться, во время ухода с корабля я чувствовала себя отверженной: не такой, неправильной, недостойной. Несмотря на последующие успехи и доброту людей, я по-прежнему чувствовала неполноценность в связи с тем, что я не смогла сработаться на лодке и была отправлена восвояси. Конечно же, я работала над собой. Это позволило мне не бояться начинать новую деятельность, но где-то на подкорке пикало: не такая, не такая, уволить, уволить. Наверное, этот ужас сродни первобытному страху быть выкинутым из стаи. Не прокормишь себя, род не продлишь и сдохнешь на морозе. Вероятно, поэтому мы сильно переживаем из-за расставаний и увольнений.
Я с сильно бьющимся сердцем открыла письмо. Сообщение передавало мне добрые слова капитана. Текст его был примерно следующий: «Ты все делаешь классно. Продолжай в том же духе. Я вернулся в Торонто. Когда соберешься приехать в Канаду, ты будешь желанным гостем в моем доме». Сначала я подумала, что капитан ошибся адресатом. Я написала ему письму с вопросом: «Вы уверены, что направили сообщение правильному человеку?» Капитан ничего не отвечал.
Я задумалась. Такая оплошность с адресатом не может случиться у капитана, брокера, который играл на бирже, как бог, деньгами своих клиентов. У капитана, который был доктором математических наук. У капитана, который просил удалить фотографии, где есть хоть тень его улыбки, потому что он всегда был очень серьезным. Такие люди не делают глупых ошибок.
Возможно, у него тоже произошла переоценка собственных действий. Этому несентиментальному мужчине наверняка было непросто протянуть трубку мира своему бывшему моряку, который по национальности, жизненному опыту, статусу, возрасту и социальному положению отличался от него. Некоторые, например, никогда не извиняются перед своими детьми, считая себя априори правыми. И тут капитан смягчился. Я отправила ему осторожное письмо, где благодарила его за тот опыт, что он мне дал.
Капитан, несмотря на наши размолвки, действительно нравился мне своим обстоятельным подходом к подготовке корабля. Мне нравилось его уважительное отношение к людям. Он был хорошим учителем навигации, довольно терпеливым. Да, не самым открытым и довольным человеком на свете, но не мне в него кидать камни. Даже после ухода с корабля у меня не было претензий к нему. Было только ощущение собственной неполноценности.
Капитан ответил, что иногда обстоятельства не соответствуют нашей натуре. Но это вовсе не повод думать, что с нами что-то не так. Иногда мы пытаемся вставить шар в отверстие квадратной формы. Вот и все. А со мной все в порядке, и он действительно будет рад видеть меня у себя в гостях.
Мне даже дышать после этого сообщения стало легче. Словно какой-то зажим в теле расслабился и дал свободу движениям. Я хочу быть частью стаи, не хочу отвержения и голодной смерти. Капитан своим сообщением словно по-отцовски сказал: «С тобой все в порядке. Иди и живи». Я послушалась его совета. На следующее утро я проснулась и с новыми силами продолжила делать Путь Атлантического леса.
Животные Вообразилии
Помню учебник географии седьмого класса с невиданной природой других континентов. Мне этот учебник казался фантастической книгой. Животные были совсем не похожи на тех, что я видела в краеведческих музеях родного города, что неудивительно. К тому же зачем знать про расположение стран и городов, в которых я никогда не побываю? В то время я не знала лично ни одного человека, который бы путешествовал за рубеж. До соседнего города-то не каждый добирался. Мой мир тогда был очень мал: 5 километров набережной вдоль Волги, лес да горы, школа и редкие лыжные походы. Потому рассказы про Бразилию были для меня на одном уровне реальности с «Марсианскими хрониками» Рэя Брэдбери. Когда я добралась до Бразилии, поняла, что учебник географии седьмого класса не обманывал насчет богатой фауны Южной Америки. Может быть, и на Марсе побываю, проверю предположения Рэя.
Встречи с животными Бразилии у меня происходили нежданно-негаданно.
Аллигаторы – жакаре – в Бразилии живут в реках прямо в городах. Во Флорианополисе я видела одного рядом с супермаркетом. Только я стояла с открытым ртом, остальные прохожие даже внимания не обратили. Ничего необычного. В одном из парков Флорианополиса живут два крокодила по соседству с черепахами и утками. Цапля в этом парке более опасна для аллигаторов, чем аллигаторы для цапли. Им до нее дела нет, а вот эта цапля-тиран съедает яйца аллигаторов, и малыши-крокодильчики не могут уродиться который год.
Туканы, обитающие в восстановленных лесах фазенды, обожали плоды карамболы, как и гуси, как и я. Мы были вечными конкурентами. Сначала тукан – птица из нарисованного мира, словно раскрашенная красным и желтым фломастером, клевал плоды, висящие на дереве. Некоторые фрукты падали на землю. Их подъедали гуси. Уже потом я. Третье почетное место.
Однажды я очищала дерево вишни, растущее рядом с домом, от бромелиевых и нашла на ветке кожу ядовитой змеи. Стала бояться выходить на улицу.
Ночью шла через эвкалиптовый лес, подумала, что попала в первую часть Гарри Поттера, и через пять минут с одного из эвкалиптов на землю спустилась сова. Мистика.
Ехала по городу на велосипеде и увидела огромных сурков – капибар – на газоне, чуть с велосипеда не упала. Они были мокрые после купания, с зализанными прическами, как у молодого Элвиса Пресли.
На берегу океана были разбросаны маленькие черные высохшие кармашки, из них ранее появились акулята. Забрала один с собой на память.
Грифоны-падальщики огромной толпой ели крупную мертвую рыбу на берегу. Очищали океан от мертвецов.
Обезьяны в Рио как из мультфильма «Мадагаскар»: интересовались часами одного из волонтеров.
В одном из бразильских городков пешеходная туристическая тропа приводит в пещеру с летучими змеями.
У китов в сентябре начинается сезон миграции, и они проплывают мимо берегов Флорианополиса, бьют хвостами о синь поверхности воды и играют, выпрыгивая из океанской толщи.
Голографические бабочки размером в две ладони присаживались на голову и плечи, совершенно не боясь меня.
Меня в лесу Рио однажды укусили примерно сорок диких ос. Ноги саднило, и они были опухшими примерно неделю.
Огромная черепаха в порту Рио на секунду показала мне свой столетний панцирь и скрылась в толще воды.
Интересно, если бы животные умели писать книги, стали бы они описывать восторг от встречи с человеком?
Женский клуб
На фазенде во Флорианополисе, где я обитала во время строительства тропы, начинался курс пермакультуры. В наш небольшой домик должны были съехаться ребята со всей Бразилии, чтобы научиться жить в гармонии с природой и работать на земле. На кухне было много работы, и хозяйка фазенды вызвала на помощь свою маму, которая сорок лет проработала поваром в бразильском ресторане.
Ее звали донна Маристелла. Я впервые повстречалась с ней на кухне во время приготовления обеда. Она была дородная, с большим животом и крупными грудями, словно та самая малютка Баубо. У нее был талант оказываться во всех местах одновременно. У плиты она ворочала гигантские кастрюли, в которых булькало ароматное варево. У стола она резала овощи идеальными кубами большим ножом. Возле двери она, в пару и чаду горячих ароматов, стирала со лба пот и натягивала передник на полный живот. В противоположном от плиты углу кухни она, нагибаясь к полу, разжигала печку, надувая свои круглые щеки. Она мыла, скребла, чистила, посыпала, месила, жарила, выгоняла любопытных кур из-под стола и снова возвращалась к булькающим вулканам кастрюль. Она была той самой пузатой богиней, не просто олицетворяющей плодородие, но творящей его собственными руками, готовящая кушанья для каждого голодного, большая и спокойная, как кит.
Я стала ее подмастерьем на кухне: чистила ведра картошки, коптила газовой плитой, мыла сто тысяч грязных тарелок, мазала большие противни топленым маслом, месила хлеба, варила кофе и готовила бразильские блюда. Кухня ходила ходуном, когда мы готовили. Солонки и перечницы плясали канкан, масло разливалось блестящей пленкой по поверхности теста, листья салата, словно опахала, летали в воздухе, помидоры, спагетти, картофель кружили хороводы, словно русские дети на Новый год, грязная посуда, прокатившись на карусели моих рук, становилась чистой, лава кипящих супов проливалась сквозь жерла вулканов-кастрюль. А донна Маристелла в это время рассказывала на португальском истории из своей юности, нашептывала бразильские сказки, шутила самые безбожные шутки, а я смеялась так неистово, что с утра можно было никого не будить – все просыпались от моего хохота.
Мужчинам в нашем тесном мирке было не по себе. Когда кто-нибудь из них случайно заходил на кухню, он чувствовал себя не в своей тарелке: разговоры прерывались на полуслове, мы заговорщически переглядывались с пузатой богиней и терпеливо ждали, пока непрошенный гость покинет оккупированную нами территорию. В присутствии донны Маристеллы я начинала глубже дышать, громче смеяться и тоньше чувствовать. Ее опыт 74 лет, знание жизни во всей ее полноте, бедности и богатстве, радости и тоске, приобретениях и утратах обитал в морщинках на ее лице, в мастерстве ее рук, в крупном теле, рожавшем огромное количество раз. Она обладала даром работать без устали сутками напролет. Ее появление на кухне сопровождалось возгласом: «Пришла». Мы здоровались, хлопая друг друга по бедрам, и начинали наше колдовство. Когда она готовила пироги, она счищала с противней сладкие крошки и приберегала их для меня, никому не разрешая ими лакомиться, зная о моих пристрастиях.