— Мне, пожалуйста…
Надо же, все из головы вылетело, наморщив лоб, она пытается вспомнить, что надо купить.
— Что с тобой, Ольвидита?
Хозяйка лавки показалась ей отвратительной, обращается с ней, как с маленькой девочкой, «все в порядке, полметра кружева и двадцать пять сантиметров атласа», домой она тоже пошла не кратчайшим путем, а вот и улица Агуа, здесь она родилась и миллион раз ходила, все знакомо до мелочей, многого уже и не замечаешь, любознательный турист обратил бы внимание на гербы и геральдические знаки, облепившие старинные здания, — следы былой роскоши, Ольвидо волнуют другие приметы и воспоминания, на этом углу внезапно пришли первые месячные, никто ее не предупреждал, все произошло так внезапно, она очень испугалась, старинные башни замков и гербы примелькались, как гнезда ласточек на карнизах под крышами, вот средневековый дом дона Габриля де Роблеса, первого чеканщика металлических денег в боливийском городе Потоси, монастырь святого Иосифа, часовня графа Кампоманеса, дом, в котором родился писатель Хиль-и-Карраско, дворец маркизов Вильяфранка, в честь которых назван их маленький городок, рядом дворец епископа Торкемада, обладавшего в свое время огромной духовной и светской властью: собор, больше шестидесяти приходов, подчинялся он только папе римскому; ее родной город Вильяфранка — исторический центр Бьерсо, важнейшего района провинции Леон, а ее родная улица — исторический центр Вильяфранки, жители городка считают его единственным и неподражаемым, хотя в Испании немало городов называются так же: Вилья-франка-де-лос-Кабальерос, Вильяфранка-де-Бонани, Вильяфранка-де-ла-Сьерра, и де-Пенедес, и дель-Кам-по, дель-Сид, де-лос-Баррос, дель-Эбро и дель-Дуэро, все равно они гордятся своим городом и своей исключительностью, в округе их считают разорившимися зазнайками, не желающими работать, руки слишком нежные, они даже онанизмом занимаются, держа наготове папиросную бумагу, говорили острые на язык соседи, вот вам доказательство: никто из них и не подумал податься в горы, они лучше голодать будут.
Не обращая внимания на давно примелькавшиеся исторические ценности, но чутко прислушиваясь к новому чувству, пульсирующему в груди, Ольвидо дошла до своего дома, красивая массивная дверь из благородного дерева, четыре квадрата, украшенные великолепным литьем, настоящее произведение искусства, дверь, никогда не закрывающаяся на замок, что тут красть? денег в доме нет, а мебель слишком ветхая, антиквариат еще не в моде, картины так потемнели от времени, что с трудом различаются фигуры, про подпись художника и говорить нечего, нечто загадочное, как на картинах Караваджо.
— Держи кружева, Исидора.
Проходя через мрачную прихожую, она услышала телефонный звонок на втором этаже, там были спальни, единственные жилые комнаты во всем доме, кто это может быть? Хотя она знала, что им мог звонить только один человек, все же где-то теплилась слабая надежда, звонок из Какабелоса стоит дорого, получить разговор не легче, чем если бы звонили из Кадиса, где живет ее отец, который, кстати, так ни разу и не позвонил, ах, если бы это был не тот, а другой, вполне определенный человек, как прекрасно было бы снова услышать его голос, хотя бы два слова, пусть бы даже он звонил не ей.
— Алло!
Трубку сняла Исидора, старая-престарая служанка, живущая в доме с незапамятных времен, старее, наверное, этой превратившейся в рухлядь мебели, давно уже ставшая членом семьи, служанка, которая не получает ни гроша и которая относится к своим хозяевам — тысячу раз объясняли ей, что здесь нет хозяев, что мы одна семья, — с величайшим почтением, реликвия старых добрых времен, так же как и старомодный телефонный аппарат, похожий на рожок для глухих.
— Донью Доситею Валкарсе Вега, пожалуйста.
— Кто спрашивает?
Исидора узнала дона Анхеля, никто больше им и не звонил, но правила приличия следует соблюдать, она позвала сеньору и на вопрос Ольвидо ответила: «Конечно, дон Анхель, кто же еще, детка», весьма удивившись разочарованию, отразившемуся на лице ее крошки, неужели девочка уже ждет чьих-то звонков? Мог бы позвонить, подумала Ольвидо, как восхитительно было бы услышать его голос, о чем бы мы говорили?
— Спасибо.
Мама подошла к телефону.
— Здравствуй, Анхель! Как ты себя чувствуешь?
— Все в порядке, а ты? Слушай, я подумал, у тебя ведь полный шкаф мужской одежды, что-нибудь ему может подойти, конечно, я не имею в виду двубортный костюм, что-нибудь попроще и попрактичнее, скажем, брюки, пуловер, будет велико — не беда, подгоним.
Человек, имя которого в этом доме не упоминалось, исчез так неожиданно, она была настолько не готова к этому, что он счел за благо оставить все свои вещи, где-то еще лежал его помазок для бритья, вся одежда прекрасно сохранилась, она подвешивала шарики нафталина, чтобы не завелась моль, хотя кому она нужна, эта одежда, весной клала в шкаф душистую веточку айвы, по характеру она была очень бережливой, времени хватало, а бесконечные домашние заботы отвлекают от мрачных мыслей.
— Я могу сама все ему подогнать.
— Не беспокойся, Виторина будет счастлива сделать это.
Ольвидо слушала весь разговор, стоя за дверью, по поведению и правилам хорошего тона у нее было «отлично», монахини ставили отметки по старинке, рутинная система, она не поняла, о чем конкретно идет речь, но интуитивно что-то почувствовала, сердце бешено заколотилось, как если бы у нее подскочила температура.
— Аспирин, пожалуйста.
Дон Анхель отпустил лекарство и весьма удивился, увидев, что в аптеку входил Англичанин, родом из Глазго.
— Черт возьми, мистер Уайт, надеюсь, вы не заболели? Вид у вас цветущий.
— Нет, нет, я не за лекарствами. Мне нужен этот, как его, азотистый аммиак, я правильно произношу?
— Это называется нитрат аммония.
— Вот-вот, нитрат аммония. У вас есть?
Уильям Уайт говорил по-испански довольно бегло и правильно, выдавал его только саксонский акцент. О том, что акцент был именно саксонским, все узнали от аптекаря, который, хотя и был германофилом, относился к мистеру Уайту с большим уважением, поскольку считал его культурным человеком, и подолгу беседовал с ним, когда им доводилось сталкиваться в кафе Макурро. В аптеке мистер Уайт появился впервые.
— Вы что, изготовляете взрывчатку?
— О нет, my God[7].
— Я шучу, все помешались на вольфраме, сами знаете, вот они и смешивают нитрат аммония с соляркой и используют эту смесь вместо динамита.
— Удобрение, прекрасное удобрение для сада и огорода, я выращиваю сказочные голубые гортензии.
Англичанин хорошо разбирался в сельском хозяйстве, он появился в Какабелосе несколько месяцев назад, купил небольшой домик на левом берегу реки у дороги на Карраседо, прекрасная земля, но плохо ухоженная; оформляя покупку, он подписал чек своими инициалами «У. У.», директор банка, желая прослыть человеком любезным, заметил: вам должно везти в жизни, есть такая примета, люди с одинаковыми инициалами везучие. Нет, мне просто повезло с покупкой, полмира объездил, чтобы найти такую землю, как здесь; подобный ответ обеспечил мистеру Уильяму Уайту симпатии всего местного населения.
— Нитрат аммония, пожалуйста. Что-нибудь еще?
— Я получил заказ на одно геологическое исследование, так что в ближайшее время придется подняться в горы.
Сообщая о заказе, Англичанин был весьма лаконичен, и все же он впервые заговорил о своих личных делах, их беседы в кафе скорее носили метафизический характер, это обстоятельство не могло не удивить дона Анхеля.
— Черт возьми, вы и в геологии разбираетесь!
— По специальности я почвовед, и поэтому разбираюсь в породе, ну и кое в чем еще. Заказ свалился совсем некстати. Мне нужен помощник, не могли бы вы кого-нибудь порекомендовать?
— Сотни людей ищут работу.
— Нужен молодой и порядочный парень. Я подумал о вашем подопечном, как вы посмотрите на это?
Ну и денек, сплошные неожиданности, тайны, покрытые мраком неизвестности. Аптекарь что-то вспомнил, но пока решил не углубляться в догадки, сейчас нужно выиграть время, чтобы подумать.
— Простите, пожалуйста, мне нужно срочно позвонить.
Телефонистка Далия, все ее звали Корина, соединила его с Вильяфранкой и нажала на отключатель, иногда забавно послушать телефонные разговоры, но она опасалась проделывать это с доном Анхелем после того, как он однажды вместо таблеток от головной боли дал ей слабительное, содержащее алоэ, два дня она не вставала с унитаза, просто чудом спаслась, а он ей потом дал понять, что нехорошо подслушивать чужие разговоры.
Доситея кивала головой, стараясь запомнить все инструкции дона Анхеля по поводу мужской одежды или, как он выразился, «гардероба для сеньора», стараясь не замечать легкой иронии, с которой он произносил слово «сеньор».
— …и что-нибудь практичное из зимних вещей, пока тепло, он щеголяет в рубашке, и никаких проблем, как только похолодает, потребуется утеплиться, в общем, сложи кое-какие вещички и пошли ему в Килос, я думаю, они тебе все равно не нужны, правда?
Жестоко с его стороны лишний раз напоминать ей о муже, он тут же раскаялся, ему хотелось сказать, что они должны помогать друг другу, времена тяжелые, если у кого-нибудь есть что-то лишнее, а другому именно этого не хватает, справедливо будет поделиться. Дон Анхель попрощался с двоюродной сестрой и вернулся к Англичанину.
— Он старательный и умный парень.
— Прекрасные качества, но мне нужен честный человек, я должен полностью доверять ему.
Доверять другу, компаньону, наконец, слуге в такое время, когда кругом царит нищета и речь идет просто о том, чтобы выжить, какие в этом случае могут быть гарантии, хорошая отметка за поведение, что ли?
— Ему можно доверять.
— Вы не против, если я предложу ему эту работу?
— Что вы, я буду очень доволен, если он примет ваше предложение, к сожалению, он заразился вольфрамовой лихорадкой.