[9], какой контраст с трагедией, которая разобьет ее сердце, надо рискнуть и написать ей письмо, что-нибудь вроде последней воли мужа, если я умру, пусть меня похоронят здесь, под персиковыми деревьями, у тебя будет прекрасная пенсия вдовы участника войны, все, хватит. Он опять подумал о-городе, подвергающемся непрерывным бомбежкам, да, они были правы, предупреждая, что любая мысль о себе опасна, всему есть предел, в том числе самоконтролю, не говоря уже об английской флегматичности.
9
— Суббота, суббота, погулять охота.
Я тоже стал повторять в конце недели эту незамысловатую присказку, заимствованную у Ховино, нехитрая философия, вполне соответствующая его бьющей через край жизненной силе и ураганному темпераменту, в вихре которого я себя чувствовал достаточно удобно, дела наши шли неплохо, хотя жилы попадались не очень богатые, моя доля составляла около ста килограммов, небольшое состояние, часть я перевел в деньги, на постоялом дворе Элоя Дырявого Кармана всегда толкались какие-то личности, готовые заплатить чистоганом за вольфрам, сомнительные типы, мягко говоря, но выбирать не приходится, я продал ровно столько, сколько нужно было на жизнь, остальное предназначалось в подарок моим близким, неплохой подарок я им приготовил, никогда раньше я не мог им ничего подарить, я ждал от них похвалы, «хороший парень», скажут они, что мне еще нужно? «хороший сын» все равно сказать некому; Ховино сразу же продал всю свою долю и, как всегда, по самой высокой цене, которую можно было выбить на постоялом дворе у Элоя, и сейчас был почти что богат.
— Это все мелочь, вот подожди, нападем на богатую жилу, я думаю, стоит пошуровать в окрестностях, недаром донья Ода бредит сундуками, в этом что-то есть.
— Старуха из ума выжила, а ты слушаешь.
У Ховино деньги не залеживались.
— Пошли в Понферраду, парень, в «Долларе» можно роскошно кутнуть.
— Ладно, но сначала в Какабелос, я хочу посмотреть «Железную корону».
— Это что такое?
— Хорошая картина.
— Ты что, и в самом деле собираешься терять время на кино?
Глаза у Ховино стали как плошки, кино никогда не входило в программу кутежей уважающих себя шахтеров, мне тоже было наплевать на эту картину, но я стоял на своем.
— Прекрасная картина, настоящее произведение искусства.
— Сверх программы, пожалуйста. Сходим на семичасовой, а потом в «Доллар», годится?
Знакомая мелодия, первые кадры киножурнала, весь мир у вас на ладони, смотрите, испанцы.
— Куда ты меня привел?
— Молчи, не мешай смотреть.
Я пытался привыкнуть к темноте, глядя не столько на экран, сколько на зрителей, обшаривал глазами ряд за рядом в поисках Ольвидо, даже со спины я ее ни с кем не спутаю, мой интерес к фильму объяснялся очень просто, но ее не было, сердце сжалось, может, на эту картину не пускают до восемнадцати лет, как я об этом не подумал, да нет, откуда такие строгости, кругом шумят дети, приходящие в восторг от звона скрещивающихся шпаг, просто она не пришла, но почему? казалось, журнал шел целую вечность, в главной роли Луиса Ферида, она великолепна, в кино все девушки великолепны, разве на улице встретишь такую красотку, но если бы мне пришлось выбирать Мисс Планету, я все равно бы выбрал Ольвидо, впрочем, сейчас она для меня так же недосягаема, как самая красивая девушка в мире, я внимательно вглядывался в черты прекрасной Луисы Фериды, и вдруг она превратилась в Клару Петаччи[10]: я увидел ее повешенную за ноги на огромной площади, вокруг кричит разгневанная толпа, зажегся свет, и видение исчезло.
— Пойдем покурим на улицу, у нас есть несколько минут.
— Я должен найти ее.
— Аусенсио, не будь наивным, женщины как курицы, ты им даешь маис, а они клюют дерьмо.
— Бели ты намекаешь на Ольвидо, я тебе сейчас врежу.
— Я о женщинах вообще.
Мы зашли в бар, потом вышли на улицу, в прозрачном небе носились сумасшедшие ласточки, ее нигде не было, я бросил недокуренную сигарету, непозволительная роскошь по тем временам, и подавленный вернулся в зал, по мне, пусть хоть вешают за ноги эту Луису Фериду, делают с ней что угодно, видал я таких б…, опять видения, сердце бешено забилось, она сидела во втором ряду, так близко от экрана, что я не мог ее увидеть, свет погас, я подошел и поздоровался, на экране замелькала реклама: Аспирин «Окаль», Очки фирмы «Ульоа», Станции техобслуживания «Иван», рядом с ней Нисета и Хелон, этот идиот промямлил что-то нечленораздельное.
— Какая встреча.
Наплевать, я согнал мальчишку, сидевшего рядом с ней, и занял его место, счастью не было предела, все равно что сидеть по правую руку от самого господа бога, ее запах, запах ее кожи, темнота — чудесный союзник влюбленных, наши пальцы сплелись, мое отражение тонуло в черных лагунах ее зрачков, голова закружилась, все вокруг исчезло, мы что-то говорили и не могли наговориться, не обращая внимания на шиканье со всех сторон, какое нам до них дело, мы и так насилу сдерживались, чтобы не поцеловаться, желание жгло меня как огонь, но я не мог себе позволить ничего лишнего, наша любовь все еще была платонической, что нужно Ховино? никак не пойму, он толкнул меня локтем в момент, когда картина приближалась к счастливой развязке.
— Смотри, смотри, все как в сказках старухи про сундук с золотом, вот так и мы с тобой найдем свою корону.
Железная корона, зарытая в землю, наконец найдена, подвиги героев вознаграждены, наплевать на все это, какое мне дело до ослепительной Луисы Фериды, нам еще столько нужно сказать друг другу, все время об одном и том же, времени мало, зажегся свет, и нас отбросило в разные стороны как ударом тока, когда мы теперь встретимся, наверно, не скоро и уж, по крайней мере, не так, вечно на людях, темнота зрительного зала сделала наше свидание почти что тайным, Хелон, вероятно, наябедничает отцу, гори все синим пламенем, «никто не сможет разлучить нас», она поклялась, пока, прощай.
— Теперь в Понферраду!
— Ой, парень, а ты уже готов!
Ховино умирал со смеху, а я чуть не умер со стыда, на моих новеньких светлых брюках расплылось огромное пятно, — это было во сне, чудесный сон, — мы зашли в буфет, и с помощью газировки я кое-как исправил положение.
— Скажешь хоть слово про Ольвидо, убью.
— По мне, слишком худа, спокойно, спокойно, я ведь даже имени не произнес.
— И не произноси.
— Ладно, пошли-ка лучше к проституткам, с ними все проще.
Ховино было невтерпеж, а я поплелся за ним по инерции. «Неплохой парень, да не умеет выбирать себе друзей», — сказал бы Хелон и был бы неправ, мое положение было непростым, все равно что человек, заблудившийся в густом лесу, кругом деревья и никакой перспективы, дойти до цели по прямой в моем случае было невозможно, известно, что в лесу прямая — самое длинное расстояние между двумя точками, Ховино Менендес оказался для меня самой короткой дорогой к Ольвидо, и все равно до нее еще далеко, очень далеко, и я пошел за ним, готовый на все, хотя желания идти туда у меня не было; квартал публичных домов производил гнетущее впечатление, здесь только зарождался поселок Ла-Пуэбла, у самой станции железной дороги, проложенной через шахтерский район, покрытые сажей дома, претенциозные подъезды с красными фонарями, очереди мужчин, заведения Розмари, Бланкиты, Саграрио; Ховино зашел пропустить рюмочку, а я предпочел побродить по пустынным перронам, меланхолически созерцая таинственные ночные поезда, навевающие вечную тоску, по крайней мере, здесь моя целомудренность была в безопасности, новенький паровоз тащил груженный рудой товарняк, Вента-до-Баньос — Леон — Понферрада, первый паровоз отечественного производства, компания «Макиниста Террестре и Маритима», неплохая машина, предмет национальной гордости, рядом с такой машиной, в суровой обстановке ночного вокзала, среди поездов и паровозов чувствуешь себя сильным, я утешался том, что не похож на жалких мужчин, вожделенно ожидающих своей очереди у дверей борделя, а вот и Ховино, нет, я не смог бы так, за деньги, поглядывая на часы, не смей думать об Ольвидо на этой помойке, но смей произносить ее имени.
— Ну как тебе?
— Противно, тошнит от всего этого.
— Слишком уж ты чистенький, вот что я тебе скажу, слишком чистенький, хотя в чем-то ты прав. Ну да ладно, это надо было увидеть хотя бы ради контраста. Сейчас пойдем к шикарным девочкам.
Кто-то окрестил Понферраду «городом доллара», то ли потому, что здесь легко уплывали заработанные деньги, то ли в честь шикарного кабаре под названием «Доллар» — царство денег, секса и вольфрама, «вход ограничен», намек на то, что в этом заведении без денег делать нечего, контраст и в самом деле огромный, красивый зал, никаких очередей, шикарные девочки потягивают за столиками свои рюмочки.
— Что будем пить, сеньоры?
Черт возьми, нас трудно спутать с сеньорами, но бармен хорошо знает свое дело, этакая невозмутимость, свойственная королям и официантам.
— Кларет.
— Не пори чепухи. Два ликера, пожалуйста.
— Я не люблю ликер.
Ховино решил просветить меня:
— Это шикарно, парень. Здесь пьют только крепкие ликеры, все по высшему разряду.
— Я человек слабый, притом с плохим характером.
— Смотри, самое интересное вон за той дверью в глубине зала, ты любишь азартные игры? там засел Ариас со своей командой, три месяца без перерыва дуются в преферанс.
— Да ты что, шутишь?
— Ей-богу, не вру, они встают из-за стола только когда приспичит или когда продуются в пух и прах.
— Любопытно…
— Не суйся, погоришь, любопытным в карты не везет.
— Не волнуйся, мне больше нравятся девочки.
— За чем дело? Выбирай красотку да поплотнее, чем плотнее, тем вкуснее.
Женщины смотрят тебе прямо в глаза и нагло улыбаются, в такой переделке мне еще бывать не приходилось, просто не знаешь, куда смотреть, любой твой взгляд расценивается как приглашение, главное, не покраснеть, это будет ужасно, я вперился в рюмку, как будто увидел на дне свою судьбу, кошмар какой-то, случайно посмотрел на яркую блондинку в узкой юбке с разрезом, а она высунула кончик языка и стала облизывать губы, хорошо еще, что заиграла музыка, и я с грехом пополам выбрался из затруднительного положения, но уронив собственного достоинства; на сцене, которую