— Когда я взрывал Каменную Бабу, в колено камнем шибануло, теперь, наверное, на всю жизнь хромым останусь.
— Пой, черт тебя возьми, или я засну.
Он молчал, глаза у него были закрыты, видно, здорово болела нога, но я верил в его выносливость, другой бы такого путешествия не выдержал, конечно, толку от него сейчас мало, чем он может мне помочь?
— Как ты думаешь, сколько нам отвалят за груз, который мы с тобой везем?
Услышав мой вопрос, он несколько оживился.
— Трудно сказать, думаю, больше миллиона, но меньше двух.
— Хорошо бы два…
Он снова умолк, у меня веки слипались, и чтобы не заснуть, я потер их слюной, помогло как мертвому припарки.
— Как ты думаешь, что случилось с Карином?
— Не знаю, когда мне ногу покалечило, по-моему, я потерял сознание, а когда пришел в себя, его уже не было.
— Как ты думаешь, никто из наших ребят не погиб?
— Сейчас мы оба погибнем, если ты не будешь вести машину осторожно.
Через заднее стекло я увидел, как в воздух полетели перья моей жертвы, чего этой безмозглой курице не спалось?
— Я же тебе говорю, пой что-нибудь, мне надо взбодриться.
— «Нет прелестнее девицы, чем проказница Мадлен…»
Он начал напевать какую-то песенку, она убаюкивала, как колыбельная, немудрено, что его самого тотчас сморил сон, нам и в голову не приходило, что так захочется спать, я усиленно тер виски, хотя понимал, что ничего не поможет, кусал губы, еще неизвестно, что опаснее, продолжать вести машину в таком состоянии или прекратить накручивать километры, я вдруг почувствовал, как нежные пальцы массируют мне затылок, мне стало легче, я расслабился, это было похоже на чудо, потому что я не видел, как она подошла, Ольвидо села рядом, смочила одеколоном носовой платок и провела им по моему лицу, не волнуйся, любимый, я не дам тебе уснуть, веди машину спокойно, слово «любимый» подействовало как бальзам, она продолжает меня любить несмотря на фамилию, прочно соединившую нас узами кровного родства, дорого же мы должны платить за это, я тоже люблю тебя, Ольвидо, никогда не покидай меня, ну почему я должна тебя покинуть, милый? никто и ничто не сможет нас разлучить, раз в законе ничего не сказано, что нам нельзя быть вместе, значит, никаких препятствий не существует, кровосмесительная любовь все равно остается любовью, о таком я даже не подумал, но, возможно, мы нашли спасительный выход, в каком официальном документе говорилось, что наш брак невозможен? мы привыкли, что в жизни все решают циркуляры, но не было такой гербовой бумаги, которая запрещала бы нам осуществить наши планы, я чувствовал себя бесконечно счастливым, блаженный покой разливался по всему телу, закрыв глаза, на какое-то мгновение я весь отдался во власть сладостного сна, и именно Ольвидо уведомила меня об опасности, осторожно! крикнула она, иначе мы сейчас разобьемся, я проснулся от того, что «форд» швырнуло в сторону, мои руки выпустили руль, и нас несло прямо на дерево, я затормозил в тот самый момент, когда удар, казалось, был уже неминуем, машина забуксовала и замерла, в тот же самый момент Ховино проснулся от толчка.
— Ну ты даешь! Ничего себе затормозил!
— Я заснул.
— Знаешь что, давай-ка поспи по-настоящему, так ездить больше нельзя.
Мы находились почти рядом с Ла-Баньесой, стало быть, отмахали весьма изрядно, подумал я, а впрочем, какое это имеет значение, мы проехали по жнивью до какой-то заброшенной фермы, наше внимание привлек огромный сарай с кирпичными стенами, я поставил машину в стороне от дороги, чтобы никто ничего не заподозрил, нас самих не смогут увидеть, а машина будет выглядеть так, словно она принадлежит местному фермеру, авось обойдется, сказал я себе, у меня уже действительно больше не было сил, мы с Ховино так намотались, что сон сразил нас мгновенно, тщетно я искал Ольвидо, она испарилась, через час я проснулся от того, что все тело затекло, но усталости как не бывало, кроме нескольких царапин, никаких повреждений я не обнаружил, день уже был в полном разгаре, резкий северо-западный ветер гнал по небу огромные темные тучи, как только он стихнет, начнется дождь, мы снова отправились в путь.
— Сильно болит?
— Только когда смеюсь.
Скорей всего ему не хотелось говорить о ноге, и просто так, чтобы поддержать разговор, я рассказал ему о смерти дона Анхеля, у меня не поворачивался язык даже мысленно назвать его отцом.
— Да, жаль, что такой аристократ, как он, окончил свою жизнь в «Долларе», для него это все равно что свинарник.
— Что поделаешь, таков закон жизни, как постелешь, так и поспишь.
— По-моему, он тебе ком-то приходится, нет?
— Никем.
— Тогда и говорить нечего. Каждому свое.
— Больше всего меня мучит мысль о судьбе, не моей, конечно, а наших ребят, последние часы были кошмарными, будем надеяться, что никто из них не погиб, ни Карин, ни Вилья. Где-то они сейчас?
— В таком деле, как наше, без риска не обойдешься, как говорят, судьба — индейка, а жизнь — копейка. Но согласись, нам было ради чего рисковать.
— Ну-ка, изобрази улыбочку!
— Не бойся, навряд ли они обратили на нас внимание.
— Если мне не удастся обвести этих болванов вокруг пальца, тогда держись крепче, придется их посшибать.
У обочины дороги стояло двое мотоциклистов, я не сбавил скорости, демонстрируя, что ничего не нарушил, проеду мимо и весело помашу им ручкой как ни в чем не бывало, это обычная поездка, и у меня нет оснований проявлять беспокойство, все должно выглядеть естественно, но онц уже делали мне знак, чтобы я остановился.
— Что везете?
— Железный лом с рудника Понферрады для литейных заводов в Вальядолиде.
— Что с вашим другом, случилось что?
— Да нет, просто он очень устал, мы гоним вовсю, надо груз доставить поскорее.
— Ну ладно. А накладная у вас есть?
— Конечно, должна быть, хотя в такой спешке… Да, вот она здесь, одну минуточку.
Пока я делал вид, что ищу бумагу, в голове молниеносно мелькнула мысль, суну им две пачки сотенных, за обычную перевозку без накладных вполне достаточно, если дать тысячные, они заподозрят неладное, а может, не возьмут, честными окажутся или, наоборот, решат, что мало отвалили, вот в чем проблема, хотя скорее всего, судя но опыту, клюнут.
— Вот возьмите.
Один из них взял деньги с невозмутимым видом, он даже не дал себе труда их пересчитать.
— Что ж, ладно, на сей раз так и быть, раз уж вы спешите.
— Спасибо.
Я посмотрел через заднее стекло, не следуют ли они за нами, но их не было видно, небось радехоньки, что ухватили добычу, я с облегчением вздохнул.
— Знаешь, что меня больше всего бесит в этих типах? То, что они еще при всем при том изображают из себя стражей порядка.
— Вот именно, да еще радуются, как младенцы, получившие игрушку, небось считают, что провели нас, словно последних идиотов.
Не доезжая до Саморы, мы решили остановиться в одном надежном местечке, в таверне «У Хуаниты», здесь обычно собирались и проводили время водители грузовиков, нам надо было немного прийти в себя.
Глядя на Хуаниту, трудно было поверить, что не так давно она была соблазнительной, хорошенькой девицей, теперь все называли ее Хуаной, с годами она раздобрела и стала раздражительной, но тем не менее сохраняла прежнюю приветливость, Хуану не удивил наш плачевный вид, даже наоборот, она встретила нас с особым радушием и теплотой.
— У меня тут есть тушеный кролик с луком, так и просится, чтобы его съели.
Будь Хуана молодой, она бы нам такого не предложила.
— Тащи сюда две порции твоего кролика!
Мы отправились в туалет, чтобы вымыть лицо и переодеться, у меня был с собой новый свитер, припасенный специально для встречи с важными покупателями может, с моей стороны было и неразумно переодеваться прямо здесь, но уж больно велик соблазн, и я не мог удержаться, на хозяйку красивый свитер — чистая шерсть — произвел впечатление.
— Черт возьми, ты в нем такой солидный господин!
— А ты всегда выглядишь королевой, Хуанита.
Жаркое оказалось вкуснятиной, мы смочили горло винцом, и тепло блаженно разлилось но телу, однако Ховино легче не стало, его лицо все больше бледнело.
— Очень больно?
— Не спрашивай. За чем пошел, то и нашел.
— Да ерунда это, вот увидишь, обойдется.
— Как мы избавимся от нашего груза?
— Я сам обо всем договорюсь, пусть платят четыреста за килограмм, подходит? Ты останешься в машине и через полчаса пройдешься перед дверью, если меня не будет, сматывай удочки, да поскорее… ты сможешь сесть за руль?
— Даже если лишусь ноги. Возьми с собой пистолет, ладно? а то никогда не знаешь, на что можно нарваться.
Я нажал на звонок у главного входа в «Комершиал Испанию», склад у них находился сзади, в переулке, мне показалось, будто что-то здесь неладно, во всяком случае совет «входите без стука» сейчас оказался неуместным, я снова хотел позвонить, но в этот момент дверь открыл сам Антонио Диас Дьес дель Мораль, он выглядел утомленным, под глазами мешки, на небритом лице проступила щетина, смотрел на меня явно с удивлением.
— Как, это вы?
Я прошел вслед за ним в кабинет, действительно, что-то здесь было не как обычно, служащие куда-то исчезли, папки с картотекой в беспорядке валялись на столе, кажется, я прервал его бюрократические упражнения. Как можно торжественнее я произнес:
— У меня для вас потрясающая партия товара.
— Уже поздно.
Мне показалось странным, что он упомянул о времени, для бизнеса время всегда находится.
— Но разве магазин не открыт?
— Я имел в виду другое.
— Это самая большая и лучшая партия вольфрама, которая когда-либо существовала, притом высшего сорта.
Прежде чем ответить, он помолчал, удивление, вызванное его странным поведением, вдруг сменилось у меня безотчетным страхом, на этот раз я не заметил алчного огня в его глазах, как это бывало раньше, в них не было ничего, кроме усталости и досады, так смотрит человек, который долго наблюдал одно и то же, и уже не верит в чудеса, но я опять ничего не понял, здесь было что-то другое.