Мысль "куда следует" плавно перетекла в вопрос "А кому следует?". К счастью для многострадальных мозгов, тут мой выбор оказался совсем невелик.
Нужный мне человек, скорее всего, находится на работе. Чтобы свести риск до минимума, оставляю Милку на обживание и не ленюсь пересечь полгорода, чтобы отзвониться с телефона-автомата на пригородном вокзале. Камер вокруг не видно, но береженого бог бережет, и говорить придется покороче. Лишь бы взял трубку именно тот, кто мне нужен...
- Слушаю! - знакомый голос звучит неожиданно.
- Узнаешь? - спрашиваю без лишних церемоний и, стараясь вложить в произнесенное слово максимум своих характерных интонаций.
- Допустим... - ответ несколько двусмысленен, но в голосе ловлю не только удивление, но и неподдельную радость. Этого более чем достаточно.
- Через час двадцать ровно. Там, где крайний раз пиво пили. Ждать не буду. Очень нужно.
Бросаю трубку, не дождавшись ответа. Появится, никуда не денется. Или это я так себя утешаю... Втиснувшись в толпу, ныряю в подземный переход. Времени, чтобы успеть к точке рандеву, у обоих в обрез.
Мы вместе учились в Одесской академии Сухопутных войск, были в одном отделении. На младших курсах спали на соседних койках в кубрике, а потом, на последних, жили в одной комнате общаги. После выпуска разбежались на пять лет.
Снова встретились в Ялте, на закрытом чемпионате по "охранным видам спорта", где он представлял спецподразделение по борьбе с терроризмом и, как и я, входил в команды по рукопашному бою, стрельбе и экстремальному вождению.
Ребята из нашего антитеррора по общему зачету обскакали россиян, казахов и белорусов (соревнования были международно-постсоветские, там встречались люди из бывшей "девятки", знавшие друг друга еще с брежневских времен), и наступали нам на пятки. Все решал последний горный заезд, в котором лидировали мы вдвоем... Трасса была жестокой даже для Крыма. На приличный транспорт командование, как всегда, пожлобилось, и мы использовали даже не раллийные, а обычные серийные "Жигули", приобретенные в Симферополе за копейки. Я "пятерку", а Серега - "семерку".
В общем, рассказывать особо не о чем, но в тот день похудел я на серпантинах килограмма на три, не меньше. Пришел к финишу первым, с отрывом всего лишь на три секунды, обеспечив команде победу, а себе двухнедельный внеплановый отпуск в санатории "Ливадия", рядом со знаменитым дворцом.
Капитан Бондаренко, тоже не обиженный своим начальством, оказался соседом по этажу. Два капитана выпили море водки, пощипали перышки охочим до приключений курортницам и разъехались по домам с твердым намерением более не прерывать общение.
А крайний раз, о котором я говорил, квасили мы в сквере напротив Дарницкого вокзала. Тогда я после увольнения нашел, наконец, работу. Грузчиком. Уже бухал по-македонски, на ходу и с двух рук, и находился в последней стадии развода, который, под непрекращающиеся скандалы, плавно перетекал в раздел имущества.
В тот день, пытаясь открыть дрожащими руками бутылку пива, я изливал душу Сереге - последнему человеку из прошлой жизни, которого мог назвать другом. Серега терпеливо кивал, но при этом незаметно поглядывал на часы...
Оказавшись на нужном месте, захожу в тыл монументу, вокруг которого и разбит сквер. Делая вид, что выпасаю кого-то из скачущих вокруг деревянных домиков ребятишек, осторожно выглядываю из-за огромной ивы. Бондаренко на месте. Сидит на лавочке, небрежно закинув ногу за ногу, и положив руки на спинку. Однако, чуть сжатые и напряженные плечи ясно говорят о волнении.
Подхожу из-за спины и присаживаюсь на другом конце скамейки. Сидим с минуту, делая вид, что другу друга не знаем. Вытаскиваю сигарету, сдвигаюсь поближе, интересуюсь насчет огонька. Серега щелкает тяжелым позолоченным "Зиппо" и, чуть шевеля губами, произносит:
- Здоровеньки булы!
- И тебе не хворать! Один?
Вопрос вроде бы идиотский. Если капитана страхуют, то хрен он признается. Но если спросить неожиданно, есть вероятность, что клиент лажанется и спалится...
Бондаренко убирает зажигалку, бросив обиженный взгляд. Ну да, заподозрил в нехорошем... Знаем мы вас! Сам из таких! Впрочем, если он врет, то за время, что мы не пересекались, он стал профессиональным актером.
- Ты откуда? - спрашивает он.
- От верблюда, откуда же еще? Или забыл как дети родятся?
- Гляжу, начал в себя приходить?
- Жизнь заставила.
- А как у тебя сейчас с этим делом? - Сергей характерным жестом щелкает под нижнюю челюсть.
- Нормально. До "белки" больше не допиваюсь.
- Уже лучше. Где сейчас?
- На белом свете.
- Темнишь, Витя, - Бондаренко произносит без обиды, просто констатируя факт. - Говори, зачем звал.
- Значит так. Минут пять ты слушаешь не перебивая, даже если сочтешь, что крыша моя съехала в бессрочный неоплаченный отпуск, и я на почве алкоголя ебнулся целиком и окончательно. После задаешь вопросы. Дальше - по обстоятельствам.
Сначала даю прослушать через наушник Витину исповедь, перегнанную в телефон. Потом четко, без лирики, с фактами и фамилиями рассказываю обо всех событиях, начиная с прошлого воскресенья.
По мере рассказа глаза у Сереги сужаются все больше, пока не превращаются в щелочки, которым позавидует любой, даже самый узкопленочный китаёза. Заканчиваю (умолчав, правда, о проданных фотопленках и нашей нынешней дислокации). Серега долго молчит. Анализирует достоверность и внутреннюю логику. Затем, еле слышно произносит:
- А к своим почему не пошел?
- Сам знаешь, в нашей конторе с две тысячи четвертого года американский Госдеп шурует, как в своем офисе. Узнав, наперегонки кинутся докладывать по команде. А там оно хрен знает каким боком и повернется. Сербина, поди не адвентисты седьмого дня заебашили ...
- Резонно, - цедит Бондаренко. - Да и ситуация, конечно, ближе к нашему профилю. А почему заметался?
- Они свидетелей убирают. А я вот, с одной стороны, не радуюсь от того, что кто-то сейчас строит планы вокруг килотонн, зарытых чуть не под Киевом. Живу я в этой стране, знаешь ли. Ну а с другой, как-то не хочу, чтобы меня из живых мертвецов перевели в мертвые. Зомби тоже умеет играть в баскетбол.
- Серьезно, - кивает Серега. Похоже, он уже принял какое-то решение. - Только твою проблему в лоб, пожалуй, не решить.
- Советоваться пойдешь?
- Вроде того.
- А не боишься?
- Да не очень. Один хрен не мой уровень, чтобы такие решения принимать. Моего шефа полгода назад пинком в сраку ушли, а на его место поставили полковничка, который только что из Вест-Пойнта. Он там проходил переподготовку по программе "НАТО без границ", у кого же нам учиться борьбе с терроризмом, как не у амеров? Ходит, хуйло со щетиной, и экзаменует оперов на знание державной мовы и янкесовских инструкций, которыми только в сортирах и подтираться. Так что теперь трудно сказать: если я к нему приду с таким вот заявлением, в каком Белом Доме этот рапорт раньше ляжет на стол - у нас, на Банковой31, или на Пенсильвания-авеню. Мы, конечно, профессионалы, а не политики, но последствия таких вот сюрпризов оценивать обязаны. Дай неделю, чтобы определиться.
- Три дня, не больше, - твердо отвечаю я. - Оставь "мыло", получишь письмо, ответишь отправителю. Текст любой. Слово "сложности" - значит, все в порядке, готовим встречу. Слово "план" - значит, за мной охота. Если через три дня не выходишь на связь, жду еще сорок восемь часов, дальше действую по обстоятельствам.
- Копию записи отдашь?
- Только в официальной обстановке. При свидетелях и под протокол.
Бондаренко кивает, вытаскивает из барсетки пачку листов для заметок и фломастер. (снова фломастер - общепринятая практика? ) Черкает коротенькую строчку и передает мне. Внимательно смотрю на адрес, тыкаю в середину листа почти докуренной сигаретой. По желтому квадратику расползается черное пятно с тонкой огненной каемкой, съедает цифры и символы...
- Ты уж прости, что я тебя тогда не вытащил, - мрачно говорит Серега, заполняя неожиданно долгую паузу. - Когда все закрутилось, я как раз умотал в Тверь на соревнования, потом в Варшаву на переподготовку. Приехал - а от тебя уже ни слуху. Трепались, что загнулся в психушке. Я почти поверил. С тобой ведь, честно говоря, к тому времени общаться было практически невозможно. По нашим каналам пытался поинтересоваться, но меня предупредили, что с тобой все кончено. Кого-то ты в конторе и выше заебал до крайности. Да, кстати... У меня ведь твои бабки остались. Я тогда машину по доверенности переоформил и продал, чтобы за долги не отобрали, а выручку на счет положил. По дороге заскочил в банк ...
- Деньги!? - видно очень я тогда пьяным был, раз не помню такого момента.
- Ну да - удивленно отвечает Бондаренко. - Я вообще думал, что ты для этого меня и вызвал. Восемь штук за твою "Паджеру". Ты ведь ее, когда чудить начал, изрядно помял, больше не давали. - Он протягивает конверт. - Догадываюсь, что в сложившихся обстоятельствах лишними они тебе не будут.
Я не рассыпаюсь в благодарностях. Молча киваю. Жмем руки, и Серега шагает через сквер к парковочной площадке, где его, как выяснилось, ожидает скромная "Infiniti QX56"...
Сижу, думаю. Откровенно говоря, мне (то есть нам с Милой) пока сказочно везет. Для беглецов, за которыми не стоит кто-то большой и сильный, главное - деньги. Деньги - это кров, еда, возможность отдохнуть, даже просто умыться и сохранить человеческий облик. И деньги у нас теперь есть, и достаточно много. Но надо признать - не моими заслугами, а чистым везением. Не окажись покойный отец Милы фотографом-порнографом... Будь у моего товарища чуть поменьше совести...
Ох, как тяжко бы нам сейчас пришлось.
Везение. Признаться, это нервирует меня больше всего. Как говорил товарищ Ломоносов, если где-то что-то прибавится, то где-то и убавиться должно. Нам подфартило дважды, а везенье - это категория вполне физическая и исчерпываемая. Но раз уж так вышло, и эстафетная палочка, переданная в надежные руки, понеслась к незримому финишу, то сам бог, как говорится, велел потратить эти несколько дней на улаживание дел бытовых и, что гораздо важнее, личных ...