— И еще не весь материал исследован, — продолжал отец. — Но абсолютно ясно: твое детище становится все более наглым. Рацион его питания расширяется концентрическими кругами. Поначалу он осторожничал и держался жилища, не отходя далеко. Но последнее убийство этот монстр совершил в миле отсюда. Если хочешь знать, это и заставило нас подумать о карьере. В контору шерифа вчера утром позвонила домовладелица. Женщина не видела, как все произошло, — лишь то, что осталось. Ее собака — золотистый ретривер — только что ощенилась. Уинстон разорвал мамашу в клочья и сожрал почти весь приплод.
— Я тебе не верю, — автоматически вырвалось у Миранды. — На острове хватает зверья. Хищники всех видов. Лисы. Койоты.
— Миранда, одного щенка он прихватил с собой. Поиграть. — Отец показал на дерево, склонившееся над карьером. Миранду передернуло от жуткого зрелища: щенок висел, как брошенная на ветку тряпичная кукла. — Он сломал ему лапы и оставил висеть там. Можно только гадать, чего ради он это сделал. Решил прихватить трофей? Или перекусить ночью?
От шматка рыбы на льду, еще хранящего жар ее тела, поднимался легкий парок. Наконец Миранда проговорила:
— Я никаких подобных злодеяний не замечала.
— Наверное, ты и не должна была видеть их.
Она хмуро взглянула на отца.
— Зону вокруг твоих тропинок он сохранял нетронутой, — ответил отец. — Не исключено, что свои убийства он от тебя скрывал.
Странно… Тут что-то не так… Однако Миранда не могла больше сдерживаться. Ужас душил ее.
— Уинстон… — чуть слышно позвала она, обращаясь скорее к себе.
Затем повернулась к отцу:
— И ты можешь объяснить, что все это означает?
— Не имею ни малейшего понятия.
Она вдруг пришла в сильное возбуждение.
— Самосознание. Интеллект.
— Миранда, оставь…
— Да ты не понимаешь! Его когнитивные функции… просто невероятные.
В этот момент оба заметили темный силуэт подо льдом: он двигался с бесшумностью растекающихся чернил. Широкая спина в долях дюйма от поверхности воды переливалась от пурпурного к оранжевому — скорее дух, чем тело. Отец показал рукой. Миранда кивнула. Это был он.
Тень вдруг описала стремительную дугу, и кусок трески исчез. Все произошло в одно мгновение, они и опомниться не успели. Во льду осталась лишь дыра размером с рыбу.
Отец издал звук, похожий на шипение выходящего из лопнувшего шарика воздуха. На какой-то момент он застыл в изумлении, совершенно ему не свойственном.
— А он вернется?
— Да.
Миранда знала, как отыскать Уинстона: по тянущимся за ним пузырькам воздуха. Она удивилась радости, которую вызвало у нее появление монстра. Ведь не еда заставила его подняться сюда из глубин — это было очевидно. Он и без того прекрасно умел удовлетворять свои потребности. Его привлекла утренняя зорька: Уинстон любил солнечные лучи. И ее, Миранду. Такое простое объяснение. А как, интересно, смотрелся свет наступающего дня из-подо льда? Наверное, как полог из радуг, подумалось ей.
И тут, вспомнив о совершенных им убийствах, Миранда почувствовала себя преданной. И дело не только в них. Не охотничьи проделки разочаровали ее, но его взросление. Она вдохнула в него жизнь, и вот он перерос границы ее понимания и больше не зависел от нее.
— Где он? — спросил отец.
Уинстон внезапно выскочил на поверхность. Взорвав лед фонтаном осколков, он словно завис в воздухе. Живот его был цвета созревшего цитруса. Изогнувшись, он с громким треском пробил зеркало льда — и был таков.
— Бог ты мой! — прошептал отец.
«Молодчина, Уинстон», — похвалила его про себя Миранда.
— Красавчик, правда? — вслух проговорила она.
Отец был в шоке.
— Ну и морда… — Он успел рассмотреть ее.
— Уинстон очень эмоционален. — Выделяй положительные моменты, подумала она. Тяни время. Дай им привыкнуть друг к другу. — Он умеет улыбаться, хмуриться, выражать страх, сожаление.
Миранда развернула второй сверток, с омаром — Уинстон обожал его.
— Уинстон, — позвала она и высоко подбросила угощение.
Монстр изогнулся дугой, чтобы поймать его, и, падая, пробил тонкий лед. И вновь гладкая кожа сверкнула в лучах солнца, перепончатые лапы оттолкнулись от воды, руки распростерлись в стороны. Его естественная грация лишь усиливала причудливость этого зрелища. С головой и лицом примата, без единой шерстинки, он был помесью нескольких существ, не являясь ни одним из них. Уинстон поймал омара пальцами с короткими суставами и воскового цвета когтями с темно-красными кончиками; ладони же были белыми. Миранда брала в руки эти пальцы — на их кончиках были завитушки папиллярных узоров. Уинстон имел отпечатки пальцев. И ясные зеленые глаза.
В высшей точке полета Уинстон бросил на них взгляд. Его уши, крохотные комочки с отверстиями, повернулись в их сторону. Он оценивал чужака с выражением… лукавого восторга на морде. И нырнул сквозь лед.
— Значит, у тебя и вправду получилось, надо же… — пробормотал отец. Его била дрожь: Эббот увидел, что у чудовища глаза — как у Миранды. А у нее, в свою очередь, были зеленые глаза женщины, о которой они с дочерью никогда не говорили. — Ты осмелилась…
— Это еще не все, — спокойно сказала Миранда.
Она поняла: ее мир вот-вот изменится, вопрос лишь — в какой степени. Ее фатализм остался в прошлом. Непонятно только одно: что задумал сделать с Уинстоном отец.
— Я достаточно насмотрелся.
— Нет, — возразила она, — не достаточно. Хоть однажды выслушай меня непредвзято.
Он отмахнулся от нее, как от назойливой мухи.
— Тебя переведут в другое место. Здесь ты превратилась в какого-то ковбоя, в скотницу. В потенциальный источник проблем. Ты нуждаешься в присмотре. Тебя надо направлять. Прививать уважение к системе. Я переговорил со своим старым другом.
Они всегда назывались старыми друзьями отца, ее опекуны и надзиратели.
— И кто на этот раз? — спросила она.
— Элис Голдинг.
— Элис? — ахнула Миранда.
Это была та самая женщина, что на похоронах опустилась на колени за спиной растерянной маленькой девочки, помогла ей сложить вместе ладошки и прошептала на ухо молитву, чтобы та повторила ее. Пол Эббот тогда безутешно рыдал, именно Элис помогла Миранде проводить маму к ангелам на небеса.
— Она возьмет тебя, если ты обещаешь…
Дальше Миранда слушать не стала. Все это пустые угрозы. Она знала: Элис заберет ее без всяких условий. Миранда почувствовала, что у нее потеплело на душе.
— Уезжаешь сегодня утром, — сказал отец. — Ты посеяла смуту в «Джексе». К счастью, директор пообещал привести все в порядок. С шерифом тоже уладят. Ничего подобного здесь отродясь не бывало.
— Этим утром?
— Твои чемоданы уже собраны.
— Ты не можешь так поступить.
— Отправляешься в Лос-Аламос. Здешние работы проконтролирует Калифорнийский университет. Элис уже подыскала место работы. У тебя, говорят, золотые руки.
— Но Уинстон… — начала она.
— В моих силах спасти только тебя, — сказал он.
— Как же я брошу его? Он не может без меня.
— Для тебя безопаснее будет там, Миранда.
— Но он никогда не причинит мне зла.
— Меня беспокоишь ты, а не твое создание.
Она колебалась. В голосе отца зазвучали привычные бюрократические нотки. И еще она уловила в нем страх. Глубокий страх.
— Ты слышала об этих микровспышках в Европе? — спросил он. — Загадочный вирус.
— И в ЮАР, — сказала Миранда. — Этой новости уже несколько недель. Вирусы локализованы в двух или трех лабораториях. Все кончено. — Пожав плечами, она съязвила: — Эбола тоже порой случается.
— Это не Эбола, — возразил он.
Каждая вспышка вовлекала в работу авторитетные лаборатории, специализирующиеся не на исследовании заболеваний, а на определении типа ДНК. Ни в одной из них не применялись какие-либо экстренные меры, кроме элементарных методов биологической защиты. Настоящей загадкой было: почему вирусу уделяли такое внимание? Поговаривали, мол, экотеррористы отправили почтой смертельные образцы или Унабомбер[19] постарался. В ученом сообществе бродило расхожее мнение, что вспышки эпидемии являлись каким-то видом геморрагической лихорадки, возможно, Эбола. Миранда слышала, заболевание передавалось при прямом контакте. Но не исключено, что и аэрозольным путем. Власти заняли стандартную оборонительную позицию, не подтверждая и не отрицая факты заражений. Этим они дали волю фантазии таблоидов: поползли нелепые слухи о «пожирающей плоть инфекции». Публика быстро утратила веру в то, что Эбола — нечто большее, чем развлечение. А Миранда перестала обращать внимание на эти разговоры.
— Но ведь ее локализовали, — сказала она.
— Ну да, посадили за семь замков, — спокойно ответил отец. — Но были на волосок от гибели.
Она почувствовала холодок страха — не столько от слов «на волосок от гибели», сколько от непреклонной закрытости отца.
— Так что это было?
— Точного определения у нас еще нет. Болезнь поражает кожу. Затем почти сразу — мозг.
Миранда на мгновение задумалась. Кожа, следом — мозг, какая тут связь? Симптомы проявлялись на самом наружном органе и тут же перекидывались на орган самый что ни на есть внутренний.
— А, ну понятно, — догадалась она. — Их порождает одна и та же ткань.
Ей хотелось обойтись без загадок в его стиле, блеснуть пониманием тонкостей. Отец внимательно наблюдал за ней.
— На ранней стадии наружный слой плодного тела втягивается внутрь, — процитировала она. — Внешние ткани становятся внутренними. Эктодерма образует полое пространство, которое превращается в позвоночный столб и мозг. На клеточном уровне кожа и нервная система — одно и то же. Вот почему меланома смертельна. Она появляется на коже, а затем поражает нервные клетки.
Миранда заметила, что ее слова произвели на отца впечатление. Но достаточно ли сильное? Продлит ли он ей стажировку, позволит ли и дальше работать с ее вероломным созданием?